Мы с Жулькой были друзьями – не разлей вода. Всё моё шкодство всегда проходило с участием спаниеля. Втихаря я выпускала из курятника кур, а потом бегала ловила их, чтобы снова загнать, понятное дело, Жулька постоянно был моим верным помощником. Почти каждый вечер меня отчитывали за непослушание, охали, де, куры с моим приездом стали плохо нестись. Ясное дело: когда тебя десять раз на дню гоняют по всему участку, да ещё и с собакой – тут не до яиц. Васька слушал, как меня ругают, философски жмурился и тёр мордочку лапкой: «Мур-р…» Проходит, мол, всё, пройдёт и это. Мне было шесть лет.

В выходной приехали мама с папой. Мы решили все вместе – дед, папа, мама, я и Жулька – сходить за грибами в лес. Утром собрались рано, еще только начало светать. Взяли корзинки, выпили чаю, свистнули Жульку и пошли. У последнего по улице дома все обратили внимание, что наш пёсик куда-то исчез. Дед начал его присвистывать, но Жульки и след простыл, а что такое поводок спаниель вообще не знал.

Через несколько минут раздался пронзительный женский визг, а в дырке под забором показалась Жулькина морда. Он яростно лез, крепко держа зубами дохлого цыплёнка. Через мгновение пёс уже подал дичь деду в руки и расплылся в широченной улыбке. Следом щелкнула калитка – перед нами возникла разъярённая фурия. Женщина орала благим матом, почти на ультразвуке:

– Задрал куря! На моих глазах! А ну, платите! На привязи надо держать свою собаку.

Дед полез в карман, протянул бабе деньги, взял Жульку за загривок и сделал вид, что треплет его в наказание. Пёс взвизгнул немного, хотя морда светилась от счастья. Баба быстро схватила деньги, вырвала из рук деда цыплёнка и растворилась за калиткой. Мы отправились дальше.

Дед подсмеивался и хвалил Жульку.

– Молодец, Жулик! Правильно мы тебя назвали. Хороший охотник, грамотно птичку взял. Без шума и пыли. А тётка бульон себе сегодня сварит.

Потом почему-то дед отстал. Не помню, то ли зашел к кому попутно, то ли ещё что, но мы с родителями ушли вперед. Жулька носился челноком – добежит до нас, и обратно деда искать.

Вскоре мы вышли к трассе, где со страшной скоростью проносились машины. Деда сзади не было, и мы вместе с Жулькой быстро перебежали дорогу. Жулька нырнул в кусты и исчез. Остановились подождать деда. Через некоторое время он показался с корзинкой по ту сторону дороги и замахал нам рукой. Жулька выскочил из кустов и пулей вылетел к нему навстречу....

Машина, которая сбила собаку, даже не притормозила. Нелюдь за рулём поддал газу и стал растворяться вдали. Посередине оживленной трассы, отлетев туда от сильного удара, теперь лежал недвижимо наш пёс, мой бело-чёрный Жулька, любимый дружочек, а под которым медленно растекалась лужа крови…

С диким, не детским криком я бросилась к пёсику, мама схватила меня и держала изо всех сил. На дорогу выбежал папа и, схватив Жульку на руки, вынес его оттуда. У пса текла кровь из ушей и из носа, но он был жив. Потрясённый дед, прошедший всю Великую Отечественную войну на передовой, стоял теперь со слезами на глазах. Папа осторожно передал Жульку в руки деда. От боли пёс взвизгнул и неожиданно прокусил ему руку насквозь.

Дедушка положил спаниеля на траву в кусты, и сказал, что нужно скорее идти домой за тележкой, чтобы аккуратно перевезти раненого домой. Я наотрез отказалась отходить от Жульки, и тогда дед с прокушенной рукой, из которой капала кровь, пошел сам. Жулькина голова покоилась у меня на коленях. Он даже не скулил, но слабел с каждой минутой. Я гладила его по голове и умоляла, чтобы он не умирал. Тогда я ещё верила в чудеса, надеялась, что кто-то там, на небесах, услышит меня – надо только очень сильно захотеть, – и собака обязательно выживет, и мы снова будем вместе гонять Ваську и кур. Я захлёбывалась слезами, мама боялась за мою психику, отец мрачно ходил вокруг и курил папиросы одну за другой, приговаривая, словно читал молитву: «Нельзя было переходить трассу, надо было здесь деда ждать…», почему-то обвиняя во всём маму: «Это всё ты! Ты! Пошли перейдём дорогу…»

Сколько прошло времени, никто не помнит. Пришёл дед с перебинтованной рукой и с тележкой, внутри которой всё было обложено старыми мягкими подушками. Он попытался приподнять безжизненное тело Жульки, тот слабо вскрикнул. Дед бережно потрогал его бока и покачал головой:

– Похоже, переломаны рёбра и повреждены внутренние органы, боюсь… – глядя на меня, дед не договорил, только глубоко, по-мужски, вздохнул и положил собаку в тележку. Хотя я и так всё поняла. Всю обратную дорогу мы молчали.

Дома Жулька практически не шевелился, но ещё дышал. Некоторое время он лежал у меня на коленях и боролся за жизнь. Я гладила его до последней минуты. Потом меня оттащили от собаки, а дед унёс Жульку.

Он так не сказал мне, где его похоронил.

Детское горе – самое ужасное на свете. Дед не мог жить без собак – после Жульки были другие, я их тоже любила, играла с ними, только мой чёрно-белый друг так и остался памяти маленьким бело-чёрным псом с длинными ушами, лежащим у меня на коленях и пытающимся слабым языком лизнуть мою руку.

Билли Бонс

Всё-таки немецкие породы отличаются от российских, китайских, японских, итальянских, английских и других. Похоже, собакевичи приобретают национальные черты, свойственные определённой группе населения нашей планеты. Возьмём немцев. Высокие, сильные, крепкие, уверенные в своих силах, достаточно прямолинейные по характеру и, самое важное, послушные дисциплине. У немца самое главное что – порядок. Этими качествами отличаются и немецкие собаки: громким голосом (шнауцеры, таксы, доберманы, ротвейлеры, немецкие овчарки, боксёры и доги), статью, хорошей дрессируемостью. Все эти собаки крепки, бодры, веселы, уверены в своих и чужих силах и, конечно, очень смелы.

Всё из вышеперечисленного присутствовало у цвергшнауцера Билли Бонса. Всё, кроме железной дисциплины. Таким разбойником был этот пёсик, каких ещё поискать. Розовый язычок из пастишки маячком, ушки на макушке, борода и усы круглосуточно в боевом положении, глазёнки хитрые, из-под модной чёлки так и сверкают: что бы ещё такого сделать? Как бы повеселиться, чтобы день не прошёл зазря?! С самого утра Билли мучился вопросами.

В один из вечеров Билли крупно повезло с весельем. Он возвращался с хозяйкой с прогулки домой. Как обычно, этот маленький пёсик бодро семенил лапками, бойцовски топорща бороду и усы. Гусар!

Путь маленького разбойника лежал мимо больших труб теплотрассы, около которых пригрелись три довольно крупные дворняги. Они мирно дремали под трубами, пока их покой не нарушил Билли Бонс. Дворняги вскочили и ринулись на нарушителя. Да с таким взбрехом, что хозяйка от неожиданности выпустила поводок из рук. Билли был счастлив – гусары устоят!

Пёсик затрясся мелкой дрожью. Нет, не от страха, а от спортивной злости. Кто держал эту породу, прекрасно представляет, что шнауцер это не порода – это состояние души. Борода маленького бойца заходила ходуном. С рёвом, достойным рабочей таксы в норе при захвате барсука, Бонс бросился в атаку. В середину стаи шаровой молнией ворвался сгусток мышц. От такого хамства дворняги замолчали, а затем с визгом бросились врассыпную. Храбрый цверг выбрал самую крупную псину и погнал её, как львица зебру. И тут ему повезло. Один из псов, не выдержав напора, решил пролезть между трубами теплотрассы, где плотно застрял. Перед мордочкой цверга замаячил мишенью чёрный зад с хвостом-поленом. Искушение было велико. Маленький разбойник зверски вцепился в штанину «дворянина». Застрявший пёс взвыл дурным голосом, взывая к небесам о спасении. Но Билли повис на анналах оппонента мёртвой хваткой, сжимая зубы крепче и крепче. Всё это происходило в считанные секунды.

Увидев это безобразие, хозяйка спохватилась, крепко взяла Билли за задние лапы, пытаясь отодрать его от несчастного дворяги. Однако, у неё ничего из этого не вышло. Для чего выведена порода «сверхшнауцеров»? Правильно! Крыс ловить! Подумаешь, крыса – размером со среднюю лайку. Главное, правильно захват сделать.