Глава I. Разбитые цветные стекла

В час, когда тяжелое закатное солнце окрасило облака розовым, к воротам замка Торнхилл подъехал всадник. Конь его едва держался на ногах, да и сам рыцарь представлял собой далеко не лучшее зрелище. Усталость на лице гостя, смешанная с ужасом и растерянностью, заставила стража ворот предположить, что случилось что-то страшное. Тем не менее, обязанности надо было выполнять.

— Стой, — строго сказал охранник, преграждая путь рыцарю.

— Пусти меня к лорду, болван! — низким хриплым голосом рявкнул всадник. — Я барон Ларгонский. У меня для него ужасная новость.

— Проезжайте, сир, — вздохнул страж, поднимая ворота. — Да поможет нам Небо!

Рыцарь спешился, отвел коня в стойло и поспешил в замок. Встретивший гостя слуга буквально вздрогнул от неожиданности, увидев перед собой столь необычное зрелище, но моментально взял себя в руки.

— Как вас отрекомендовать лорду? — учтиво спросил он.

— Сэр Эдор, барон Ларгонский, — ответил рыцарь. — Да поспеши, потому что дело невероятно сроч…

Гость не договорил. Разбив витражное окно, в комнату с жужжанием влетела тяжелая стрела и поразила сэра Эдора точно в шею. Рыцарь медленно осел на пол, пытаясь зажать пальцами пульсирующий поток крови, закатил глаза и испустил дух.

— Вот уже действительно стоит поверить, что дело было срочным, — в ужасе пробормотал дворецкий и побежал сообщать о трагической новости.

Не прошло и пяти минут, как в дверях появился сам хозяин замка, граф Лоулендский, сэр Генри Уотерхолл. Это был высокий грузный мужчина с длинными слегка вьющимися волосами. Одежда его отличалась роскошью, пожалуй, даже чрезмерной — в камзоле из дорогих материалов была явно видна работа нескольких искусных мастеров. На каждом из пальцев графа красовалось по перстню, а на груди сверкали несколько золотых цепей с драгоценными камнями.

Владелец замка спокойно и внимательно рассмотрел распростертое на полу тело рыцаря. Затем взгляд лорда прошелся и по разбитому окну, и по стоявшим в нерешительности слугам. Мягкий свет заходящего солнца, проходя сквозь витраж, раскрашивал каменный пол зала разноцветными пятнами. На них, словно рубины, алели капли крови барона. Граф провел ладонью по волосам и вздохнул.

— Боже, помилуй старую Англию, — произнес он. — Вот до чего мы дожили. В замке честного слуги государя средь бела дня бьют окна и отправляют на тот свет славного барона. Дайте хоть стрелу рассмотрю. Какая-то она странная. А несчастного сэра Эдора, мир праху его, накройте флагом. И сообщите герцогу Лидделу, что его вассал почил в моем доме.

Стрела, убившая барона, и вправду отличалась своей необычностью. Черный с красными разводами стержень венчало длинное пушистое оперение, а с торца красовалась фигурка летучей мыши с человеческим черепом. Ничего подобного графу до этого видеть не приходилось. Тяжелое предчувствие холодом сжало сердце лорда. В его графстве появились бандиты, а может, еще кто похуже.

Поджав губы, Уотерхолл смотрел, как тело барона накрывают белым с красными полосами флагом. Необъяснимая грусть и тяжелая, совершенно черная тоска накрыла графа.

— Милорд, — спросил кто-то из слуг. — Прикажете оставить тело здесь?

— Да, — холодно ответил сэр Генри. — До приезда кого-нибудь из людей сэра Уильяма.

Он хотел добавить: «еще не хватало, чтобы меня обвинили в убийстве чужого вассала, ведь вряд ли кто-то поверит, что можно убить человека точным попаданием стрелы через витраж, так пусть увидят все собственными глазами», но не стал. Пожалуй, не стоило объяснять свои мотивы лакеям. Граф подошел к разбитому окну и посмотрел на поврежденное место. Как-то это все было странно, непонятно, и сэр Генри никак не мог понять, что же именно его так беспокоит. И только когда он увидел в пробоине темнеющее небо, пронзительная мысль молнией блеснула в голове.

Стрела прилетела сверху! Господи, помилуй!

И тут Уотерхолл вспомнил, что не сделал самого главного — он не позвал священника. А все вокруг просто-таки кричало о необходимости присутствия служителя церкви.

— Немедленно пошлите за отцом Филиппом, — распорядился граф. — И принесите мне кубок вина!

Сладкий кроваво-красный напиток вернул сэру Генри спокойствие, но руки продолжали предательски дрожать. Граф еще раз внимательно посмотрел в окно. Мест, с которых удалось бы удачно пустить стрелу по такой траектории, вокруг не нашлось, если не считать старинного раскидистого дуба на вершине холма. До него, впрочем, было почти полмили, и едва ли даже арбалет мог выстрелить с силой, достаточной для того, чтобы и стекло разбить, и доблестного барона отправить на тот свет. Но и представить себе лучника, висящего в воздухе, Уотерхолл не мог. Еще, конечно, поражала безукоризненная точность попадания. Кем бы ни был убийца сэра Эдора, он обладал поистине сверхъестественным чутьем. Сэр Генри подумал, что сквозь волнистое цветное стекло витража снаружи даже просто разглядеть-то что-нибудь довольно сложно, не говоря уже о том, чтобы совершить смертельный выстрел.

Размышляя подобным образом, сквайр выпил почти весь кубок. За это время солнце зашло совсем, и из дыры в окне заструился прохладный ночной воздух.

Слуги зажгли в холле свечи, отчего на стенах заплясали неровные черные тени. И как только колокол в высокой часовне начал бить десять, дверь распахнулась, и в просторное помещение вошел отец Филипп.

— Dominus vobiscum, — мрачным басом сказал священник.

— Et cum spiritu tuo, — ответил граф.

Они оба подошли к лежащему телу. Святой отец поднял флаг и внимательно посмотрел на бледно-восковое лицо сэра Эдора.

— Мир его праху, — вздохнул духовник и перекрестился. — Прикажете провести мессу, милорд?

— Нет, — покачал головой Уотерхолл. — Во всяком случае, не сейчас. Для начала я хочу показать вам стрелу, которой был убит барон.

— Святые угодники, — удивленно выдохнул отец Филипп. — Готов поклясться, что это оружие сатаны. Вы только посмотрите на нее! Нет, ни один честный и благородный христианский воин не возьмет в руки это бесовское изделие. Фу, сэр Генри, теперь мне придется провести ночь в молитвенном бдении после того, как эта, с позволения сказать, стрела побывала в моих руках.

— Это еще не все, — сказал с тяжелым вздохом лорд и показал священнику окно.

Святой отец долго разглядывал разбитый витраж, недоуменно взирая то на убитого рыцаря, то на хозяина замка.

— Этого не может быть, — наконец изрек духовник. — Откуда был произведен выстрел? Не с неба же, в конце концов?

— Вот поэтому я и позвал вас, отец Филипп, — сказал лорд. — Этому замку понадобится святая защита.

Священник перекрестился и молча склонил голову. Сэр Генри допил остатки вина и приказал принести еще. В тихом холле едва различимо шептал сквозь пробоину ночной бриз, да слегка потрескивали свечи. Поэтому стук шагов хозяин замка услышал задолго до того, как открылась большая дверь, ведущая в основные покои.

— Генри, что здесь происходит? — от голоса вошедшей леди, казалось, дует холодный ветер. — Почему вы не соизволили поставить меня в известность о том, что в нашем замке убит вассал сэра Уильяма?

Супруга лорда Уотерхолла представляла собой воплощенную безупречность. В каждой детали ее одежды, в повороте головы, в тоне голоса не было ни единой помарки. Она любила сравнивать себя с идеально ограненным алмазом, но на самом деле лучше всего описал ее герцог Уорсли. Он, будучи в изрядном подпитии на балу у короля, высказался о леди Уотерхолл так: «раскрашенная ледышка с глазами волка». А потом добавил: «странно, что у них с Генри вообще есть дети».

На самом деле это было правдой. Урожденную баронессу Нэшуорт не интересовало ничего, кроме денег и власти. Она влюбила в себя юного сэра Генри, не испытывая к нему ни малейших чувств, и вскоре стала графиней Лоулендской, добившись всего, чего хотела.

В молодости сэр Генри обожал свою статную и изящную жену, но спустя время понял, что кубок вина на закате дня куда приятнее. И с тех пор совершенно перестал ценить мнение своей супруги, которое, кстати, в большинстве случаев было продиктовано алчностью. Поэтому даже в столь тяжелой ситуации, услышав вопрос леди Уотерхолл, граф небрежно ответил: