Всё что видела девушка — это красивую историю, полную тоскливого желания вырваться на свободу. А Шшангар уверял, что на чёрном полотне, искрящемся бриллиантами, изображена надежда. Он рисовал звёздную ночь в глазах рептилоида. Интересная задумка, особенно манера исполнения. Звёзды были настоящими бриллиантами, которые Шшангар крепил на особенный клей. Вот только никакой надежды в этой картине для Серафимы не было. Обречённость, тоска, как, впрочем, и на других полотнах принца.
— Если честно, то я никогда не понимала людей, стремящихся к одиночеству. Лично я его боюсь.
— В одиночестве много плюсов. Ты можешь познать себя, — мягко отозвался принц, а Серафима пожала плечами.
— Видимо, я так глубоко себя познала…
— Нет, мне кажется, ты боишься остаться сама с собой наедине. Поэтому и страх перед одиночеством.
Девушка усмехнулась. Рептилоид возможно был прав. Одиночество пугало Серафиму.
— Один человек мне сказал что одиночество удел Сильнейших.
— Очень мудрое высказывание.
— Значит вы сильный, ваше высочество, — подластилась Фима, разглядывая новые звёзды на своём будущем подарке.
Шшангар замер, напряжённо всматриваясь в безмятежное лицо землянки, которая даже не заметила его внимания, любуясь игрой света на гранях мелких драгоценных камней.
Сильный? Он сильный? Принц никогда ни от кого не слышал подобного комплимента. Он был кем угодно: и великим, и надеждой, и гарантом, но никто не считал его сильным. Наоборот, все пытались продавить его под себя.
Серафима обернулась, удивлённо моргнула.
— Что-то не так? — уточнила она, а принц улыбнулся.
— Вы удивительная, госпожа Заречина.
Серафима смутилась.
— В последнее время мне об этом часто говорят, только я не понимаю в чём моя удивительность. Мне кажется, я обычная.
Рептилоид вновь замер, услышав эхо своих мыслей в словах землянки. Обычным и он себя считал, поэтому и страшно было поверить, что он сильный.
— Ваша исключительность в том, что вы притягиваете других, — решил поделиться своими наблюдениями принц. — Вы словно магнит. И хочется с вами быть рядом, общаться.
Фима опустила взгляд. Приятный комплимент от его высочества немного смущал.
— Я всегда хотела иметь много друзей, но, увы, никто не остаётся рядом, — тихо шепнула она оглядываясь.
Саша показал ей на комфон, и в следующий миг ей пришло сообщение. Ребят вызвал майор, и они оставили девушку. А принц лишь краем глаза проводил сопровождение Серафимы. То, что бравые мужчины вовсе не для охраны госпожи Заречиной стало понятно, как только её поселили в выделенных апартаментах. Никто из них ни разу не пришёл проведать гостью принца, заперлись в комнате самого старшего и долго что-то обсуждали, установив «глушилки». Принц забавлялся чужой игрой. Всем что-то надо было, и никому дела не было до желания самого принца. Даже земляне и те имели свой тайный интерес.
Шшангар украдкой следил за Серафимой, ожидая от неё подвоха в любой момент. Сегодня она выбрала красивое платье небесного цвета длиной до колена. Оно оттеняло её туманные глаза. Избранница Сильнейшего, несомненно, по земным меркам была красавицей и поражала мужчин своей естественной природной красотой. Это Шшангар прекрасно понимал и отмечал, как вьются молодые земляне вокруг неё, пытаясь привлечь её внимание или добиться расположения. Густые тёмные брови, длинные ресницы, всегда серьёзный и даже слишком взрослый взгляд, но пухлые губки смягчали его.
Принц не понимал, почему она медлила. Он всё ждал, что землянка покажет наконец своё истинное лицо, заглотит приманку, ведь прилетела, приняла его приглашение, но его гостья витала в облаках. Думала о чём-то своём и улыбалась, открыто и тепло. Ведь всем известно, что она заодно с Сильнейшим. Так отчего же рядом с ней рептилоид чувствовал себя защищённо, словно она ему друг, равная, та, кто не ударит в спину? Она стала другой за те полгода, что они не виделись, повзрослела, в ней появилась женственность, но при этом осталась прежняя непосредственность. Друг, который, как и все, стал врагом и словно не понимал этого.
— Одиночество пугает тем, — мягко заговорил Шшангар, когда девушка убрала комфон в карман пиджака, — что открывает дверь к своим собственным чувствам.
Фима подняла взгляд на принца и вдруг задумалась о Ходе. Свои собственные чувства? Она вспомнила, как испугалась известия, что Ход читает её мысли, как мелочно подозревала его во влиянии на неё. И что же получалось? Дантэн дал ей шанс разобраться в себе. В своих собственных чувствах. Понять, чего, собственно, сама хочет.
Атландийцы однолюбы. В который раз она напомнила себе, что Ход признался ей в любви. Она для него стала единственной, как и он для неё. Она оставалась верна ему, даже сильно обидевшись. Верна себе. Ход словно учил её. Хотел, чтобы она поняла, чего хочет именно она. И гражданство тут было ни при чём. Лишь её собственные желания?
— Господи, — потрясённо выдохнула Фима, потревожив рептилоида.
Его рука дрогнула, а драгоценный камень скатился с полотна и упал в траву, где и затерялся. А Заречина расхаживала за спиной принца, сильно тревожа его всплеском оригинальной смеси чувств. Озарение, разочарование, облегчение. Всё было настолько острым и бурным, что принц никак не мог понять состояние своей гостьи.
Серафима долго не могла успокоиться. Так вот чего хотел Дантэн — чтобы она подумала. Не хотел давить. Свобода, то, что так бережно блюдут атландийцы. Свобода выбора, возможность принятия своих собственных решений. Девушка готова была разрыдаться от облегчения и обиды.
— Вот честное слово, атландийцы такие трудные для понимания, почему нельзя просто сказать словами, а? — обратилась она к принцу, который пожал плечами, продолжая приклеивать бриллианты.
— Республиканцы вообще очень странная раса. Ещё в Древности они принимали порой шокирующие решения. И я был крайне удивлён, когда узнал, что вы решили стать подругой для одного из них.
Серафима вздохнула расстроенно. Все думают, что это она решила. Все, кроме неё. Девушка же считала, что во всём виновато её сердце. А может и сам Дантэн. Он настолько невероятный, что сложно в него не влюбиться, хотя он и бесил, крайне часто.
Руки даже зачесались позвонить и высказаться. И не прикажешь же ему, не заставишь забрать её, слишком разные весовые категории для такого противостояния. Нужно что-то другое, что-то весьма хитрое, древнее.
— Или это не ваш выбор? — Фима долго не отвечала, заинтриговав принца.
Серафима даже не сразу сообразила, о чём её спрашивал рептилоид, и рассеянно воззрилась на него, пока не вспомнила суть разговора.
— Мой-мой, — успокоила она Шшангара, а заодно и себя. Отказываться от Дантэна она точно не собиралась. Ей нужно было подумать и понять, готова ли она к решительным и судьбоносным шагам в своей жизни.
— А вот у меня выбора и нет, — тихо обронил принц, поглядывая на охранников. Шширанши не оставлял младшего принца без присмотра. Таков был их уговор. Каждый жаждал получить своё. Девушка перестала расхаживать за спиной принца, встала рядом.
— Так не бывает, — возразила она. — Как говорит моя бабуля: «Даже если вас съели, есть два выхода: либо вверх, либо вниз».
Рептилоид усмехнулся, а Серафима заметила, как блеснули его глаза и расширились вертикальные зрачки.
— Нет, ну вот честно, чего вы рефлексируете. Не пора ли уже взять себя в руки и действовать? Вот чего вы боитесь? — наступила на больную мозоль Фима, от чего принц поморщился.
— Вам ведь известно, я не хочу становиться императором, но моим мнением никто не интересуется.
— Ну и ладно, сами виноваты, — легкомысленно отмахнулась от скорбных ноток в голосе принца Фима. — А вы назло станьте императором. Император, он же кто? Правильно — верхушка власти.
— Я не хочу. Мне власть не нужна. Я хочу свободы. Я хочу заниматься тем, к чему лежит душа.
Серафима грустно вздохнула.
— И я хочу, но! Свобода бывает разной. Нищий свободен от обязательств, но вынужден довольствоваться теми подачками, которые кидают ему прохожие. Он ненавидит их за это, но и не сможет прожить без них. Его свобода соизмерима с одним днём. Эйфория от такой свободы проходит быстро. Она пьянит тем, что нет оков ответственности, но взамен забирает возможность реализации. На кисти, краски и холст нужны деньги, а где он их возьмёт? А есть другая свобода, свобода править чужими жизнями, нести ответственность за государство и творить в своё удовольствие, организовывать выставки, помогать таким же, как вы, уникальным творцам, устраивать для них вечера, общаться, делиться тайнами мастерства, духовно обогащаться.
