Девочка слушала песенку, а потом ее губы сложились в улыбку – милую такую, детскую, беззащитную, как одуванчик под ветром. Дунь – и улетит улыбка, сорвется с лица, оставив после себя лишь голый, худой скорбный стебелек.

– А ты умеешь петь? – замолчала Уна – Ну-ка, спой что-нибудь! Давай!

Уна закивала, жестами предлагая девочке не бояться и запеть, та смотрела на нее непонимающе, потом мелко закивала – поняла! – и запела. На незнакомом Уне языке (!!!) спотыкаясь на словах, корявенько, но женщина вдруг подняла брови – а девочка-то умеет петь! У нее есть голос! Только голос… странный, низкий, не девчачий, будто в ней сидит другая девочка, гораздо старше, грубее. Увидев, что Уна поражена ее пением, девочка сбилась и замолчала, покраснев и снова упершись взглядом в столешницу. Уна хотела ей что-то сказать, ободрить, и тут в дверь постучали. Нет, не постучали – поскребли.

Дверь, сделанная из старого темного дуба снаружи была покрыта царапинами почти на высоту человеческого роста. Кахир иногда был особенно нетерпелив и обрушивался на нее всей массой своего тяжеленного тела, а его лапищи заканчивались когтями – больше достойными какого-нибудь медведя, чем домашней благообразной собаки. Так что ощущение было таким, будто кто-то пинает в дверь здоровенными сапожищами со стальными набойками на носах.

Уна легко вспорхнула с места, отодвинула на двери тяжелый стальной засов (на ночь всегда запиралась – мало ли кто по лесам шастает, эдак во сне и сгинешь), и в комнату ворвался пахнущий псиной сгусток энергии. Он радостно лизнул в нос не успевшую увернуться Уну, подскочил к Дайне, и та уже в полной мере испытала, что такое собачья радость. Лицо девочки мгновенно стало мокрым и липким, пес ткнулся лобастой мордой в живот найденыша, и Уна вдруг испугалась – вдруг девчонка перепугается зверя, решит, что тот хочет ее укусить!

Вообще-то все, кто видел Кахира вблизи, старались отойти от него подальше не делая резких движений. Уна сама, увидев такого чужого пса постаралась бы не вызывать у него подозрения в том, что женщина представляет для него хоть минимум опасности.

Однако произошло совсем не то, чего ожидала Уна. Девочка обняла Кахира за шею и стала хохотать – так счастливо, так радостно, так весело, что у женщины даже заныло сердце, то ли от радости, то ли от печали. Девчонка не отпускала Кахира, а тот, будто знал ее всю жизнь, стоял перед ней и терпел, пока Дайна его гладила, тискала, что-то шептала ему на ухо и блаженно улыбалась, как если бы нашла самое дорогое сокровище в своей жизни.

– Ка-хир! – сказала Уна, указывая на пса.

– У-на! – показала на себя.

– Ты —?

– Диана! – тихо ответила девочка, и Уну будто треснули поленом по голове. Она едва не потеряла сознание от нахлынувших, просто-таки сбивших ее с ног чувств – Диана! Это же… Дайна! То есть… Найденыш! Это знак судьбы! Знак богов! Это точно они прислали ей Дайну!

– Дайна! – выдохнув и продышавшись сказала Уна, указывая на девочку – Ты – Дайна!

– Дайна! – повторила за ней девочка, улыбнулась, но вдруг снова нахмурилась – Диана. Диана!

– Диана – так Диана – пожала плечами Уна и добавила – Здесь будешь Дианой, а в деревне – Дайной. Почему бы и нет? Не надо привлекать внимание странными именем. Ладно?

Но Диана ничего ей не ответила. Она не поняла. И Уна снова вздохнула – надо как-то выходить из положения, учить девочку говорить. Иначе… иначе нельзя. Им ведь тут жить!

Ну какое это счастье! Собака из сна! Обнять, уткнуться лицом в мокрую холодную шерсть, обнять за могучую шею! Никогда еще Диане не было так хорошо и спокойно. Никогда.

Диана хохотала, не в силах удержаться, а пес улыбался, и красный его язык, вываленный через белые сахарные клыки подрагивал, то с чмоканьем втягивался в пасть, то снова высовывался, что пройтись по ее подбородку. Наконец пес мягко отошел от Дианы, а фея указала на него пальцем и улыбаясь сказала:

– Ка-хир!

Потом показала на себя, и сказала:

– Уна!

И тут же добавила что-то, чего Диана не поняла, показывая на нее, Диану. Подумав пару секунд, Диана сообразила – скорее всего, это были имена, а сейчас фея спрашивает ее, Дианы, имя. То, что фея не понимает русского языка это совсем не удивительно – в мире много всяких языков, ведь Диана смотрит телевизор, а там говорят на многих языках. Люди ведь бывают всякие – и белые, и черные, и желтые. Всякие! У них свои языки. Так почему бы не быть языку фей?

– Диана! – потупившись, с трудом ответила девочка. Говорить ей было почему-то очень трудно. Губы не слушались, горло не слушалось, они отказывались выпускать слова. Вот когда пела – тогда все легко. Если не задумываться. А задумаешься – и опять трудно.

Фея вдруг побледнела, отшатнулась, будто Диана сказала что-то страшное, губы ее задрожали и женщина повторила за Дианой:

– Дайна! Ий – Дайна!

Диане почему-то не понравилось, как коверкают ее имя – это же ее имя! А кроме имени у нее ничего нет! Будь ты даже фея, а все равно – нечего коверкать!

– Диана! – упрямо повторила девочка, сдвинув брови.

Уна вздохнула, кивнула:

– Эйт – Диана, сар одар серед – Дайна!

Диана ничего не ответила. Во-первых, не поняла, во-вторых, не хотела понимать. Никаких Дайн! Только Диана! А Кахир славный… Когда фея прогонит Диану, Кахир останется здесь. И от этого стало ужасно грустно. Все-таки это сон…

Хотя… во сне не бывает туалетов без унитаза. Там вообще не бывает туалетов! И вкусного супа не бывает. И компота. И не бывает фей без волшебных палочек, фей, которые не понимают русского языка. Но есть же иностранные феи?

Диана запуталась в своих мыслях, и уйдя в себя не сразу расслышала то, что говорит ей фея. А когда расслышала – поджала губы и снова уткнулась взглядом в столешницу. Фея пыталась ей что-то сказать, но опять – на непонятном языке. Сейчас поговорит, поговорит с Дианой, да и выгонит ее из дома. Или из сна? Ведь глупых девочек, которые не понимают фей надо гнать и чем-нибудь ударить. Потому, когда фея наклонилась к Диане, та испуганно вздрогнула и отшатнулась, прикрывшись рукой от удара. Ей показалось, что фея сейчас ударит ее по щеке, и будет больно, а Диана не любит боль.

Но фея не ударила. Она положила ладонь Диане на щеку и ласково погладила, глядя в глаза, с таким выражением лица, с каким смотрят только мамы из телевизора. Настоящие мамы, не злые. А может она и есть настоящая мама? А что? Настоящая мама потеряла ее и не могла найти! А Диана попалась злой маме, которая ее мучила долго-предолго! А потом Диана как-то – рраз! И снова нашлась!

Нет, так не может быть. Такой сказки нет. Диана такой сказки не видела. Это все-таки фея. Но добрая фея, которая не будет ее бить.

Сделав этот вывод и расставив все по полочкам, Диана успокоилась и расслабилась. Если ее не будут бить, кормят, есть замечательная собака из сна – может жизнь налаживается? Может впереди все хорошо? Одно только плохо – не может понять фею, не может понять то, что та ей хочет сказать. И как тут быть?

Фея молча смотрела на Диану и ничего не говорила. И чем больше смотрела, тем больше Диана начинала беспокоиться. А потом фея вдруг хлопнула ладонями по столу (Диана даже не вздрогнула!), довольно улыбнулась и произнесла какую-то короткую фразу. Произнеся – встала, и пошла к стене, вдоль которой стоял огромный, до самого потолка шкаф с маленькими выдвижными ящичками. Диана не знала, что это ящички, но поняла, что это такое, когда фея стала по очереди их выдвигать, заглядывая и что-то шепча себе под нос. Выдвинула несколько ящиков, снова закрыла, постояла, раздумывая, кивнула, оглянулась и Диану и почему-то ей подмигнула. Диана только захлопала глазами – фея, а ведет себя как девчонка! Хулиганит! Феи должны быть важные, в красивых одеждах, с волшебной палочкой. Или маленькие, в коротких юбочках из цветов и с крылышками. Кстати, Диана так и не поняла – почему и те, и другие называются феями. Старая тетенька – фея! И почти голенькие девчонки – тоже феи! Как так? Загадка!