Адалин ненадолго пришла в себя, задохнувшись от наглости землевладельца. Подобные прикосновения могли позволить себе мужчины только в отношении жены или ребенка.

Грудь девушки выпирала из тонкого корсета, касаясь накрахмаленной рубашки фон Миллера. С каждым новым трением пальцы мужчины сжимались все сильнее, как и стиснутые до хруста челюсти.

– Дочь! – отец привстал с широкого темно-зеленого бархатного кресла, распахивая широкие объятия. Раньше Адалин находила там спасение от всех бед, сейчас же они казались лживыми.

Как только фон Миллер посадил Адалин прямо рядом с собой на широкий красный диван с резными деревянными ножками, она скользнула взглядом по встревоженному библиотекарю. Самсон Фолк не находил себе места, наверняка тревожась о предстоящей дуэли. Кажется, он даже не заметил появления Адалин.

– Отец… – слова соскользнули с губ девушки надрывным стоном, криком о спасении. – Что происходит?

– Наш дорогой господин Людвиг фон Миллер, – старик поднялся на ноги, снимая шляпу и склоняя седую, почти лысую голову в знак уважения к землевладельцу. Хозяин замка настолько привык к подобному отношению, что и глазом не повел. Адалин в который раз подметила для себя его высокомерие и тщеславие. – Оказал огромную честь тебе, а также всему нашему крестьянскому роду Семирсильд… Он хочет взять тебя в жены, милая! Разве это не чудесно?

– Что?!

На мгновение Адалин показалось, что она спит. Диван под ней будто растворялся, и девушка чувствовала себя проваливающейся с какой-то безмерной глыбы в пропасть… Конечности не просто онемели, они стали тягучими и растекающимися. Внезапно дышать стало нечем, легкие сковало. Адалин не могла найти себе место! Не могла найти слов, чтобы выразить весь тот ужас, что возник внутри от «чудесной» новости! Лучше бы фон Миллер заточил ее в башню, как она сперва решила.

Облизав сухие до боли губы, из-под ресниц взглянула на феодала, испепеляющего ее зрачками, ставшими снова красными. Он буквально ловил каждую эмоцию своими пугающими суженными глазами.

– Но… я ведь уже обручена в церкви! Нас благословили на брак! – закричала Адалин настолько громко, насколько позволяли сбивчивое дыхание и охрипший голос. В частности, связано это было с ладонью фон Миллера, которую он зачем-то решил разместить на ее колене, что было высшей мерой пошлости и полным отсутствием воспитания даже для обученных пар, не говоря уже про данный странный случай. – Это позор, отец. Ты хочешь, чтобы я стала… О, дьявол… любовницей? Вне нашей веры?!

– Согласен, – наконец, подал голос Самон Фолк. – Это недопустимо!

– Дорогая, у уважаемого фон Миллера есть власть и деньги. Он выше веры, – вконец добил девушку старик, который с самого ее рождения внушал дочери, что жить нужно исключительно по закону церкви. Что нет ничего ужаснее осуждения толпы и чужого мнения. – К тому же… Мы получили за тебя деньги, которые позволят безбедно прожить до смерти нам с матерью.

– Деньги… – печально вспомнила Адалин, опустив голову и втянув обратно непрошеные слезы. Впервые в жизни она так отчаянно пыталась быть сильной. Казаться той, кто стерпит любое предательство. Именно поэтому тон вышел немного издевательским: – Ты ведь меня продал… Как я могла забыть.

– Милая, в этом и есть суть детей! – возмутился старик, снова и снова кидая встревоженно-вопросительный взгляд на молчавшего фон Миллера. Он словно наблюдал за развернувшейся картиной и получал от этого странное удовольствие. Так казалось Адалин. Что скрывала холодная полуулыбка и сведенные на переносице брови, было не разгадать. – Выдать удачно замуж и обеспечить при этом себе безбедную старость. Все эти восемнадцать лет мы вкладывали в тебя любовь, разве ты не хочешь вложить немного в нас?

Адалин задумчиво уставилась на отца, криво усмехнувшись. Этот корыстный человек был ей не знаком. Любящий отец позаботился бы не только о своем обогащении, но хотя бы спросил, хочет ли этого брака Адалин.

– Хочу, – холодно отрезала девушка, закрывая для себя тему отцовской любви. Он уже все сказал, Адалин всего лишь товаром являлась для него. Повернувшись к фон Миллеру, она обратилась к старику: – Но… Позволь мне оспорить некоторые твои слова. Если бы наш землевладелец действительно был настолько уважаемым и достопочтенный, он бы не обрек свою избранницу на постыдное звание «любовница».

И снова Адалин услышала, как челюсти феодала раздраженно сомкнулись, желваки заиграли. И без того пугающий звериный оскал очерствел, зрачки стали на редкость узкими. Стакан с неизвестным девушке алкоголем, который мужчина держал в руках, вальяжно попивая, хрустнул и распался на две равные части. Темная жидкость запятнала белый ковер с высоким ворсом, но фон Миллер и бровью не повел.

– Никто и не говорил о любовнице, – рявкнул он так громко, чёрство и остервенело, что все в комнате вздрогнули. Адалин тут же пожалела, что издевки ради посмела задеть гордыню феодала. – Завтра утром нас обручат. На территории замка есть церковь.

– Это недопустимо! – вскочив на ноги, истерически закричал Самсон Фолк. И все же для себя мужчина решил, что боится землевладельца меньше, чем людского осуждения. – Вы нарушаете все правила! Адалин моя жена, и другого исхода не ждите. Консумирован брак или нет… Мы уходим. Вставай, дорогая!

Фолк протянул Адалин руку, надеясь на поддержку, но девушке в мгновение ока стало невыносимо страшно. Взыграл внутренний инстинкт самосохранения…

Фон Миллер просто смотрел на библиотекаря, и поза землевладельца казалась расслабленной и вальяжной, но… Боже, он просто распространял вокруг ауру холодящей опасности и многозначительного предупреждения. Будто хищник, готовый атаковать в любой момент, дай только повод.

– Чего ты сидишь, Адалин? – менее смело, прокашлявшись, поторопил девушку библиотекарь, стерев капли пота накрахмаленным платочком. – Идем скорее.

Сердце в груди Адалин безумно стучало, пульс вызывал мигрень. Она не могла решить: встать ли ей на сторону библиотекаря и гарантировано получить незавидное будущее или все же попытаться найти другой путь к свободе.

– Шпага или пистолет? – рассекли молчание, словно ледяным ножом, лишенные каких-либо эмоций слова фон Миллера. Он смотрел в упор на библиотекаря, не моргая, чем вгонял того в предобморочное состояние. Ладонь по-прежнему сжимала коленку девушки, с каждым мгновением все сильнее и сильнее, словно пытаясь оставить свой след. Отпечатать в памяти и сознании девушки, кто теперь ее мужчина. Кто главный.

– Шпага, – после секунды раздумий нехотя выдохнул Самсон Фолк, пораженно опуская голову. Для себя он уже проиграл.

Адалин знала, что не может повлиять на решение о дуэли. Не может оградить упертого Самсона и повернуть время вспять. Все же ей было жаль библиотекаря. Пусть девушка и не испытывала к нему любви, но уважения он заслуживал.

– Прошу, – взмолилась, неосознанно хватаясь руками за лацкан рубашки фон Миллера. Но когда осознала свою оплошность и попыталась отодвинуться, тут же оказалась остановлена хваткой мужчины. Он накрыл ее руки своей рукой, крепко удерживая. После чего облизал губы, хрипло прошептал:

– Продолжай… Начало мне уже нравится, дорогая…

Адалин выбросила странный подтекст из головы, выдохнув:

– Пусть дуэль будет честной. Не используйте свои способности, молю.

Фон Миллер долго молчал, хитро сверкая алыми глазами. Чем больше проходило времени, тем более дерзкой становилась улыбка на лице мужчины и отчаяннее выражение лица Адалин. Она знала: окажись правдой все то, что говорят про феодала, он может в секунду вырвать сердце из груди библиотекаря, даже не моргнув.

– Хорошо, – внезапно выдал фон Миллер, чем не на шутку удивил всех вокруг. Адалин широко распахнула глаза, но не успела ответить спасибо, как феодал продолжил: – За твой поцелуй, Адалин.

Сердце в груди Адалин забилось невыносимо быстро, грозя вырваться из-под узкого корсета. Она по инерции отшатнулась назад, сжимая побелевшими пальцами покрывшиеся густой краснотой щеки.