Помните «Человека-невидимку»? После гибели Гриффина три тома его рукописей попали к хозяину трактира возле Порт-Стоу. Герберт Уэллс замечательно описывает, как воскресными вечерами трактирщик разглядывает, именно разглядывает, а не читает рукописи великого физика: «Хозяин садится в кресло, медленно набивает глиняную трубку, не отрывая восхищенного взора от книг. Затем он пододвигает к себе одну из них и начинает изучать ее, переворачивая страницы, то от начала к концу, то от конца к началу. Брови его сдвинуты и губы шевелятся от усилия.

— Шесть, маленькое два сверху, крестик и закорючка. Господи, вот голова была… Сколько тут тайн, — говорит он, — удивительных тайн… Эх, доискаться бы только!»

Нам остается лишь поблагодарить судьбу за то, что рукописи Цандера не попали к безграмотному трактирщику, и выразить надежду, что сведущие, терпеливые и добросовестные люди непременно откроют все «удивительные тайны», до поры спрятанные в них.

В автобиографии, написанной в 1924 году, сам Цандер говорит, что начал свои изыскания в области межпланетных полетов в 1906 году, то есть в Данциге. Но первая известная нам запись, относящаяся к этой теме, датирована 10 ноября 1907 года, когда Цандера уже не было в Германии.

В письмах отца легко проглядывалось его желание вернуть Фриделя домой. Несколько писем получил он и от своих бывших товарищей по политехническому институту. Они писали, что занятия возобновились, но стать вновь студентом нелегко; новый директор профессор Книрим был похлестче прежнего, и каждый вновь поступающий, прежде чем попасть в аудиторию, просеивался сквозь сито полицейских картотек. Революционные действия рабочих в 1905 году Фридель если и не поддерживал активно, то уж, во всяком случае, не осуждал. Возможно, и о листовках было известно где надо. Артура Константиновича считали в Риге человеком левых взглядов. Он и раньше забастовщиков лечил бесплатно, а теперь работниц из соседних домов-общежитий фабрики «Засулаука мануфактура», токарей завода «Мотор», слесарей железнодорожного депо он дома учил оказывать первую медицинскую помощь раненым. Еще в 1905 году отцу все это припомнили: он уже не был заместителем участкового попечителя и считался «сочувствующим бунтарям». Кто же пустит сына этакого «вольнодумца» в институт?

Но время шло, и к концу лета 1907 года решили наконец принять в политехникум студентов, исключенных «за участие в сходке», и тех, кто отказался давать какие-либо обещания относительно своей будущей политической благонадежности. Фридель узнал, что очень многие из его бывших однокашников возвращаются в институт. И защемило сердце. Очень соскучился он по отцу, Маргарете, по родному дому. Надоела эта Германия, невкусные обеды, чужие дома с чужими перилами и чужими порядками, пересчеты пфеннигов в тощем кошельке. Одиночество надоело. Он не стал дожидаться окончания летнего семестра, 26 июня получил свидетельство об успеваемости и отличном поведении за время обучения, украшенное пушистым, похожим на разгневанного индюка кайзеровским орлом, и отправился домой, в родную Ригу…

Он не был в Риге более полутора лет. И к этому надо зайти, и с тем повидаться. Каждый знает, сколько дел появляется сразу, когда возвращаешься домой после отсутствия несравненно более короткого, чем поездка Цандера в Германию. А тут еще выяснилось, что надо хлопотать о рекомендательных письмах, иначе с приемом в институт могут возникнуть затруднения. После размеренного и неторопливого течения жизни в Данциге просто водоворот какой-то! Казалось бы, сейчас не до занятий наукой и тем более не до межпланетных сообщений. Но именно в это время он делает запись в своей тетради. И какую запись! «Вопросы строительства космического корабля. Условия, определяющие форму корабля. Число наружных стен. Отсеки. Приспособление для удержки пола в горизонтальном положении. Может быть так? Как компас на морских кораблях. Существующие в настоящее время компрессоры. Вещества, поглощающие углекислоту и другие возникающие газы. Регенерация кислорода. Переработка отходов: садик в космическом корабле. Помещение для горючего. Переработка солнечного тепла. Выбор движущей силы. Строительство зданий для постройки и размещения космического корабля. Помещение для вспомогательных средств и примерные очертания космического корабля».

Даже человеку, далекому от науки и техники, понятен масштаб этого грандиозного плана научно-исследовательских работ. Он затрагивает самые различные области знаний: физику, аэродинамику («Выбор движущей силы», «Условия, определяющие форму корабля»), электротехнику, причем вершинные тогда ее достижения («Переработка солнечного тепла»), химию («Вещества, поглощающие углекислоту…», «Регенерация кислорода»), биологию и физиологию («Переработка отходов: садик в космическом корабле»), криогенную технику («Помещение для горючего» — ведь весь ход его дальнейших исследований показывает, что он имел в виду сжиженные газы), строительство («Строительство зданий…», «Помещение дли вспомогательных средств…»), машиностроение («…компрессоры»), технологию («Вопросы строительства космического корабля»), наконец, «космическое» и ракетное проектирование, инженерную работу («Условия, определяющие форму корабля. Число наружных стен. Отсеки»). И все это, и многое другое действительно нужно узнать и сделать, чтобы построить космический корабль, на котором он улетит к Марсу. И всем этим (если исключить единственно наивную «удержку пола в горизонтальном положении») действительно занимались потом десятки научно-исследовательских институтов, конструкторских бюро, специализированных лабораторий, заводов, строительных и транспортных организаций. Сосчитать точно невозможно, но наверняка более сотни тысяч человек осуществляли и осуществляют в наши дни программу, составленную для себя двадцатилетним студентом.

Ясно одно: сразу сесть и написать ее невозможно. Значит, он думал о ней, гуляя по Долгому рынку, прохаживаясь по «Двору Артуса» или разглядывая старинную аллею, бегущую в Оливские ворота[18]. Озарение может подсказать вывод формулы, новую логику в опыте, техническое решение в конструкции. Так было с ним потом, и не раз. Но этот план не озарение. Он должен был вызревать неторопливо и неотвратимо многие дни. Он должен был держать мозг в состоянии постоянной несвободы — того тягостного и желанного закабаления, когда ежеминутно, день за днем, ты думаешь только об одном и с радостным недоумением вдруг видишь, что вокруг предмета твоих раздумий начинает вращаться все окружающее, весь земной шар, вся Вселенная в пределах, отмеренных твоему воображению.

Не 10 ноября 1907 года это началось. Мы не знаем, когда это началось. Когда кончилось — знаем: 28 марта 1933 года. Он думал об этом всю жизнь.

Дорогой Митенька!

Привет с Марса! Что новенького у вас на Земле? Спасибо тебе за кассету. Все эти телесеансы совсем не то. Главным образом потому, что все наши экранные встречи происходят в каком-то замороженном темпе, поскольку мой вопрос идет к вам на Землю пять минут и столько же твой ответ возвращается ко мне. Спросишь и сидишь перед телекамерой, улыбаешься как дурак. А кассетка — другое. Кассетка живая. И хотя Ци Юань записывает наши встречи с Землей, вырезая все паузы, и раздает потом всем нам записи, я больше люблю твои кассетки, смотрю их по многу раз…

Ты спрашиваешь, скучаем ли мы — я и мои товарищи — по Земле? Конечно, очень скучаем. Все очень скучаем. И каждый по-своему. Вот недавно все мы вечером собрались в кают-компании (только Индира дежурила у главного пульта), и зашел разговор о Земле, о семьях, о детях. Конечно, самые счастливые Кнут и Грета: они муж и жена. По близким людям все скучают, мне кажется, одинаково, а по Земле все по-разному. Том сказал, что ему больше всего не хватает ветра. Чего-чего, а ветров у нас предостаточно, как ты знаешь. Но это не ветер, это пыльная песчаная буря. Том сказал, что, когда он вернется домой в Хьюстон, то заберет жену и ребят и будет целыми днями носиться на парусной яхте, чтобы ветер всего его пронизал. Грета говорила, что ей не хватает дождя — не нашего убогого лимитированного душа, а настоящего дождя. Ей хочется промокнуть. Она сказала, что, когда вернется в Берлин, выбросит все зонты и плащи. Патрик Томсон (он прапраправнук знаменитого Джи-Джи) сказал, что больше всего мечтает о настоящем лондонском тумане, который он так ненавидел на Земле и из-за которого едва не был отстранен от участия в экспедиции, попав за год до старта в автомобильную катастрофу. А я сказал, что хочу пойти с тобой и с Маринкой за грибами, что скучаю по осеннему мокрому лесу, по подосиновикам. (Кстати, слово «подосиновик» транслейтор не смог перевести, мне пришлось рисовать.) После всех этих признаний Карел Швабек, психолог, уже давно получивший за мудрость кличку Чигл (сокращенное: чехословацкий игл-оул — филин), изрек, что все мы самые типичные метеоностальпаты — самая распространенная психокатегория в космосе — и ему с нами скучно. Мы со смехом начали извиняться перед Чиглом за свою ординарность, но тут вдруг под общий смех Сириль Небург сказал, что ни о каком лесе и дожде он не думает, а мечтает поесть улиток в кафе «Мир химер» рядом с его домом на острове Сан-Луи в Париже.