«Я чувствую себя по уши влюблённой», – эта мысль ворвалась в неё вместе с первыми звуками виолончели, заговорившей, наконец, в его руках. Наталья то прикрывала глаза, то в упор смотрела на виолончелиста, чувствуя, как его музыка опутывает и обволакивает, вытесняя все мысли и сводя с ума. Даже щебетунья-подруга затихла, поддавшись магии божественных звуков.

Вдруг глаз зафиксировал какую-то крошечную вспышку света. «Виолончель бликует», – мелькнула на окраине сознания отстраненная мысль, а руки уже подносили бинокль-игрушку к глазам. Когда взгляд сфокусировался на картинке, и передал её в мозг, быстрее мысли среагировало сердце. Его биение стало стремительно нарастать, как будто какой-то отчаянный звонарь что есть силы раскачивал невидимый колокол внутри. Кровь прилила к лицу, к шее, к груди, стало вдруг невыносимо душно.

Мизинец мировой звезды Антонио Кальди украшало скромное старинное кольцо с прямоугольным изумрудом. И именно он, поблёскивающий в свете софитов изумруд, вдруг подал пьянящую и безрассудную надежду той, которая носила его на своём пальце ещё полгода назад.

В антракте она оставила подругу в буфете и спустилась на первый этаж оперы, где приметила цветочный киоск. Купив скромный букет жёлтых роз, она вырвала листок из блокнота и написала неровным от волнения почерком «Вы так и не сказали мне, как зовут Вашу виолончель. Если Вам надоело хранить эту тайну в одиночку, сегодня вечером её с радостью выслушают в отеле Топаз. Наталия Г-я».  Листок она свернула пополам и засунула в цветы. Шанс был один на миллион, но её уже было не остановить.

Подружка вытаращила глаза, когда Наталья вернулась с букетом, но списала его на эффект воздействия необыкновенно красивой музыки. «Вот она сила искусства!» пошутила она, допивая кофе с коньяком, и громко засмеялась, вызывая зависть окружающих белизной своих зубов.

Вторую часть концерта Наталья запомнила смутно. В голове был туман, в ногах вата, а прекрасная музыка всё сильней и сильней терзала ей душу. Когда начались финальные аплодисменты и зал встал, она спустилась вниз и пристроилась в конец «цветочной очереди». К счастью, часть очереди несла дары обожания дирижёру и другим музыкантам. И всего через минуту Наталья уже подавала свой желтый букетик Антонио.

Его тёплая улыбка, дежурный кивок, прикосновение руки и вдруг …брови итальянца удивленно поползли вверх, как тогда, когда она задала ему вопрос на банкете. Узнал! Узнал! Он хотел что-то сказать, крикнуть вдогонку, но её уже оттеснили поклонники – какой-то запыхавшийся толстяк в костюме тащил целую корзину с цветами, дирижер потянул Антонио за рукав и что-то громко заговорил на ухо, и он потерял её из виду.

Она одевала свой элегантный полушубок под ноктюрн Шопена, который музыканты играли «на бис». И сердце её билось всё медленней и спокойней, наполняя вены теплом и радостным предвкушением. «Он узнал меня, он узнал, он узнал», голос внутри подпевал лёгкой и светлой музыке ноктюрна. А в душе крепла уверенность, что сегодняшний вечер они проведут вместе. Она всегда знала такие вещи наперёд.

Наталья оторвалась от иллюминатора и с улыбкой посмотрела на бледную стюардессу, которая что-то говорила по-итальянски её соседу по бизнес-классу, занявшему все три кресла в ряду напротив. Знавшая не больше сотни итальянских слов, она, тем не менее, уловила в быстрой речи знакомое слово, слово, которое она неоднократно слышала на международных конференциях – «медико». Девушке зачем-то понадобился врач.

По мере того как она говорила, лицо мужчины мрачнело, но он лишь задумчиво качал головой. «Скуза, ти посо аютаре, ио соно медико», Наталья собрала в кучу все свои знания итальянского, чтобы сказать, что она врач и готова помощь.

Стюардесса метнулась к ней и стала что-то сбивчиво объяснять. Пришлось перейти на английский – дело сразу пошло лучше. «Капитану авиалайнера стало плохо, он потерял сознание. Самолетом управляет второй пилот, ситуация под контролем; не могли бы вы, пожалуйста, посмотреть, что случилось с нашим капитаном».

О том, как развивались события, на следующий день написали все итальянские газеты.

Вчера пилот итальянской авиакомпании успешно произвёл экстренную посадку в аэропорту Чампино – одном из старейших аэропортов Рима. Командиру экипажа, совершавшего рейс в Неаполь, которым летело 122 пассажира, стало плохо во время полёта.

Он почувствовал внезапное недомогание и потерял сознание в то время, когда лайнер находился над Фолиньо. Среди пассажиров самолета оказался врач, чьё имя не разглашается, который оказал командиру экипажа первую помощь и находился рядом с ним до самой посадки – на которой настоял. Все функции по управлению лайнером взял на себя второй пилот.

Ожидавшие на взлетно-посадочной полосе врачи «скорой помощи» доставили командира экипажа в одну из больниц Рима, где была проведена срочная операция. По мнению врачей, экстренная посадка авиалайнера спасла лётчику жизнь. Часть пассажиров, видимо из суеверных побуждений, отказались от дальнейших услуг авиакомпании и отправились в Неаполь своим ходом.

Одной из «суеверных пассажиров» была Наталья. Когда она позвонила Антонио и сказала, что самолет экстренно приземлился в Риме, он ответил, что немедленно выезжает. И чтобы она нашла хороший отель и ждала его там, ибо он не намерен больше ею рисковать. Наталья усмехнулась, распорядилась насчет багажа и взяла такси.

Пока болтливый таксист вёз её из Чампино в Рим, она с нежностью думала о том, какой трогательный и смешной всё-таки Антоша! Беспечный, немного не от мира сего, и при этом страстный, увлекающийся и полный каких-то нелепых суеверий. Полгода назад, когда она осталась в Вене ещё на неделю, наплевав на недоумение подруги и назревающий дома скандал, они прошлись почти по всем ресторанам и кондитерским города. А как весело было пить вместе горячий пунш на уличных рождественских ярмарках! Они веселились как дети в незапланированные каникулы.

А однажды, когда он показывал ей ноты какого-то нового концерта, его отвлекла официантка, и он нечаянно свалил их на пол. Что началось!!! Он вскочил, потом сел, начал что-то кричать по-итальянски, поднимать листки. Не успокоился пока не собрал их все и не положил себе на стул. И потом весь вечер на них сидел. Чудаки эти виолончелисты!

В Вене он наконец-то «раскололся». В смысле, признался, как называет свою виолончель. Это случилось в последнюю ночь перед расставанием. В порыве отчаянной нежности, предшествующей разлуке, он шепнул ей на ухо: «Ника».

Сначала Наталья подумала, что он назвал её именем кого-то из бывших, и хотела уже возмутиться и чем-нибудь его ударить …Но вдруг поняла, что это и есть его секрет и в шутку ответила, что раз у него есть Ника, то и у неё будет. Наслаждаясь его недоумением, она подумала про себя «один-один», и со счастливым смехом пообещала, что обязательно назовёт этим именем их дочку.

…Три месяца спустя, поняв, что беременна, Наталья подала на развод. И сейчас, любуясь буйным цветением итальянской весны, она вдруг подумала, что Рим – самое лучшее место, чтобы объявить ему о скором рождении Ники.

– Ой, бабы, чую, мужиком пахнет! – Петровна, крепко сбитая молодуха, отставила грабли и аж поперхнулась от волнения.

Легкий южный ветерок принес запах табака. Запах был едва слышный, практически тень запаха, намек, горчащая в носу галлюцинация, но сердце у Петровны дало сбой. "А вдруг мой?" обожгла голову шальная мысль. Отбросив грабли в сторону, она помчалась на пригорок, напрочь забыв о полученной полгода назад "похоронке".

Женщины шумно зашмыгали ноздрями, но ничего "мужского" в пропитанном ароматами сена летнем воздухе не было.

Вся деревня знала, что у Петровны "чуйка", поэтому, глядя как она бежит, прямо на ходу срывая с головы платок, бабы одна за другой побросали грабли и помчались следом.