Впрочем, авторитет Царедворцева держался не только на уважении к его отцу и благосклонности директора. Коля и сам был, безусловно, достоин уважения. Аккуратист Царедворцев ходил всегда таким чистеньким и опрятным, что его можно было фотографировать для плаката «Образцовый пионер».

Всегда улыбчивый, ясноглазый, он, как «лампочка Ильича», излучал вокруг себя позитивную энергию. Именно Коля выступал инициатором ярких пионерских и комсомольских дел. Где бы он ни появлялся, сразу все взгляды обращались к нему, всё приходило в движение, начиналась бурная деятельность, затевалась игра, слышались смех и шутки… Одним словом, рядом с Колей Царедворцевым жизнь бурлила и кипела, становилась интересной и целеустремлённой.

– Будем ставить пьесу по книге «Тимур и его команда»! – как-то предложил Царедворцев. И тут же учитель русского языка и литературы Надежда Петровна согласилась стать режиссёром спектакля, а от желающих играть роли тимуровцев и хулиганов из шайки Квакина отбою не было. Даже второгодник Щуплов захотел сыграть роль злодея Фигуры, который в конце пьесы должен был исправиться… Коля, конечно, взялся за роль Тимура.

И репетиции, и сам спектакль прошли на «ура», и всех его участников, в том числе и Борисова, сыгравшего малозаметную и невыразительную роль Колокольчикова, директор школы наградил грамотами.

Коля Царедворцев, подобно главному герою пьесы, был бесстрашным и рисковым вожаком – не боялся, в случае чего, отступить от общепринятых правил.

Однажды объявили конкурс среди школ района по сбору металлолома. Тут же Царедворцев созвал совет дружины.

– Мы должны победить во что бы то ни стало! – провозгласил он. – Какие будут предложения?

– Посмотрим возле гаражей, там старые и ржавые запчасти выбрасывают… – сказал Борисов.

– Хорошо. Какие ещё идеи?

– Надо пройтись по частному сектору, – подала голос Валя Кунгурова, – там на помойках много всякого железа валяется.

– Молодец, Валентина, – похвалил Царедворцев. – Организуешь девчонок и – вперёд! А мы. – Он окинул взором ребят… – Мы пойдём другим путём!

Так называлась картина, висящая в кабинете истории, где был изображён молодой Владимир Ульянов, будущий Ленин, рядом с матерью Марией Александровной, плачущей по казнённому царём сыну Александру. Ленин уже тогда понял, что надо делать революцию!

В чём состоял «другой путь» Царедворцева, стало ясно позднее.

– Вот что, Витька, – сказал Царедворцев, когда заседание совета дружины закончилось и они вышли из школы, – ходить по дворовым помойкам и собирать старые чайники и ржавые рамы от велосипедов – дело бесперспективное. Так никогда не победим! Надо лезть на металлургический комбинат!

– Как это – лезть? Там же охрана… – оторопел Борисов. – Ну, залезем, и что?

– Чудак-человек! На комбинате есть свалка металлолома… Чего там только нет! – Царедворцев мечтательно закатил глаза. – Рельсы, колодки для вагонных пар, трубы разного диаметра – словом, всё, что пойдёт на переплавку…

– А ты откуда знаешь?

– Я у отца много раз бывал, когда он заместителем директора работал…

– Так что же мы, воровать будем? – Борисов представил предстоящую вылазку и поёжился.

– Почему сразу – «воровать»? Мы вынесем то, что на комбинате годами лежит без дела! Сдадим металлолом! И он обратно на тот же ЧМК приедет. Только теперь уже прямо в доменную печь!

Убеждённость Царедворцева обезоруживала.

Вечером следующего дня они отправились на разведку.

Высокий бетонный забор сверху был перевит колючей проволокой и казался неприступным. Но Царедворцев и впрямь всё на комбинате знал. Он привёл Борисова к хорошо замаскированной, небольшой дыре в заборе. Протиснувшись в неё, они оказались на территории комбината.

Короткими перебежками, как разведчики на войне, добрались до кучи металлолома, вздымающейся выше пятиэтажки. Залегли в зарослях кустарника и стали наблюдать за окрестностями, ожидая, когда же появятся охранники из ВОХРа. Комбинат как стратегический объект охраняла военизированная охрана, вооружённая карабинами и наганами. Это тоже сообщил Царедворцев.

– А патроны у них боевые? – Перспектива быть убитым «вохровцами» Борисова не радовала.

– А ты думал холостые? – вскинулся Царедворцев. – Боишься, что ли? А ещё делавар!

За всё время сидения в засаде охранники так и не появились.

– Они сюда редко заглядывают, – успокоил Царедворцев. – И это нам на руку. Завтра, как стемнеет, пойдём на дело! – изложил он свой план. – Возьмём только надёжных ребят, и айда!

Затея Царедворцева Борисову была не по душе, но отказаться значит показать себя в глазах друга слабаком и трусом, и он согласно кивнул.

…До чего же жутко было лезть на комбинат в темноте, даже впятером! Всё окутывал мрак – в этой части комбината не оказалось ни фонарей, ни прожектора. Только луна, время от времени выглядывавшая из-за туч, освещала округу тусклым, неживым светом. Где-то в стороне лаяли сторожевые собаки. Борисову за каждым кустом мерещился «вохровец». А ещё не давала покоя мысль, что поступают они всё-таки неправильно, не по-пионерски…

А вот Коля Царедворцев ни в чём не сомневался. Негромко, но властно он отдавал распоряжения и сам первым брался за тяжёлый лом. Вместе они извлекли из кучи большой обломок рельса и, облепив его, как муравьи, повлекли к проёму в стене, замирая при каждом шорохе, озираясь и прислушиваясь и снова продолжая движение.

Повторив маршрут несколько раз, изрядно пропотев, создали у стены свою, малую кучу металлолома. Затем вытащили «добычу» за территорию комбината и спрятали чуть поодаль в присмотренной заранее яме. Сверху набросали веток.

– Всё, на сегодня, баста! – скомандовал Царедворцев. – Расходимся по домам, а то родители будут ругать! Завтра продолжим.

В течение недели они вытаскивали с комбината железный лом и прятали его в разных местах, чтобы, как выразился Царедворцев, не складывать «все яйца в одну корзину».

Удача была на их стороне: «железа» раздобыли много, и с охранниками ни разу не столкнулись.

В день сдачи металлолома договорились с отцом одного из ребят, работавшим шофёром на грузовике. Проехались по местам своих «схронов», загрузили добычу в кузов и привезли на школьный двор под восторженные возгласы школьников и учителей.

На районном конкурсе их школа, конечно, победила. И снова были грамоты и похвалы. И даже в «Пионерской правде» про их «трудовой подвиг» заметку опубликовали. Только осадок неприятный на сердце у Борисова остался. Эта «победа», грамоты, заметка в газете больше напоминали какой-то обман, а получать награды за обман – недостойно. Но все вокруг так шумно радовались успеху, что и Борисов тоже начал радоваться, и неприятный осадок сам собой рассосался.

В дни летних каникул после окончания шестого класса Царедворцев предложил:

– Витька! Поедешь со мной завтра к деду, в Коркино? Ему помочь надо. Считай, что это тимуровское поручение…

– Конечно, поеду, если тимуровское… А это далеко?

– Да нет… Километров двадцать пять… На автобусе от Южного автовокзала за час доберёмся… – пояснил Царедворцев и добавил: – Ты не беспокойся, деньги на билеты у меня есть!

…Дорога в Коркино пролегала между двумя озёрами – Смолино и Синеглазово. Бело-синий ЛАЗ весело катил по шоссе. Не успели окончиться городские сады, как уступами поднялась и потянулась на юг каменная гряда, поросшая березняком.

– Что это? Горы? – Борисову, никогда не бывавшему в горах, всё было внове.

– Скажешь тоже – горы! – хмыкнул Царедворцев. – Это отвал, порода из разреза, где уголь добывают. Дед мой там в войну работал. У него за это ордена есть! Конечно, не такие, как у отца, но всё равно – серьёзные.

– А как же на породе лес вырос?

– Ну, это ты у него спрашивай!

– У кого? – округлил глаза Борисов.

– У леса! – весело засмеялся Царедворцев.

Вскоре показалась белая стела с надписью «Коркино», и автобус свернул с оживлённой трассы.

У железнодорожного переезда промелькнул памятник шахтёру с отбойным молотком на плече, а дальше потянулись деревянные домики пригорода, который всё знающий Царедворцев окрестил «Тимофеевкой».