– Ну, как знаешь, Бор… – скривился он. – Тоже мне лётчик! Одно название… Аэродром подметать будешь!

– Всё лучше, чем заметочки строчить в сопровождении балалайки! – неожиданно для себя и для Царедворцева огрызнулся Борисов.

Они несколько дней не разговаривали. Но потом помирились. Царедворцев даже помог Борисову через своего отца получить рекомендацию для поступления от обкома комсомола.

Последний год учёбы пролетел незаметно.

По окончании школы Царедворцев получил золотую медаль. И Борисов окончил школу с вполне приличным аттестатом, с двумя четвёрками: по русскому языку и астрономии, со средним баллом – четыре с половиной!

После выпускного они разъехались, как в песне: на запад и на восток…

Курган встретил Борисова летним дождём. Зелёные и тихие улочки областного центра показались ему очень уютными.

«В хорошем городе буду я учиться…» – подумал он, садясь в автобус, идущий до училища. Автобус, проехав по мосту через реку Тобол, неожиданно вырулил из города и долго катил по степи, пока Курган не скрылся из виду. Поднявшись в гору, он ещё пару километров двигался по дороге через лес, пока наконец не остановился в каком-то поселении с деревянными домиками и палисадами.

Водитель объявил:

– Конечная остановка – Увал! Выходим, граждане пассажиры, не забываем свои вещи…

Борисов вышел из автобуса и оказался перед КПП: «Ну и захолустье… Вот, значит, где я буду учиться, если, конечно, поступлю…»

В училище абитуриентов сразу предупредили, что конкурс такой же высокий, как в МГУ: двенадцать человек на место.

Борисов выдержал три первых экзамена достойно. По физической подготовке, сочинению и истории получил пятёрки. Последним экзаменом выпала математика, за которую он даже не волновался – верил в свои силы. И правда, первым из экзаменуемых он решил все задачи и собирался поднять руку, чтобы сдать свои ответы, когда услышал за спиной шёпот:

– Витя, друг, выручай… Подскажи, как решить последнее уравнение… Горю! – умолял Ваня Редчич.

С Редчичем, добродушным увальнем из украинского села, он познакомился сразу по приезде в училище. Они попали в одну палатку в лагере для абитуриентов, вместе сдавали экзамены… И хотя подполковник по фамилии Ковалёв, нажимая на букву «р», предупредил, что любое списывание или подсказка будут немедленно караться «двойкой», не помочь Ване Борисов не мог.

Он протянул руку за спину, взял у Редчича экзаменационный лист и быстро положил его перед собой, не отрывая взгляда от подполковника Ковалёва, нервно, как на шарнирчиках, прохаживающегося взад-вперёд перед доской, то и дело пытливо озирающего абитуриентов.

Уравнение, на котором споткнулся Редчич, Борисов решил легко. Он уже хотел передать листок обратно, как подполковник Ковалёв стремительно приблизился к нему, схватил оба экзаменационных листа и, потрясая ими, торжествующе возопил:

– Товар-рищ абитур-риент, вы попались! Почему у вас два листа? Чей это вар-риант?

Борисов вскочил.

Ковалёв, глядя на него снизу вверх, повторил вопрос:

– Извольте отвечать! Чей это лист?

Покрасневший Борисов молчал.

– Мой, товарищ подполковник, – обречённо поднялся Редчич, наивно пытаясь оправдаться, – я только попросил товарища абитуриента проверить правильность решения задачи…

– Оба – вон из класса! – заверещал подполковник Ковалёв. – Я с вами позже р-разбер-русь!

Они понуро вышли в коридор.

– Что случилось, парни? – спросил третьекурсник Захаров, назначенный в «абитуру» командиром отделения.

Борисов, запинаясь от волнения, объяснил ситуацию.

– Плохо… – покачал головой Захаров. – «Мартенсит» не простит!

– Мартенсит?

– Ковалёв. Он материаловедение преподаёт… Дядька предельно вредный и до безумия влюблённый в свой предмет… Как заведёт: «мартенсит, тростит, сорбит…» Это такие присадки к металлу… На кой ляд нам его материаловедение нужно, никто ответить не может… У него и зачёт-то просто так не получишь, а вы решили на экзамене схимичить… Словом, хана вам, парни: пакуйте чемоданы!

После экзамена подполковник Ковалёв пригласил Борисова в аудиторию первым.

– Товар-рищ Бор-рисов, – ровным и даже доброжелательным тоном начал он. – Объясните мне, недогадливому: зачем вы своему конкур-ренту помогаете? У вас же пр-риличный аттестат, все экзамены вы сдали замечательно и по математике р-решили всё на отлично… И вдр-руг такой пр-росчёт… Не понимаю вашей логики…

– Товарищ подполковник, простите, – промямлил Борисов. Губы у него дрожали, и слёзы готовы были брызнуть из глаз, но он всеми силами держал себя в руках. – Абитуриент Редчич – никакой не конкурент, а товарищ и друг… Нет уз святее товарищества!

Ковалёв сморщился, как будто от кислого яблока, поглядел на Борисова, как на круглого идиота:

– Ну-ну, Гоголя, значит, читаете, товар-рищ абитур-риент… – умилился он. – Что же мне с вами делать? Пр-росто не знаю! Не губить же вам жизнь из-за вашей начитанности? Но и оставить без наказания не могу. Не имею пр-рава! Снижаю вам оценку на один балл! Идите и запомните: др-ружба др-ружбой, а служба службой! И пусть ко мне этот ваш товар-рищ Р-редчич зайдёт…

– Спасибо, товарищ подполковник, – ошалел Борисов от нечаянной милости, лихо повернулся кругом и, печатая шаг, вышел из аудитории. Умершая, казалось, мечта снова расправила крылья, выдавив из глаз сдерживаемые до этого слёзы.

Редчичу Ковалёв поставил «тройку» – Иван не смог объяснить, как решается уравнение, которое сделал за него Борисов. Но Редчича как сына погибшего при исполнении служебных обязанностей военнослужащего и тройка устраивала. Он шёл вне конкурса.

Словом, проходного балла им обоим хватило, и они были зачислены на первый курс.

На радостях Борисов написал письмо домой, и через пару недель, когда он вместе с другими счастливчиками на «курсе молодого бойца» усердно вдалбливал в бетонные плиты плаца каблуки новых, не растоптанных ещё яловых сапог, получил от матери ответ.

Татьяна Петровна поздравляла его с поступлением, писала, что отец тоже очень рад и гордится им. Она переслала Борисову письмо от Царедворцева, который поступил в Львовское училище. Борисов ответил ему дружеским письмом.

Так и началась новая страница в их отношениях. И хотя Царедворцев был теперь далеко, но соперничество с ним у Борисова никуда не делось, и все годы учёбы оставалось одним из стимулов для самосовершенствования.

Написал, к примеру, Царедворцев, что хочет сдать первую сессию только на отлично, и Борисов поднажал на учёбу, и тоже сдал сессию на одни «пятёрки». Пробежал Царедворцев кросс на три километра за девять с половиной минут, и Борисов, в свою очередь, выполнил на этой дистанции норматив второго разряда…

В родной Челябинск после второго курса Царедворцев приехал с молодой женой Таисией. К удивлению Борисова, избранница Николая оказалась совершенно невзрачной. Даже Сонечка Голубкова по сравнению с ней выглядела как Мэрилин Монро. А у Колиной Таечки, как говорится, ни лица, ни фигуры – только глаза большие, навыкат, умненький взгляд, модная стрижка с начёсом и дорогой джинсовый сарафан.

Но Царедворцев лучился от счастья:

– Таечка учится в Львовском универе, она – будущий экономист с международным уклоном, – радостно представил он супругу. А когда они остались с Борисовым наедине, добавил: – Папа её, мой тесть – начальник нашего училища. Да-да, тот самый генерал… Оказывается, они с отцом ещё два года назад по рукам ударили, чтоб нас с Таечкой поженить… Смекаешь, Бор, какие теперь передо мной перспективы открываются? У тестя весь ГлавПУр в друзьях ходит! Того и гляди его самого в Москву заберут… Так что завидуй!

Борисов не позавидовал Царедворцеву: такой Таечки ему и на дух не надо было, даже если бы её отец служил министром обороны СССР! Но мысль о необходимости самому поскорее завести семью в голове у него засела прочно.

После школьной истории с Соней Голубковой он вообще старался на девушек не глядеть, чтобы не сбивали с главного курса – стать настоящим офицером-политработником, высококлассным профессионалом своего дела. Но природу не обманешь, она своё возьмёт, и жениться всё равно когда-нибудь пришлось бы… А тут и случай подходящий представился.