Быстро переодевшись и аккуратно повесив свою одежду на вешалку, Ольга забралась под одеяло, осмотрительно придвинувшись к стене.

И почти тут же в комнату вошел Андрей, окруженный запахом табачного дыма.

– Готова? – он сел и наконец-то снял с плеч автомат.

Ольга наблюдала за ним из своего угла, натянув одеяло до подбородка. Она видела, как Андрей, сидя на постели и держа автомат навесу, вздохнул, потер свободной рукой лицо и тряхнул головой. Потом неуклюже, боком, он лег, плечом взбивая подушку. Ей не было видно, куда он положил автомат, но он лег поверх одеяла, что само по себе было неплохо.

– Свет пусть горит, – сонно прошептал Андрей, снова зевая.

Ольга промолчала. Она лежала, не двигаясь и едва дыша. Но Андрей не трогал ее, и она, вся сжавшись, стала расслабляться, поневоле начав прислушиваться себе.

Желудок ее распирало, в животе закололо, и к тому же началась очень неприятная отрыжка, отдающая гнилым яйцом. Ольга морщилась, боясь даже повернуться на бок. И тут еще Андрей развернулся к ней, положив тяжелую руку ей на грудь. Думая, что он проснулся, Ольга крепче зажмурилась. Большая горячая рука мяла ей грудь, двигалась, ища ворот и снова замерла, ослабив хватку. Тихий, как вздох, чмокающий звук послышался ей. Открыв глаза и повернувшись, Ольга увидела его лицо совсем близко возле себя. Глаза его были закрыты, угрюмые складки расправились, и сам он показался ей совсем мальчишкой, тихим и спокойным. Дышал он ровно, спал крепко и, может быть, не был на самом деле таким страшным и опасным, каким старался казаться. Может быть, он и правда отпустит ее и не причинит вреда.

Такие мысли успокаивали и вселяли надежду. Но желудок ее начинал волноваться все сильнее. Отрыжка перешла в позывы к рвоте, тошнота начиналась приливами, отступала и начиналась снова.

Ольга заворочалась на своем месте, прижатая к стене, потом порывисто отбросила от себя давившую на нее руку, завертелась под одеялом и, сбросив с себя свободный его край, чуть не катком скатилась с кровати. Прямо босиком бросилась она бежать, но крепкая руке схватила ее за локоть.

– Куда?

– Пусти, – едва сдерживая позывы, крикнула Ольга, выкручивая руку.

Тон ее удивил Андрея, он разжал пальцы, и Ольга, так и не подумав обуться помчалась в темноту открытой двери.

Чудом нигде не споткнувшись и ничего не опрокинув, она примчалась на кухню, заметалась там в поисках раковины и, не найдя ее, рванулась прочь, содрогаясь на бегу.

По какому-то наитию сдвинув в темноте засов, она выскочила наружу и, едва не свалившись с крыльца, бросилась к углу дома. Там она остановилась и, вся дрожа, наклонилась. Ее вырвало. Едва перестав содрогаться, она выпрямилась, тяжело дыша.

С неба светила полная луна с чуть затемненным краем. Вокруг было светло, но перед глазами Ольги плыли черные круги, и она тяжело и часто дышала. Постояв и подождав, пока в глазах прояснится, она медленно и бездумно побрела назад, приволакивая ноги и не чувствуя холода ночной земли.

Андрей посторонился, внимательно следя за ней. Так же вяло и не замечая ничего, Ольга добралась до тахты, почти что упала на матрац и вся сжалась, обхватив живот руками. Буквально за несколько минут она побледнела и осунулась.

Андрей молчал, привалившись к косяку.

– Марганцовку принести? – спросил он наконец.

– Зачем?

– Нам мать всегда давала марганцовку, когда нас рвало.

Не поднимая головы, Ольга кивнула, расслабленно прислушиваясь к себе. Живот ее крутило, режущая боль разрывала кишки. Андрей наклонился, заглядывая ей в лицо, и тут же бегом бросился на кухню. Но он не успел.

Ольга снова сорвалась с места и рванулась из дома вон.

На этот раз Андрей не последовал за ней, а спокойно развел в литровой банке марганцовку и, по привычке подойдя к окну, облокотился на подоконник, глядя на черный четырехугольник стекла, затемненный глухими ставнями.

Ольги не было долго. Он вышел из дома и терпеливо ждал на крыльце, когда увидел ее, выходившую из маленького деревянного туалета. Вздохнув, он вернулся на кухню и, зачерпнув воды из чана, поставил на конфорку кипятить.

Когда он вернулся в комнату, Ольга уже сидела на тахте, баюкая свой живот. Он подошел к ней, держа в руке банку с розовой водичкой.

– Пей.

– Что это?

– Марганцовка. А потом выпьешь отвар черемухи, и все пройдет. Ты траванулась какой-нибудь дрянью. Что ты ела вчера?

– Не знаю. В самолете только и здесь.

– Пей. Может в самолете съела что-нибудь несвежее.

– Может.

– Знаешь, пойдем-ка лучше на улицу, там выпьешь, а то опять вырвет и не добежишь.

– Тогда зачем пить.

– Желудок промыть. А потом черемуха закрепит тебя. Иди, выйди.

Ольга кивнула, поднялась, взяв банку, и медленно побрела к двери. За домом она, морщась, выпила полбанки, подождала. Ее больше не рвало. Тогда она вернулась к двери и села на крыльцо, поджав колени и уперев в них подбородок. Сидела она долго, не замечая времени, пока не почувствовала, что возле нее кто-то появился. Подняв голову, она увидела Андрея, садившегося рядом. В руках у него была алюминиевая кружка, из которой дымило.

– Не знаю, горячее можно тебе или нет, – проговорил он, задумчиво разглядывая варево.

– Давай.

Ольга взяла у него кружку и пригубила.

– Пить можно.

И она стала медленно цедить.

– Сейчас все успокоится. Хотел дать тебе уголь, не нашел у этого дурака.

– Какой уголь?

– Да таблетки. Чтобы живот не болел.

– А. Я дочери их даю, чтобы газы вышли.

Они сидели рядом: она пила отвар, а он молча смотрел в темное звездное небо. И тут, то ли потому, что у нее стихла боль, то ли потому, что Андрей мирно сидел рядом с ней, Ольга вдруг поняла, что не боится его. Да и автомата у него в руках уже не было.

– Я пойду, лягу? – спросила она.

– Иди, тебе нужно поспать.

Она кивнула, поднялась и вошла в дом. От слабости у нее дрожали ноги, и на лбу выступила испарина. Подойдя к тахте, она свалилась на нее боком и почти что потеряла сознание. Потом это безучастие перешло в сон, сначала мучительный и полный кошмаров, а потом крепкий и здоровый.

Проснулась Ольга, когда солнце проглядывало в щели ставень. Она повернулась на спину и вытянулась, чувствуя себя здоровой. Легкое одеяло сползло с нее, и она, глядя на него, улыбнулась, подумав, что вчерашний похититель, взявший ее в заложники, сегодня позаботился, чтобы она не замерзла во сне.

– Проснулась?

Ольга так разнежилась в одиночестве, что даже вздрогнула, быстро поворачиваясь и садясь. От резкого движения у нее потемнело в глазах и к носу прилила кровь. Но ей тут же стало легче, и она взглянула на Андрея, стоявшего в дверях кухни. Парень был в клетчатой рубашке с закатанными рукавами и с распахнутыми полами, и в полосатой майке. Рубашка явно была из запасов его дальнего родственника и висела на нем, но выглядел он, в общем-то, неплохо.

– Идем завтракать.

Ольга кивнула. Поднявшись, она огляделась.

– Умойся во дворе. Там на крючке есть полотенце. Ты слышала, как ночью лаял Гром?

Ольга покачала головой и пошла умываться. Спустившись с крыльца и оглядевшись, она увидела умывальник, приделанный к одному из столбов. Там же, на полке, стоял стаканчик с зубной щеткой и тюбик лесного бальзама. Ольга взяла пасту и выдавила немного на палец, чтобы не пользоваться чужой щеткой. Умывшись, она вернулась в дом и, зайдя на кухню, споткнулась об автомат, приставленный к стене.

Андрей усмехнулся. Он сидел на табурете возле стола и, склонившись, притянул автомат к себе, прислонив его к ноге.

– Садись и ешь. Я тебе сделал чай с медом. Вот сухари, бери.

Желудок ее был пуст, и есть хотелось. Она взяла свою чашку, бросила туда из вазочки сухариков и стала мешать.

– Послушай, Оля, я хочу с тобой поговорить серьезно, – сказал Андрей, отложив недоеденный кусок хлеба с салом, и стал отряхивать руки. Делал он это нервно и усердно. – Тебе придется съездить в Подольск. Съездишь?