А вот об этом доверенному лицу господина Орлова можно было и не напоминать. Он как и все люди в корпорации, чей код допуска до конфиденциальной информации был практически без ограничений (здравый смысл это единственное ограничение не дающее ему право совать свой нос куда не следует – а вот следовал ли он этому правилу, то никто об этом не знает кроме него), обладал этой, со временем засекреченной информацией. Где неспокойные умы из руководства, те, кого, скорей всего, не устраивали кадровые решения той части руководства, кто отвечал за эти кадровые решения, сумели-таки продавить решение об использовании искусственного интеллекта в деле собеседования претендентов на вакансии. Где в итоге и выяснилось, что человечество ещё не готово к такому насчёт себя категорическому суждению со стороны бездушной машины. А человек, как бы он не преуспел в деле обездушивания себя, всё-таки до конца ещё не сумел выветрить из себя эту жизненную душевность, которая и не может принять всё то, что на его счёт настаивает принять этот автоматический механизм, чьи понятия и рассуждения насчёт качественного потенциала человека строятся на основе заложенных в него алгоритмов и схематичных планов.
И хотя этот роботизированный вариант представителя кадровой службы был беспристрастен, неподкупен, его никак нельзя было смутить возможностью обвинить в субъективности его взглядов на отдельные части претендентки на вакансию, – а по этой причине, под давлением самой свободолюбивой части человечества и было принято решение использовать этот кибернетический организм на этом поле человеческой деятельности, – и делал свои выводы без всяких двусмысленностей, прямо указывая на недостатки претендента на вакансию, – недостаточно умственно развит, просто идиот, а не пошёл бы ты в другое место трудоустраиваться дворником, – это всё в своей совокупности вдруг не устроило практически всех.
И что удивительно, так это то, что больше всех выражали недовольство те, кто как раз ратовал за использование этого автоматического устройства, чьи взгляды на них, как оказывается, ничем не отличаются от тех шовинистических и дискриминационных взглядов тех людей при кадрах, от которых они хотели отгородится с помощью этой техники. И что самое плохое для них, так это то, что против техники не выдвинешь иск за её столь ненадлежащие взгляды на себя. Правда, виновные всё же были найдены. Ими оказались программисты, кто отвечал за внутреннюю начинку этого устройства. Ну а так как кроме них никто в этих микросхемах не разбирался, то было решено отложить до поры до времени использование искусственного интеллекта в этой области человеческой коммуникации.
– Пусть уж лучше по старинке нас дискриминируют. Здесь за нами хоть остаётся право на последнее слово. А с этой машины и взять нечего. – На этом и порешили с этим искусственным интеллектом те представители из руководства, кто в начале ратовал за использование этого искусственного интеллекта, а затем как только поняли, что он лишает их всех преимуществ дискриминационного порядка, за которые их все уважали и страшились, то и отправили его на доработку. – Пусть ему там в микросхему впаяют уважение к человеку, невзирая на его пол и образование. А то, понимаешь ли, вздумал разделять человека по категориям. Не устраивает его, видите ли, что претендент на вакансию человек малограмотный и никогда не работал. А может он человек весь из себя хороший, а это отчего-то им не учитывается. Перед машинами все люди равны и нечего тут из себя строить и не пойми кого. – На этом и порешили те люди из руководства, кто всегда за справедливость.
Между тем доверенное лицо господина Орлова вернулся к настоящему, господину Орлову, ждущему от него понимания, и озвучил своё видение происходящего. – Риски не оправданы и не соответствуют выходному результату.
– А я не сомневался, что ты так скажешь. Не человек, а робот. – С горечью в голосе заявил Орлов, выдвигаясь на выход. Где он, подойдя к двери, остановился, посмотрел на своего доверенного человека и спросил его. – Вот скажи мне, дорогой мой человек, Семирамид Петрович, а ты-то что знаешь о всех этих рисках. Когда ты так постно смотришь на окружающее и как мне известно, не принимаешь никакого деятельного участия в его жизни.
– Я женат, Андрей Викентьевич. – Одёрнувшись в лице, сухо произнёс Семирамид Петрович, доверенное лицо господина Орлова.
– Я знаю. – Ответил господин Орлов, выдвинувшись на выход из своего кабинета. Ну а дальше он своей незамысловатой дорогой на самый верх, где находился конференц-зал, в котором и проводятся все эти заседания самых важных и значимых людей корпорации.
Ну а собирались здесь все эти важные и значимые люди для того, чтобы, так сказать, создать знаковые предпосылки для дележа этого мира, как это им будет в своей расчётливости удобно сделать. Но одно дело собраться все вместе и при этом в одном месте, и даже уже собраться поделить этот мир, а другое дело сложившаяся конъюнктура рынка, никак этого прямо сейчас не позволяющая сделать. И вообще в мире многое складывается не так, как хотелось бы и позволяло без особых затрат совершить эту сделку по разделу мира, а многое в этом мире стоит с противоположных позиций на эту их позицию по разделу мира.
Где главное против, это другие представительные и значимые люди, также собравшиеся в одном, но в другом месте, и собравшиеся поделить по своему разумению этот мир. И эти люди не менее собранней, чем эта группа людей, и у них в наличии имеется не меньше инструментов для проведения в жизнь этой своей политики. И что, наверное, самое трагичное из всего этого, так это то, что эти собранные люди никак не сговорчивы и они не желают ни при каких обстоятельствах отступать от своей точки зрения на этот делёж.
И всех их, что уже не подлежит обсуждению, ждёт жесточайший торг насмерть, со своим убыванием. Где оставшиеся в живых знаковые люди, и может быть ещё при средствах и инструментах влияния, в количестве, которое позволит им прийти к мировому соглашению друг с другом, наконец-то, сумеют этот мир поделить.
А пока что всё движется не спешным образом, с переброской мяча на сторону соперника. Ну а как всё это происходит, то тут ничего необычного, самым рутинным способом: совещание со скрипом ручек, поверхности кресел под задами заседателей и в нервных случаях зубов. Где докладчик, стоя у настенного экрана с наглядными материалами и графиками на нём, докладывает, а все остальные в пол уха его слушают, что-то у себя в голове высчитывая и мотая мысли на свой ум.
Ну а какая же причина на этот раз всех этих важных и значительных людей здесь всех вместе собрала? То если не вдаваться в свои детали и частности, то больше, конечно, недовольство ходом дел держателями основных пакетов акций корпорации, а уж всё остальное, как решение сиюминутных проблем и выработка стратегии развития корпорации, то в этом держатели акций мало что понимают и поэтому сразу же требуют голову им тут не морочить и немедля, бл*, перейти к делу – к своему подотчёту.
И если итоговые цифры им не нравятся, а они всецело на управляющих их активами людей рассчитывали и не так как им вздумается, то они с грозными лицами могут сделать и оргвыводы, переголосовав и выбрав другого управляющего для своих вдруг обесценившихся активов. И здесь третьего, как до сегодняшнего собрания всем им казалось, не дано. Если все в плюсе, то ты всех устраиваешь и продолжаешь наслаждаться жизнью председателя совета директоров, ну а если квартальный отчёт указывает на минус в балансе, то у всех акционеров начинает чесаться на твой пропащий счёт и почему бы не компенсировать им убытки за твой опять же счёт.
Но на сегодняшнем заседании совета директоров вдруг выясняется, что их корпорация не в плюсе и не в минусе, а стоит на всё том же месте и не двигается ни в одном направлении, что и квартал назад, а это наводит акционеров и директоров на никакие мысли. Они так сказать, не могут определиться, в каком направлении мыслить и что насчёт всего этого думать. Они ведь привыкли только в двух направлениях думать, где для каждого направления заготовлен свой алгоритм ответных действий. А тут им предлагается некая точка отсчёта, и не пойми чего, и в какую сторону, которая требует от них чуть ли не экспромта в мысленных действиях, чего они, привыкшие мыслить привычными схемами и программами действий, и разучились делать.
