И вот такое место, этим, вышедшим из здания и из себя человеком обнаружено, – такие места, как правило, находятся строго напротив по выходу из таких зданий (уж очень предусмотрительные и по своему предупредительные гады занимают свои рабочие места в таких зданиях), – и он, этот взволнованный человек, с решимостью никому его не уступить, прямиком к нему направляется и совсем прямо сейчас на него всем своим весом бухается и застывает в одном созерцательном положении. Так проходит некоторое время, находящееся в прямой зависимости от выведенности из себя этого человека, до прибытия в это здания и неподозревающего за собой таких черт склочного и невыносимого для других людей характера, и он, этот человек, принимается соображать.
– А я как оказывается, та ещё скотина! – усмехается этот, постепенно пришедший в себя человек, чему поспособствовал этот его взгляд на себя со стороны тех выносимых людей из этого небоскрёбного типа здания, в чьих служебных обязанностях прямо прописано, выявлять не подходящих по всем местным корпоративным статьям людей (что это за кодекс такой, никто не знает) и выносить их мозг бесконечными придирками, прописанными внутренними служебными инструкциями.
Правда, сейчас на месте этой, ещё той скотины, находился другой человек, что не отменяет того, что он не меньшая скотина, и его волнение было вызвано совсем другим вопросом. А что его так взволновало, то, скорей всего, то, что сейчас находилось у него в руках и своим видом действовало ему на нервы. Хотя уже не так сильно, как при первом ознакомлении, и этот выведенный из здания человек, вполне возможно, что после точно такой же идентификации себя, как скотины, немного успокаивается (что взять с такой скотины, как он, да ничего, и от этого понимания себя становится легче дышать) и решает спокойно ещё раз изучить те анкеты, которые ему вручили в этом здании напротив, в отделе по трудоустройству.
– Нет, конечно, их понять можно, они, если не всё, то многое должны знать о человеке, претендующего на одно из мест. Но, бл**ь, не с такими же презирающими всё и вся лицами! – присевший на скамейку человек, для начала немного выпустил из себя пара и уже затем взялся за изучение вручённых ему бумаг в этой службе по трудоустройству. А как только он взялся покрепче за эти анкеты, то вот сразу же ему на глаза попадается ранее незамеченный сюрприз, в виде вложенной между анкетами визитницы. Молодой человек, что поделать, таков уж нами и отделом кадров рассматриваемый человек, приметив эту визитницу, отделяет её от остальных бумаг, приближает к себе и читает: «Пространство и время, две константы, лежащие в основе всех изменений».
– Ну это я и без таких красочных подсказок знал. – Горько усмехнулся молодой человек, взглядом обратившись в своё не слишком отдалённое прошлое. Это когда он прибыл из провинции в этот миллионный город (обычная история) вслед за своей большой любовью, Верой (так уж обстоятельства жизни распорядились), чтобы естественно покорить этот город. Что казалось лёгкой и вообще пустяк задачей, когда самая главная жизненная цель уже достигнута и любит тебя чрезмерно – это как уже можно догадаться, сама Вера.
Тогда спрашивается, зачем всё это нужно и разве счастье не обретают в шалаше. На что наш герой, пока не раскрывающий своё имя по причине его малой значимости (но с большими амбициями), может привести только версию Веры. А так он, если честно, ничего не имел против того, чтобы обрести счастье в шалаше, откуда он выходил бы только по большой надобности – ну там рыбки наловить на ужин или собрать местную дань с зайцев и медведей, обязавшихся доставлять к столу медку и ягод. В общем, по заверению Веры, её, конечно, всё устраивает в её молодом человеке, и лучше уже ничего для её комфорта и счастья не придумаешь и не найти, но она уж такая воображала, что не может на одном месте спокойно усидеть и ей хочется двигаться вперёд. И она очень крепко надеется на то, что и её молодой человек, в ту же сторону, что и она смотрит.
И, конечно, он туда же смотрит и готов всё бросить и поехать за ней на край света, даже если это вроде бы она должна делать (по домострою) и по всюду за ним следовать. Ну да ладно, время нынче не то, что вчера, и оно многое что поменяло и переставило с ног на голову. И если Вере так хочется проявлять инициативу, – там (имеется в виду большой город) больше возможностей проявить себя и быть отмеченной за свой талант (Вера как и все романтические натуры жила театром), – то её молодой человек ничего не имеет против. Вот только нужно дома все дела уладить, а ты давай, езжай и устраивайся. А я скоро. На чём и порешили.
Вот только, – а так всегда и бывает, – они не слишком рассчитали время для сборов и разборов своих дел по месту, и если Вера убыла в большой город в точности по своему расчёту, то её молодой человек несколько подзадержался и сумел освободиться от всех своих забот и дел только спустя месяц (на работе потребовали двухнедельную отработку, домашние вдруг надумали переехать и пришлось принимать участие в этом деле, и всякие другие дела по мелочам).
И вот после месячной разлуки он прибывает на поезде в большой город и …Вон она Вера, такая потрясающе необычная, и хотя она всё такая же, идеальная, молодой человек не полностью её узнает и его сердце от страха сжимается, не веря в то, что вот эта, до чего же чудная и прекрасная девушка, и есть его Вера. И молодой человек, выйдя на перрон, даже боится сделать к ней первый шаг, с глупой улыбкой глядя на неё.
Но Вера, хоть с виду и претерпела такие шикарные изменения, само собой в потрясающую сторону, всё-таки всё та же прежняя Вера, которая влюблена в него до сих пор, чертовка, и вечно над ним потешается.
– Ну ты и оборвыш, – окинув своего молодого человека оценивающим взглядом, подвела свой оценочный итог Вера. Правда, на одном она не остановилась и, глядя на своего молодого человека чуть наклонив в сторону голову, принялась рассуждать, – вот что делает с человеком транспорт. Небось, садился в него вполне себе приличным молодым человеком, ухоженным, все брюки в стрелках и выглажены, и рубашка пахла одеколоном, а стоило пару суток потрястись в вагоне, то и былой сообразительности, и порядка, уже как не бывало. Одна сплошная взлохмаченность в голове, перекос в ногах и боюсь, что и в голове тоже нет порядка, а одно только помутнение рассудка и головокружение. – И Верин молодой человек уже был готов впасть в отчаяние, как Вера раскрывает свои объятия и, с укором во взгляде посмотрев на него исподлобья, шепотом говорит: «Ну иди же ко мне, дурачок, я так скучала».
А вот теперь голова молодого человека и вправду заголовокружилась, да с таким умопомрачением, что он и не заметил, как они покинули перрон вокзала и оказались почему-то в каком-то летнем кафе. Правда, Вера, заметив это вопросительное удивление своего молодого человека, вдруг спохватившегося за своё осознание реальности, быстро ему всё объяснила. – Сейчас у нас в театре аврал, вот я и замоталась, ничего тебе не приготовив. Так что по-быстрому здесь перекусим и домой. – А молодой человек и не возражает, когда он от одного её присутствия рядом так счастлив. Да и судя по её аппетитно смотрящему на него взгляду, то она и сама сильно по нему проголодалась.
И молодой человек берёт её за вторую руку (первую он и не выпускал) и, глядя Вере в глаза, хочет ей сказать такую незабываемую и прямо сердцем высказываемую откровенность, что закачаешься, но не успевает, сбитый этим треклятым телефоном, который принялся голосить. Вера с сожалением переводит свой взгляд на телефон, лежащий на столе, затем с ожиданием понимания смотрит на своего молодого человека и говорит: «Ты же у меня понятливый, сам понимаешь, все мои друзья хотят знать, как я счастлива». Для молодого человека, конечно, это новость о наличии у Веры тут друзей, но он не придаёт этому большого значения и, бросив взгляд на телефон, со словами: «А куда я денусь», выпускает из своих рук Веру.
А Вера только этого и ждала, и она, оказавшись на свободе, хватается за телефон и, переполненная довольством и радостью, начинает в него на всех словесных парах щебетать. А её молодому человеку только и остаётся кивать ей в ответ, когда она решает заручиться его поддержкой или сослаться на его мнение.
