— Это правда, соседи наши с головой не дружат, довели дом хороший до состояния развалюхи, чего уж тут продавать выгодно, — вздыхает мама. — Вы собираетесь стройку затеять?
— Да, планирую, начал уже. Надеюсь, это будет быстро, и вам не причинит беспокойства.
— Потерпим, что уж там. Мы понимаем, конечно. Главное, что сосед у нас теперь хороший. Пока новый дом не построите, в городе будете жить?
— Нет, я переехала уже. Тут перекантуюсь.
— В этой развалюхи будете жить? — поражается мама.
— Ничего потерплю. Что не сделаешь ради… — осекается вдруг Герман.
Что он хотел сказать? Ради любви?
— Там же никаких удобств нету, — качает головой мама. — Туалет на улице… даже не знаю. Ну, если вдруг помыться захотите, баня у нас хорошая, можете воспользоваться.
— Буду счастлив, — отвечает Герман.
— Мамуль, мне нужно с тобой поговорить, — говорю, как только Герман наконец уходит. Он засиделся, явно в развалюху свою не торопится, а я испытываю странное злорадство — сам ведь влез во все это. Но с другой стороны — его поступок, конечно, произвел на меня сильное впечатление! В душе появился трепет, а в животе запорхали бабочки. Еще совсем недавно на сердце точно булыжник лежал, и вот, затрепетало… проснулось. Умеет все же Самойлов ключик подобрать… И что мне со всем этим делать? Вдруг сбежит через неделю от таких жизненных условий? И снова здравствуй разбитое сердце…
— Я тебя слушаю, дорогая, — отвечает мама, устав ждать, потому что пауза затянулась. — Чайник поставить?
— Нет, спасибо, чаю я уже напилась. Пойдём в комнате поговорим? Мне что-то нехорошо… слабость какая-то навалилась.
— Конечно, еще бы, целый день на ногах, детка, тебе полежать надо, — начинает хлопотать надо мной мама. Ложусь на свою постель, она садится рядом.
— Даже не знаю, как это сказать, — начинаю свою исповедь. — Ты прости меня пожалуйста, что раньше не призналась… Не могла я… теперь должна это сделать, как бы тяжело ни было. Герман Самойлов и есть отец моего ребёнка. Это все на корпоративе произошло. Он был Дед Морозом, поэтому я и сказала так. Не хотела оскорбить твои чувства, просто произнесла то, что было на сам деле…
Чувствую, что отчаянно краснею, хочется зарыться лицом в подушку, но упрямо продолжаю свою исповедь:
— Вот так вот… Он Дед Мороз, я Снегурочка, нас закрутила волшебная новогодняя ночь, в которую, я ещё сдуру загадала желание… что ребёнка хочу. Не знаю, что на меня нашло. Одиночество достало. Мужчин вокруг нормальных не видела, вечно не те попадались… А Герман мне всегда очень нравился. Вздыхала тайно по нему, но это же фантазия была, понимала, что никогда на меня и не посмотрит… Если б не тот костюм Снегурочки…
— Ох, детка, — вздыхает мама. — Я ведь догадалась, давно уже. Ты меня совсем за дуру держишь. Я давно подозревала, не зря же он тогда ночевал у нас, и смотрел на тебя таким взглядом…
- Каким?
— Ну что ты как маленькая? Мужским взглядом, Настя. Заинтересованным, внимательным. Нравишься ты ему, я это вижу. Смотри, даже сюда переехал, развалюху соседей наших непутевых купил. Просто так что ли мужик будет такие поступки совершать? Нет конечно же. Ты у меня девочка правильная, горжусь тобой. Но уж слишком гордая, казнишь вот до сих пор себя за ошибку, за беременность вне брака. А стоит ли? Сейчас взгляды совсем другие, чего только нету, и однополые браки, и ЭКО, и суррогатное материнство. Люди не хотят, чтобы их загоняли в рамки, хотят жить по своим правилам. Так что плюнь на все, наслаждайся своим положением, жди ребеночка, и принимай все что дает тебе жизнь. Этот мужчина не собирается сдаваться, он тебя хочет, ребенка хочет. Разве не прекрасно?
— Ты права. Я совсем погрязла в своих комплексах… Столько вокруг матерей одиночек, брошенок, что поневоле на себя все примеряешь.
— Ну как же… А Кира? У нее ведь похожая история, а какие они счастливые с Денисом, как влюблены!
— Да, Кира… Но для меня ее история всегда была сказкой.
— Так напиши свою сказку, детка. Не отталкивай Германа. Он так старается. Хорошо, что ты наконец-то ему сказала правду, я понимаю, что решиться на это было непросто.
— Ну конечно! Ведь он не только мой начальник, он глава корпорации. У него таких желающих забеременеть полным-полно…
— Полно, а ты — особенная, моя девочка. Гордая, честная. Ты не из тех, кто пытается таким образом мужа найти. Ну да ладно, давай просто будем наслаждаться этой жизнью и посмотрим, как обживется наш сосед. Почему-то я уверена, что все хорошо будет. Будешь жить по соседству, это мечта любой матери, я за внуками смотреть буду, за домом, а вы, молодые — путешествовать да бизнес развивать.
Мама крепко обнимает меня, потом мы еще долго болтаем, строим планы, мечтаем. Мне становится так легко на душе, я почти не боюсь грезить о том, что раньше прятала в самые дальние уголки своей души…
— Вер, ну хватит о Германе, правда, — прошу подругу, с которой выбралась в кафе после посещения женской консультации. — Как у тебя дела, расскажи это лучше. А то обо мне да обо мне.
— Насть, да ладно, разве обо мне интересно? Ничего у меня интересного не происходит, а вот твои приключения очень волнительны.
— Приключения? Ты это так называешь?
— Даже не знаю, как еще можно назвать то, что вы вытворяете. Но знаешь, это круто! Ты такая неприступная, а он такой настойчивый. Разве часто сейчас встретишь подобное? Нет ведь! Вот моя дочь, замуж собирается. Парень из соседнего подъезда, работы нет, целыми днями сидит за компьютером, в «Танки» играет. Ни цветочка не подарил! За что его любить? Никуда не водит ее, так, посидят, пиво с друзьями попьют… Ужас. Я за голову хватаюсь, пытаюсь вразумить Лику. И ничего не получается. Не слушает меня. Разве говорит у меня выбор есть? Никто не бегает, это единственный вариант. Вот где безнадега, Насть. А тебе Герман скоро серенады будет петь под окнами. Романтик…
— Чего ты так взволнованно по сторонам смотришь, Вер? Кого ты там выглядываешь? — спрашиваю после длинной паузы.
— Ничего… Показалось мне. Что свекровь твою будущую увидела, — удивленно говорит Вера. — Кстати, слышала последние новости про нее?
— Про Антонину Григорьевну? Нет… А что случилось?
— Оказывается любовник у нее был. Моложе ее на десять лет. Задурил ей мозги, альфонс проклятый. Да еще фотографий наделал компрометирующих.
— Какой ужас!
— И не говори… Как подумаю про Александра Петровича… Не заслужил он такого… А знаешь, кто этот любовник? Двоюродный брат Фроловой!
— Боже, откуда все эти подробности, Вер? Хотя, чему я удивляюсь, ты же вернулась на работу… А Герман? Он знает?
— Сегодня узнал. Ему непросто, бедняге. Отца утешал. Сегодня такая драма на работе разыгралась… Ужас просто. Александр Петрович крикнул что разводится. Сын его… в общем, увез с фирмы. И меня отпустил, сказал, чтобы заперла все… Что Игорь за главного. Вот как… Что теперь будет, ума не приложу.
У Веры так блестят глаза, что мне не по себе становится. Я-то знаю, что она давно по Александру Петровичу сохнет. Неужели рискнет занять место неверной супруги? Ну а что, может и получится у них. Мне все равно жаль очень Антонину, все же в таком возрасте так опозориться — ужасно. Значит Фролова, скорее всего, имела поэтому власть над мамой Германа. Возможно поэтому Антонина так жаждала свести ее с сыном.
Поэтому я ей не нравилась? Хм, сомневаюсь. Думаю, я не ее поля ягода в любом случае. И все равно сочувствую…
— Все, Вер, прости, но я пойду, душно тут, прогуляюсь немного, — говорю подруге.
Встаю с места, прощаемся, обнимаемся и я устремляюсь на выход. Хочется прогуляться, побыть одной, отвлечься от клубка проблем, от мыслей о людях, которые совершают столь неправильные поступки. Ну а еще мне просто очень хочется пройтись по детским магазинам, хотя работу я так и не нашла, но решила потратить немного выплаты от Германа. Тем более он на этом настаивает…
Возможно, это означает что я потихоньку начинаю доверять ему. Пока брожу по магазинам, понимаю, что переживаю за босса. Неприятно, когда у родителей такое. Даже если ты уже взрослый. Родители это — всегда тыл и поддержка. И когда все рушится, все равно что земля уходит из-под ног. А значит, у моего ребенка должна быть крепкая семья. Дружная, нерушимая…
