Девочка сначала прищурила карий глаз, затем синий, вызывая улыбку взрослых. Хитрость удалась, Ландыш протянула одну шоколадку:

— Папе только не говори.

Витольд смотрел как молодая женщина возилась с ребенком и вспоминал далекий Новый год.

Тогда он вернулся домой опустошенный. То, чего он больше всего боялся, произошло, и хоть он был готов, но не так же… Аниэла встретила молча, догадавшись по виду отца, что все не так хорошо, как хотелось:

— Папа, Син не мог так поступить. Он говорил…

— Аниэла, малышка, давай не будем. Я никого и ни в чем не виню. Прости, вам придется без меня встречать Новый год. Я не готов.

— Папа, — дочь подошла и обняла его.

Самолет, соседнее кресло пустое, заинтересованные взгляды женщин и мужчин. А перед глазами рыжее гетерохромное чудо. Он никогда не прощал ложь в отношениях, а в результате умалчиванием сам все разрушил. Уходя уходи?

Новый год он встречал в одиночестве у камина с карандашами. Пузырьки в одиноком бокале, опущенные портьеры на окнах, отсекающие праздник от него. Не выдержал, потянулся к телефону:

— Мил? С новым годом!

— Ответно, Вит. Ну и долго?

— Что именно?

— Я удивлен, что ты до сих пор не здесь.

— Она просила отпустить. Ей сейчас хорошо.

— А ты уверен? Решать тебе.

На заднем фоне слышались голоса Лены и Ландыша, работал телевизор.

— Вит, передать трубку?

— Если она захочет.

Через секунду он услышал ее голос в трубке:

— Да?

— С Новым годом, Ландыш.

Она замешкалась, но тихо ответила:

— С Новым годом, Витольд Лоллиевич.

— Лоллийевич, Ландыш, Лоллийевич.

— Извините.

Повисшая тишина, затем он добавил:

— Знаешь, я счастлив, что хоть немного, но ты была рядом. Спасибо тебе и… Ты достойна счастья и любви, и все у тебя будет хорошо.

— Обещаете?

— Обещаю.

Он первым положил трубку, не выдержав. Стало ли легче? Не стало. Но возможность здраво мыслить вернулась, поэтому когда в очередной раз позвонил Серафин, то он ответил:

— С Новым годом, сын!

— Папа, с Новым годом. Где ты? Мы переживаем.

— Все в порядке, я отдыхаю в горах.

— Скажи где, я могу приехать и поговорить?

— Сын, я вернусь после Рождества, тогда и поговорим. Я устал, мне надо отдохнуть. Прости, что вот приехали вы, а я сбежал.

— Ну мы вернулись в Россию окончательно, так что может и подождать. Папа, отдыхай, только учти, что я в Москве, а она в Питере.

— Ты летал в Санкт-Петербург.

— Да, я был там, однако это долгий разговор и не по телефону.

— Значит, жди, пока я вернусь, — холодно перебил его Витольд, сбрасывая звонок.

В одиночестве пролетели десять дней. Предпочитая не заезжать домой, он поменял билет, и Богдан встречал его в аэропорту первым рабочим утром.

— В офис, — коротко сказал Витольд, и водитель послушно кивнул.

Уже в дороге, собирая первые пробки, он спросил Богдана:

— Вещи Ландыша собрали и доставили ей?

— Нет. Ландыш в Санкт-Петербурге. Их сложили в ее комнате.

— Улица Таврическая дом пятнадцать квартир пятнадцать в Санкт-Петербурге. Отправь их туда.

— Хорошо, — Богдан не пререкался.

Выдержка первый раз дала сбой уже в кабинете, когда дверь открылась и вошла София с чашкой и газетой. А он ведь надеялся, что все сон, что сейчас появится Ландыш с двумя чашками, газетой, органайзером и ручкой. Блеснет разноцветными газами, с любопытством покосится на конфеты и как всегда слегка прикусит губу в предвкушении лакомства.

— Витольд Лоллийевич, все хорошо?

— Что? Да, София, все хорошо. Пока ничего не надо. Когда Марина появится, пусть ко мне поднимется.

— Она оформляет Аниэлу Витольдовну..

— Отлично, тогда пусть обе поднимутся, заодно Виктора и Бориса ко мне, чтобы сразу всех познакомить.

Она кивнула и исчезла, и тут же пришел вызов на коммутатор:

— Витольд Лоллийевич, Серафин Витольдович подъехал, хочет поговорить.

— Пусть поднимется.

Витольд встал, встречая сына:

— Зачем так официально? Здравствуй!

— Здравствуй, папа. Надеялся, что хоть так ты перестанешь меня избегать.

— Глупости, не выдумывай, я тебе всегда рад.

— Я заметил. Папа, у меня возник один вопрос — я так понял, что ты приезжал в Питер. Что ты видел?

— Сын, я на работе, давай отложим разговор.

— Нет, пап, так не пойдет. Ответь на вопрос.

— Я видел белую розу.

Серафин усмехнулся:

— А ты видел, как нежное создание голыми пальчиками превратила толстый стебель с шипами в мочалку? С милой улыбкой на устах, словно гладила котенка.

Витольд замер.

— А если бы ты подошел, то услышал, как меня отчитывали, словно юнца. Смысл обличительное речи был в том, что я не ты.

— А на что ты надеялся?

— На то, что два взрослых человека наконец включат логику и мозги, чтобы понять — я ни на что не претендую. Мы приехали познакомится с мачехой и все!!! Папа, я в шоке, что происходило и происходит. Как ты мог даже подумать такое?! Как ты мог даже заподозрить, что я на нее имею виды? Ну ладно она, молодая и неопытная, но ты? Разве не видел, что ты для нее все!!! Как ты мог ее отпустить? Как ты мог подумать, что я встану на твоем пути?! Папа, где твоя мудрость?

Витольд молчал. А что сказать? Что усомнился в сыне и любимой? Что ревность затмила рассудок? И что сейчас делать? Он не знал, он впервые не знал.

— Папа, а она ждет. Боится, но ждет. Вбила в свою голову, что поссорит нас, но надеется.

— Она так сказала?

— Нет, но я прочитал это в ее глазах.

Витольд сел на место, пытаясь сообразить озвученное.

— Я идиот?

— Нет, папа, ты любишь. И судя по всему впервые. Ты всегда нам с Аниэлой был опорой, но, кажется, сейчас ты нуждаешься в помощи. Папа, послушай совета, иди к ней.

Витольд поднялся, однако дверь распахнулась, в кабинет влетел Виктор, говорящий по телефону. Увидев Серафина, он нахмурился, но махнул рукой, переводя многозначительный взгляд на Витольда:

— Во сколько поезд прибывает? Давай встречу. То есть как не надо? В какую клинику?? Стоп, мелкая по порядку, ты вернулась в Москву, но едешь не домой, а в клинику? Зачем? Ты заболела? Какие две полоски? Одна? Да что за полоски??? То есть, то нет? Нет, не понял. А это как четыре две и три одна? Стоп, я больше не хочу слышать про полоски. Хорошо, заберу из клиники, диктуй адрес.

Парень бесцеремонно стащил листок бумаги и ручку у Вишневского и записал адрес:

— Ну все, давай.

Он сбросил вызов и посмотрел на шефа:

— Витольд Лоллийевич…

Но тот не слушал, вырвав лист с адресом из рук ошеломленного парня, поспешил из кабинета. Сбегая по лестнице, он крикнул Богдану:

— Ключи от машины!

— Лучше я сам, — возразил водитель, поспешно вызывая лифт.

Уже в машине, Богдан осторожно спросил:

— Куда?

— Цветной бульвар, дом тридцать.

Они должны успеть, Виктор записал и время начало приема. На Садовом Витольд уже готов был выпрыгнуть из машины и идти пешком, но Богдан благоразумно заметил, что время есть, а если девушка заметит машину, то может уйти. Да, архитектор поведал водителю кого они догоняют.

Они почти не опоздали, но много времени потеряли, пытаясь на ресепшн выяснить, к кому записана девушка, администраторы не сдавались и Витольд разочарованно оттолкнулся от стойки. Он не верил, что Ландыш способна на аборт, но хотел поговорить все же до приема, да просто сейчас быть с ней. Он огляделся и замер. Дверь одного кабинета открылась, оттуда вышла молодая врач с светло-зеленом халате, и поникшая Ландыш. Сердце защемило. Что с ней? Врач чтото объясняла, ободряюще погладила по плечу, а девушка лишь послушно кивала.

— Витольд Лоллийевич, — предупреждающе сказал Богдан, но он отмахнулся.

Не отпустит! Его! Он шагнул и она подняла взгляд, увидела его. Замерла, словно не поверила и, не обращая внимания на говорившую доктора, дернулась к нему. Витольд в мгновение ока приблизился, прижимая к себе Ландыш.