– Проходите, проходите, у нас уже всё готово! – воскликнул Николай, гостеприимно распахнув дверь. Все шестеро прошли гуськом друг за другом, как по команде расселись по стульям и каждый оглядел Сергея. Москвин довольно равнодушно отвечал улыбкой каждому, и только при взгляде Влада ему вновь стало не по себе. Тогда он тронул струну на гитаре. Звук получился другим. Весёлый, слегка дребезжащий, будто хватанувший с мороза стакан водки, звук прокатился по огромной квартире и застыл под потолком у входа, где скопились пыль и паутина.

– А-а-а-а, это опять вы? – воскликнул Влад и схватил гитару, что-то там бренькнул, но, увидев брезгливо перекошенное лицо Сергея, осторожно положил инструмент обратно.

Оба не отрываясь смотрели друг на друга. Влада передёргивало от ощущения вселенской брезгливости, исходящей от Москвина. А тот, не в состоянии справиться с нахлынувшими эмоциями, внутренне подсчитывал, во что ему обойдётся нервный срыв на работе. Товарищ Басов будет недоволен. Своё недовольство старший товарищ переводит в ворчание. Это хуже всего. Чужое ворчание плохо действует на нервы.

Николай прервал паузу короткой фразой: «Все за стол! У нас сегодня картошка с капустой».

– Коля, ты совсем закис со своей капустой, – заныл Влад, – нам бы чего-нибудь покрепче!

– Будет вам и покрепче, и послабже, всё будет, только не спешите, – суетился Гречин, создавая на замызганной клеёнке подобие праздничного ужина. Сергей отстранённо смотрел на происходящее. Коля давно стучит органам. Месяца два назад у оперативников возникла нужда, и они попросили Колю привадить симпатичного юношу с порочными наклонностями и дали ему номер телефона одной девушки. Именно ей и позвонил чрезмерно услужливый Николай Гречин – лицо без определённых занятий, но с пропиской, обладатель комнаты в коммунальной квартире, коренной ленинградец в третьем поколении. С девушки всё и началось. Сначала она привела одних знакомых, потом других, а позже появился долгожданный Влад Карецкий.

На галерее Гостиного Двора Николая Гречина знали как старого гомика, давно вышедшего в тираж. Ему уже далеко за пятьдесят, но все зовут его Колей, Колькой, Коляном. Такое обращение унизительно, Коле тыкают, несмотря на его недовольное лицо, заставляют исполнять чужие прихоти и капризы. Гречин услужливый и вёрткий, но знает, перед кем стелиться, как последняя половая тряпка, а кого можно послать куда подальше. Со многими он бывает резок и в такие минуты становится смешным. Плешивая голова с остатками торчащих в разные стороны пегих волос трясётся, старенькие джинсы в обтяжку сваливаются, а светленькая хлопчатобумажная рубашка не первой свежести, наоборот, норовит задраться. И всё это лоснится, блестит, переливается. Коля Гречин много потеет, у него какое-то кислотно-щелочное нарушение в организме. Он борется с этим недостатком, постоянно моется, душится, мажется, но всё равно исходит обильным потом. Руки и рубашка у него постоянно мокрые.

Колю знает весь Невский. На «галёре» он первый среди равных. Свой среди своих. Иногда торгует, чем придётся, чаще просто отирается в поисках новых знакомств. Основной источник дохода – содержание притона, где собираются разные сомнительные личности. От них перепадают неплохие ворованные вещички, которые можно легко продать на галерее Гостинки. Очень редко, опасаясь слежки со стороны участкового, Коля сдаёт комнату любовникам на час-два. Берёт дорого. Сдаёт по рекомендации. Людей с улицы не принимает. Колина жизнь не удалась, но и не распалась на части. Одно лишь тревожило Николая: в него давно никто не влюблялся, никто его не хотел, на свидания не звал, в рестораны не приглашал и деньгами не ссужал. Гречин, считая себя ещё вполне симпатичным импозантным мужчиной, безмерно страдал от человеческой несправедливости. Чтобы избавиться от страданий, он загружал себя всяческой суетой вроде сборов по месту жительства сомнительных компаний, которые искали места, где можно было спокойно проводить свободное время. В стране пропала водка. Партия и правительство усиленно боролись с алкоголизацией населения.

В этот раз компания была вполне себе симпатичная, не сильно пьющая и наркотиками не увлекающаяся. Обычная бездельная молодёжь, бесцельно прожигающая родительские деньги. Ничего особенного. Органы смотрели на тусовочных студентов сквозь пальцы. Группа лиц, систематически прогуливающая занятия в институте, никого не интересовала. Если бы они на митинги ходили или с плакатами стояли, тогда да, другое дело. Мигом бы всех поставили на профилактический учёт.

Всё шло хорошо, но в спокойную жизнь неожиданно вмешался случай. Органам для какой-то секретной цели срочно понадобился Влад Карецкий. Где-то и кем-то была разработана операция государственной важности, назначены исполнители. С одной стороны, дали задание старому стукачу Коле Гречину, с другой – заслали стажёра Москвина, предварительно проинструктировав обоих. Сергей знал, что Коля является старым агентом, а Гречин, в свою очередь, был осведомлён о деятельности нового куратора. Один был официальным сотрудником, второй секретным. Оба находились на работе, если можно было определить этим словом подобную деятельность. И оба получали зарплату, один поменьше, второй побольше. И Сергей, и Николай ответственно относились к заданию, но жизнь имеет одну странность. Она непредсказуемо вмешивается в любые секретные дела. Вроде всё сложилось, как надо, люди всё рассчитали, вычислили и запланировали, но стоит человеку зевнуть, моргнуть, скривить лицо в приторной улыбке, и вся схема сложной оперативной комбинации летит в преисподнюю на другую планету.

Гречин сразу заподозрил, что Москвина просто тошнит от Карецкого. Сергея при виде молодого человека начинало трясти мелкой дрожью. Казалось, произнеси Влад хоть одно слово, и Сергея вырвет прямо на деревянный пол, выкрашенный бордовой масляной краской. Гречин хотел вывести Сергея из состояния патологического отвращения. При этом Николай совсем не сострадал Москвину. Он не жалел его. Не сочувствовал. Ему было всё равно, что станет с Сергеем, если он сломается и уйдёт раньше времени.

Гречин сам хотел заработать на Карецком. Если удастся угодить органам, они выпишут ему большую премию. А с деньгами всё-таки жить веселее. Хотя бы месяц не нужно думать о куске хлеба. Появится возможность заняться собой, сходить в салон красоты, чтобы сделать педикюр, потом в баню, на рынок, на «галеру». В магазинах города давно нет приличной еды и одежды. Уважающие себя люди ходят отовариваться на Кузнечный рынок и на галерею Гостиного Двора, где можно купить хорошие продукты и модную одежду. Обычно там толкутся все, кто преуспел в этой жизни. Николай был всеядным, он мог есть всё, что лежало на прилавках простых магазинов, но на Кузнечном собиралась вся элита города – валютные проститутки, валютчики, таксисты, официанты, мошенники с «галёры», продовольственные магнаты, пухлые денежные мешки и тузы, не знающие счёта шальным деньгам. Партийная верхушка города и руководство органов снабжались из других источников. Жёны партийных вождей затаривались в закрытых спецмагазинах, а лица, имеющие нелегальный доход, кормились исключительно на Кузнечном рынке. Коля Гречин привык экономить на еде, но ходить в отечественных джинсах ему не позволяло чувство собственного достоинства.

В последний год Коля практически сидел на мели. С деньгами было туго, да так, что зубы сводило. Любовники разбежались; всё, что можно было продать, ушло за бесценок. Влад Карецкий свалился в пустоту отчаяния Коли Гречина неожиданно, как долгожданная козырная карта во время затяжного преферанса. Именно с Владом связывал свои надежды слегка опустившийся Коля Гречин. Он был уверен, что с помощью красивого юноши выберется из надоевшей нищеты. По этой причине Коле хотелось досадить Сергею, чтобы тот не мешал событиям идти своим чередом. Пусть Сергей пишет свой отчёт, а Коля отчитается иначе. Он уже придумал, как распишет похождения Влада. И всё шло прекрасно, без эксцессов, пока Москвина не затошнило от нервного перенапряжения.