Бывают в Ленинграде майские дни, обильно сдобренные холодным ветром. В такие дни жители города обречённо бредут по улицам, с трудом удерживая себя на поверхности земли. И никто не может объяснить, откуда, из каких краёв прилетает штормовой ветер, сбивающий с ног всё живое и приносящий с собой арктический холод и стужу. Знающие люди говорят, что с Ладоги, но майский ветер бывает настолько свирепым, словно хочет всех убедить, что он прилетел прямиком с планеты бурь. Такие ветры бывают только на Венере и в Ленинграде. Внезапные и оглушительные. Они несут с собой разрушение и поселяют тоску в человеческих душах.

Инопланетный ветер не утихал уже третий день. В газетах методично предупреждали о наводнении. По телевизору ничего не говорили, сухо выдавая скупые сводки погоды. Сергей почувствовал озноб и сходил за кипятком. Он хотел заварить чай, но передумал. Просто выпил горячую воду, чтобы согреться.

В полумраке тесного кабинета светилась настольная лампа, прикрытая зелёным абажуром. За огромным столом сидел мужчина и что-то писал, прикрывая написанное ладонью. Металлическое перо громко чиркало, бумага яростно шелестела, словно отрыгивая неприятные слова, оставляемые суетливой рукой. «Никого рядом нет, а он прикрывается», – усмехнулся Сергей и уселся за другой стол, стоявший у окна. Середина дня, а в кабинете темно. В Ленинграде штормило. С Невы дул пронзительный ветер, зловеще завывающий в вентиляционных трубах. «Воет, как одинокий волк! Запугать хочет. Это не ветер, это боевая сирена! Ничего, зато у нас море рядом», – усмехнулся Сергей.

– Здорово, товарищ Москвин! Как отдежурил? – Мужчина за столом шумно заворочался, бросил писать и пристально уставился на Сергея.

– Всё по инструкции, товарищ Басов! Как вы приказывали, так и сделал!

– А-а, ладно, щас-щас, допишу и поговорим!

Снова заскрипело перо, снова зашуршала бумага. Товарищ Басов во всём любил основательность, он по старинке пользовался автоматической ручкой со стальным пером. Москвин аккуратно расправил сукно на столе, потрогал стопки документов. Всего месяц на службе, а как будто уже десяток лет отбухал. Хорошо, что товарищ Басов рядом. Он много чего подсказывает, поддерживает, не даёт пропасть на службе. А ведь многие товарищи пропадают почём зря. И всё от незнания жизни.

– Ну, рассказывай, рассказывай, как там наша питерская богема развлекается. Этот Николай Гречин – большой шалун! Не так ли, товарищ Москвин?

Басов прищурился и стал похож на Ильича с портрета на стене. Башкирский разрез глаз, хитрые искринки во взгляде, проникновенная теплота в голосе убаюкивает и усыпляет. Москвин яростно заморгал, чтобы не сморило.

– Нет там никакой богемы, товарищ Басов! Одни студенты, да Николай, да я, вот и вся гоп-компания! А, да, ещё две женщины присутствовали. Тоже студентки, видать.

– Как так? Какие студентки, кто такие? – Басов присел на край стола, потрогал прокуренным жёлтым пальцем стопку документов. Москвин невольно сжался, словно он был виноват в том, что у Николая ночью собрались совсем не те гости, на которых рассчитывал товарищ Басов.

– По моим агентурным сведениям, Николай Гречин открыл по месту жительства притон разврата. По ночам у него собираются сомнительные личности, педерасты, шлюхи, проститутки, разные там поэты и поэтки, балеруны. Так?

– Не так, товарищ Басов! Это всё Варвара!

– Какая Варвара? Кто такая? – Басов спрыгнул со стола и прошёлся по кабинету, разминая плечевые суставы. Позвонки угрожающе затрещали, застрекотали, словно штукатурка посыпалась с потолка. Москвин с опаской взглянул наверх. Лепнина сияла первозданной белизной. Сверху ничего не сыплется. Это трещат кости товарища Басова.

– Жиличка в коммунальной квартире. Соседка Гречина. Она ему постоянно стучит в дверь и стены. Жалуется. Вчера опять ругалась.

– Жиличка Варвара тут ни при чём! Сведения поступили от другого лица, более осведомлённого, чем твоя соседка.

Многозначительный тон товарища Басова привёл Москвина в замешательство. Лицо затвердело, остро выступили скулы и желваки. Сергей заглянул в себя, как в колодец: нет ли внутри страха? Нет. Там всё было спокойно. Он способен ответить за свои слова без сомнений и сожалений. Басов получает сведения от одного осведомлённого лица, а Николай Гречин состоит на связи с другим оперуполномоченным. Получился круговорот осведомителей. Все кругом стучат. Но товарищ Басов не знает об этом. Как сказать ему? Скорее всего, этого делать нельзя. Категорически нельзя.

– Товарищ Басов, никакого притона там нет. Питерская богема развлекается в другом месте. У Николая собирается студенческая молодёжь с целью выпивки и отдыха. Он им водку достаёт, а они ему деньги дают за предоставление крыши над головой. Собираются кооперативом и отдыхают. Пожалуй, я схожу туда ещё раз.

Последнюю фразу Сергей добавил вполголоса, надеясь, что Басов не услышит. Напрасно понадеялся. Товарищ Басов услышал.

– Да-да. Сходи-ка ещё раз! – коротко бросил старший по званию Басов. – Но будь аккуратнее. Нельзя, чтобы они тебя расшифровали. Ты на службе, товарищ Москвин!

– Знаю-знаю, товарищ Басов! Будет исполнено!

– А? – Басов приложил ладонь к правому уху. От товарищей по службе Сергей знал, что Басов воевал в Афганистане, в самом начале конфликта угодил в перестрелку и рядом разорвался снаряд. Басова оглушило. Его комиссовали. С тех пор он плохо слышит на правое ухо, а свой недостаток тщательно скрывает от окружающих. Видать, боится, что тугоухость может повредить по службе.

Сергей ухмыльнулся. Что надо услышать, Басов прекрасно слышит. Ветеран службы хочет быть первым среди первых. Это сложно. На службе все хотят быть первыми. А как достичь первенства, никто не знает. Тут все равны. Должность в органах не располагает к доверительным отношениям, но прочитать человека можно. Лицо и глаза всегда на поверхности. Все недостатки человека вылезают наружу, как их ни прячь. Появляются болезни, открываются старые раны. Как ни ходи павлином, люди всё равно разгадают потаённое, тщательно скрываемое от чужих глаз.

Басов убрал руку от уха, сердито потёр пальцами невидимую пыль. Москвин прикрылся рассеянностью, сделав вид, что не понял вопроса.

– А ты не исполняй. Ты служи! Если не будешь служить, ни хрена у тебя не получится! – отчеканил товарищ Басов монотонным и в то же время жёстким тоном, словно приговор огласил, как старший не только по званию, но и по должности. В глубине души он презирал Сергея. Слишком скрытный этот Москвин. Слова лишнего не скажет, опасаясь за каждый чих. К тому же брезгливый до болезненности. Всё носом дёргает. Чужие запахи ему не нравятся. А иногда застынет, как атлант под Эрмитажем. Только в каждом скрытном можно найти тайные помыслы. Их легко разгадать. Такие белоручки долго на службе не задерживаются.

Они смотрели в упор и тайно ненавидели друг друга. И оба думали, что могут залезть внутрь другого, как к себе в карман.

– Я написал рапорт по факту выхода в адрес к Николаю Гречину. Вот, товарищ Басов, прочитайте!

Оба углубились в бумаги. Басов внимательно вчитывался в текст рапорта. Москвин наблюдал за ним, надеясь прочитать по лицу сослуживца хоть какую-нибудь мысль. Лучше заранее подготовиться к худшему. От товарища Басова можно ожидать чего угодно. Служит рьяно, аж из галифе выскакивает, лишь бы угодить начальству.

– Хорошо написал. Прямо как Горький! Складно, без ошибок, не оторваться. Как будто ты не рапорт писал, а бульварный роман для буржуев.

– Я перепишу, товарищ Басов! – вскочил Москвин, ощущая, как внутри полыхнул костёр. Всего жаром обдало, словно в печку его засунули. Во рту стало горячо, а рукам жарко. Все знали, что Басов не страдает интеллектом. На собраниях выступает, как будто читает учебник по научному коммунизму. Складно и гладко говорит, но писать не любит. Писанина даётся ему с трудом. Басов каждое слово по пять минут обдумывает, прежде чем положить его на бумагу.