– Я думаю, что животные были напуганы землетрясением. Возможно, Тортуга или Суапаре вышли из берегов, и черепахи, движимые инстинктом самосохранения, отправились искать убежища на берегах Ориноко.

Это было очень правдоподобное и, пожалуй, единственно приемлемое объяснение. Очевидно, подземные толчки в Сьерра-Матапей были очень сильными. Черепахам и раньше случалось появляться на берегах Ориноко в неурочное время, поэтому жители прибрежных районов были не слишком удивлены, хотя и несколько обеспокоены.

В общем, с черепахами все было ясно, но откуда раздавались выстрелы? Кто мог таким образом сражаться с черепахами? Ведь пули не в состоянии пробить их панцирь.

Вскоре всё разъяснилось.

Мириады черепах, растянувшись на несколько километров, двигались сплошной массой, прижавшись панцирями одна к другой. А по этой движущейся поверхности метались множество животных, очевидно тоже спасавшихся от землетрясения. Удивленные подобным нашествием, носились взад и вперед обезьяны-ревуны. («Им это, вероятно, кажется забавным», – заметил сержант Марсьяль.) Здесь были и дикие животные: ягуары, пумы, оцелоты, равно опасные и на равнине, и в лесу, и на спинах черепах.

Вот от них-то и отбивались пистолетными и ружейными выстрелами два человека. Им уже удалось убить нескольких хищников, но они с трудом удерживали равновесие, перескакивая с одного панциря на другой, в то время как четвероногие явно не испытывали ни малейшего неудобства.

Кто были эти люди? На таком расстоянии ни господин Марчаль, ни алькальд не могли узнать их. Однако, если судить по костюму, они не принадлежали ни к одному из индейских племен, живущих вдоль среднего течения Ориноко. Может, это были те самые французы, которые отправились исследовать восточные равнины и возвращения которых давно уже ожидали в Ла-Урбане? Жан де Кермор подумал: возможно, меня ожидает радость встречи с соотечественниками.

Все остановились… Что делать? Идти вперед? Нет, конечно…

Поток черепах все равно заставит их повернуть назад, и они не сумеют добраться до окруженных хищниками людей. Только Жан призывал их помочь этим людям; он был уверен, что эти двое и есть французские исследователи.

– Это невозможно, – сказал господин Марчаль, – и бесполезно. Рискуя собственной жизнью, мы не сможем помочь им. Надо дать черепахам добраться до реки, а там они сами расползутся в разные стороны.

– Вероятно, но нам грозит другая опасность.

– Какая?

– Если черепахи встретят на своем пути Ла-Урбану и не свернут в сторону, с деревней будет покончено!

К несчастью, помешать катастрофе было невозможно. Обогнув холм, неумолимая лавина медленно приближалась к Ла-Урбане, от которой ее отделяло не больше двухсот метров. Все будет сметено, раздавлено, уничтожено в деревне… Там, где прошли турки, трава не растет, – говорит пословица. А там, где пройдет армия черепах, не останется ни дома, ни хижины, ни деревца, ни кустика.

Сотни тысяч черепах, а может быть и больше, направлялись к правому берегу реки

– Огонь… Надо разжечь огонь! – воскликнул господин Марчаль.

Он был прав: огонь – единственная преграда, которая могла остановить черепах.

Охваченные паникой, жители деревни бегали взад и вперед, раздавались крики женщин и детей. Пассажиры и экипажи пирог поняли мысль господина Марчаля и принялись за дело.

У входа в деревню тянулись широкие луга, поросшие густой, но уже высохшей травой и клонившимися под тяжестью плодов деревьями. Пришлось без колебаний пожертвовать этими плантациями. Траву подожгли одновременно в десяти или двенадцати местах. Яростно забушевало словно вырвавшееся из чрева земли пламя. Густой дым смешался с движущимся к реке облаком пыли.

И тем не менее черепахи упорно ползли вперед, и они, вероятно, будут ползти до тех пор, пока первый ряд не достигнет полосы огня. А может быть, идущие сзади толкнут первых в огонь и тем самым его потушат?

Неужели Ла-Урбана вот-вот будет раздавлена, уничтожена, обращена в развалины?

Но этого не случилось, расчет господина Марчаля оказался верным. Хищники были встречены выстрелами, стреляли все, у кого были ружья, а те двое, балансирующие на спинах ползущих черепах, отстреливались уже последними патронами.

Несколько хищников были убиты. Другие в ужасе отступили перед языками пламени и, повернув на восток, умчались вслед за обезьянами, оглашавшими воздух истошными воплями.

В это мгновение двое пленников черепашьего стада бросились к полосе огня, прежде чем первый ряд черепах успел к ней приблизиться.

Еще минута, и Жак Эллок и Жермен Патерн – а это были они, – обогнув холм, очутились в полной безопасности.

Черепахи же остановились перед полукилометровым огненным занавесом, а затем, обходя деревню слева, двинулись к реке и скрылись в ее водах.

Хищники были встречены выстрелами

76 Алькальд – в Испании и в некоторых государствах Латинской Америки глава городской администрации.

77 Иньям (ямс) – здесь: богатые крахмалом клубни ямса, тропического растения из семейства диоскорейных.

78 Маис – кукуруза.

Вторжение черепах, чуть было не уничтоживших Ла-Урбану, заставило путешественников на сутки отложить свой отъезд. Поскольку двое французов собирались продолжить изучение Ориноко и плыть до Сан-Фернандо-де-Атабапо, разумно было путешествовать вместе. А так как молодые люди нуждались в отдыхе, естественно было перенести отъезд на следующий день.

Именно такого мнения придерживались благоразумный господин Мигель и его коллеги. Дяде и племяннику не оставалось ничего другого, как согласиться с этой точкой зрения. У Жака Эллока и Жермена Патерна была своя пирога, и стеснить они никого не могли; а кроме того, что бы там ни думал сержант Марсьяль, путешествовать всем вместе было значительно безопаснее, чем порознь.

– А потом не забывай, они наши соотечественники, – сказал Жан своему дяде.

– Уж очень они молоды! – пробормотал сержант, недовольно качая головой.

Молодых людей попросили рассказать о себе, и, когда те узнали, что дядя и племянник – французы и даже бретонцы, они поспешили удовлетворить их любопытство.

Успешно выполнив несколько поручений министерства народного образования, двадцатишестилетний уроженец Бреста Жак Эллок был отправлен в экспедицию на Ориноко. Полтора месяца назад он прибыл в дельту великой венесуэльской реки. Этого молодого человека не без оснований считали талантливым исследователем, в котором храбрость, энергия и выносливость удачно сочетались с разумной осторожностью. Он был привлекателен: темные волосы, пылкий взгляд, румянец на смуглых щеках, высокий рост, крепкое сложение… Прибавьте к этому какую-то врожденную элегантность, серьезное и приветливое выражение лица, и станет понятно, почему все в нем с первого взгляда вызывало симпатию окружающих. Ни фатовства, ни позерства – он располагал к себе людей, не прилагая к тому никаких усилий.

Спутник Жака, двадцативосьмилетний Жермен Патерн, тоже был бретонцем. Его отец, советник апелляционного суда в Ренне, мать и две сестры – все были живы, тогда как родители Жака Эллока умерли, оставив своему единственному сыну вполне достаточное для обеспеченной жизни состояние.

Жермен Патерн обладал решительным, но покладистым характером и без возражений шел туда, куда его вел Жак Эллок, с которым они дружили со школьной скамьи. Страстью Жермена была естественная история, а точнее ботаника, и в не меньшей степени фотография. Он мог бы снимать под градом картечи, и камера не дрогнула бы в его руках. Он не был красавцем, и ростом – пониже Жермена, но его умное и неизменно приветливое лицо делало его по-своему привлекательным. К тому же природа наделила Патерна железным здоровьем и несокрушимой выносливостью. Он мог ходить целый день, не чувствуя усталости, есть любую пищу (о таких говорят, что их желудок может переваривать камни) или без жалоб лечь спать натощак, если уж так доводилось.