Оглядываю свой нехитрый гардероб. Решаю, что мне нужно приобрести в первую очередь. Приемные родители купили мне одежду в дорогу, но совсем немного. Несколько платьев, свитер, легкая куртка, туфли – вот, пожалуй, и всё, чем владею. Остальное, как сказала мама Марисоль, приобретет будущий муж. Слава богу, озаботился, а то думается мне, через пару недель я бы в таком на улице просто замерзла.

Вещи, которые носила последние годы, я оставила в приемной семье. Папа Авзураг покупал для всех дочерей очень специфические наряды: длинные черные юбки в пол и блузки либо поросячьего розового, либо белого цвета – непонятно, что хуже. Белый, конечно, классика, только если целый день возишься с уборкой, работой на кухне и прочим, то к вечеру он становится совсем не слегка черным. Потом отстирывай, как хочешь.

Мои приемные родители владеют гостиницей и рестораном в приморском селе Дивноморское. Работы там всегда вал, и делают ее в основном приемные дочери. Так сказать, трудовая повинность.

Однако до того как попасть в приемную семью, я о такой жизни и не мечтала. Новые блузки? Юбки? Колготки, которые не надо штопать? Обувь по размеру? Еда? Роскошь! Всё это казалось мне поначалу верхом мечтаний в сравнении с тем, что было у меня до того.

Моя мать умерла при моем рождении. Бабушка говорила, ей не следовало беременеть, потому что была очень слаба здоровьем. Отца своего я не знала. Растила меня бабуля. На пенсию особо не разгуляешься, к тому же она очень любила откладывать деньги на «черный день».

«Вот наступит черный день, а у нас подкожный жирок!» – любила она повторять.

Какой-такой день должен был настать, чтобы бабушка достала запасы, я не знала. Но сколько себя помню, мне дико хотелось, чтобы он уже наступил, и мне хоть что-то купили.

Ели мы в основном то, что выращивали на нашем маленьком огородике, а фермер из моей бабули был из разряда «не давайте этой женщине в руки тяпку!». Так что жили чаще всего впроголодь. А носила я такую ужасную рванину, что выданный семьей Габарашвили гардероб показался мне царским!

Бабуля скончалась, когда мне исполнилось пятнадцать, несколько месяцев я прожила в детдоме, горюя о ней, а потом меня удочерили. Многим приемным сестрам их судьба казалась адом: работа с утра до ночи, бесконечная муштра приемного отца, в качестве главных аргументов – ремень и ор. Такая жизнь, конечно, не зефирка на палочке, но и не картошка (целая одна-единственная штучка, как хочешь, так и наедайся) на ужин неделю подряд.

А еще приемный отец нам куртки теплые выдавал и сапоги не резиновые. Попав в новую семью, я впервые в жизни не мерзла зимой, когда шла в школу. И на день рождения мне подарили торт. Настоящий, большой, вкусный до невозможности. Я этот торт в жизни никогда не забуду, хоть и понимаю, какой на самом деле человек мой приемный папаша.

За свою доброту Авзураг Габарашвили требует очень высокую цену. Каждой из его дочерей полагается в восемнадцать выйти замуж за того, кого он сам выберет. А выбирал он по принципу того, кто заплатит больший калым. И попробуй не сделай, как он скажет. Кожа на спине, как говорится, не казенная. Никому не хочется, чтобы ее содрали ремнем. И сидеть взаперти без крошки еды – то еще удовольствие.

Всё же я смотрю в будущее с надеждой. Мой жених не престарелый садист, чего я боялась больше всего. Остальное, думаю, смогу пережить. Сделаю всё от себя зависящее, чтобы этот брак удался.

Путь к счастью у меня один – удачное замужество, и я с него не сверну.

С этими мыслями выхожу на улицу. Решаю проверить баланс карты, прежде чем идти за покупками.

– Обалдеть! – шепчу себе под нос, продолжая вглядываться в экран.

У меня на счету лежит полмиллиона рублей.

Определенно – вареную картошку мне больше есть не придется.

Тем же утром:

Злата

«Мамочка дорогая, почему ты не вышла за олигарха…» – это первое, что приходит мне на ум, когда начинаю свой крестовый поход за одеждой.

Неподалеку от дома располагается такой огромный торговый центр, что мне его и за неделю не исходить. Я в таком шикарном месте впервые. Вечность бы тут бродила, до чего красиво и интересно.

Продавцы меня не замечают, а я стесняюсь к ним обратиться. Цены поражают воображение, и во мне неожиданно просыпается бабушка со своей теорией черного дня. Тратить деньги становится страшно. Да и не делала я этого никогда. В «Отличной» нам на карманные расходы ничего не выдавали. Всё, что имели, – чаевые от постояльцев, но и то были лишь слезливые слезы. А тут – на тебе полмиллиона! Это ж какие деньжищи!

Мой дорогой жених расщедрился по полной программе. Впрочем, для него это наверняка не такая уж большая сумма. Я имею примерное представление, сколько стоит квартира, в которой мы живем. Видела, на какой он уезжал машине – тоже стоит явно несколько миллионов. И все-таки для меня это целое состояние. Но даже наличие большой суммы денег не делает процесс покупок проще.

Пошел второй час, как я разглядываю витрины, и… вдруг вижу ее – идеальную блузку, какую всегда хотела иметь. Не белую и не розовую, и совсем даже не мешковатую, какие привыкла носить. Она сидит на манекене как влитая, цвет насыщенный – рубиново-красный. Иду к ней как под гипнозом, касаюсь ткани. О, это не ткань, это какой-то волшебный материал, доселе на планете Земля не появлявшийся… Мягчайший шелк: такой гладкий и нежный, какого я даже у мамы Марисоль в гардеробе не видела, а она очень любит одеваться красиво.

Ко мне тут же подлетает продавщица, смотрит коршуном.

– Можно примерить? – вдруг слышу свой голос как бы издалека. – Деньги есть…

Услышав последнюю фразу, продавщица начинает мне улыбаться. Широко улыбается, качественно. Будто вместе с блузкой хочет продать мне еще и парочку своих зубов.

Меня тут же отводят в примерочную, дают самый маленький размер.

Надеваю прекрасную вещицу, любуюсь собой, тут понимаю, что носить мне ее просто не с чем.

– Ну как? Нравится? – спрашивает девушка через шторку.

– Мне бы юбочку…

Нашлась и юбочка, а к ней и ботильоны. Потом я догадываюсь посмотреть на бирки с ценами и чуть не падаю в обморок прямо в примерочной. За всё это удовольствие просят тридцать тысяч. Но этот наряд мне настолько идет, что расстаться с ним я просто не в состоянии. Он делает меня другой. Смелой, сильной, живой… Иду к кассе будто в тумане.

Протягиваю заветную карточку и отчаянно боюсь, что не сработает, что там, на улице, у меня был просто временный глюк, помутнение рассудка или что-то подобное. Тут раздается довольное пиканье кассового аппарата, а мне вручается пакет с покупками.

После того, как спустила тридцать тысяч на один прикид, мне уже ничего не страшно. Дальше хожу по магазинам почти спокойно. Улыбаюсь продавцам, они улыбаются мне и предлагают, предлагают, предлагают…

Кофты, джинсы, платья, духи, косметика… Я люблю эту карточку, я ее просто обожаю. Напоследок вспоминаю про просьбу Артёма и заглядываю в магазин белья.

Тот же день:

23:30

Артём

В квартиру отца не прихожу, а приползаю. Устал как собака, нет, как две собаки – или даже десять. Бесконечные часы бумажной работы. Ненавижу это, никакого креатива! Такая работа забирает у меня едва ли не больше энергии, чем поход в горы с тяжеленным рюкзаком. После офиса еще и разборки с прорабом. Ведь четко объяснил, какой я хочу ремонт: показал проект, заказал материалы, а по итогу ляпают откровенное фуфло. Пришлось долго и громко объяснять, в чем они не правы. С виду приличная фирма, а по итогу кучка дебилов.

Поесть и лечь спать – вот и все мои желания на сегодня. О большем не мечтаю.

Интересно, Златовласка оставила мне какую-нибудь еду? Вчера я обнаружил в холодильнике аккуратно завернутую в фольгу тарелку с курицей и картошкой, еще записку, что в контейнере на столе испеченный для меня хлеб. Она печет хлеб! Это единственная девушка из всех, кого я знаю, а знаю я немало, кто умеет печь хлеб, причем вкусный.