– Ну что, кто сегодня будет жертвой? – спросила Света, наливая в свой капсульный кофе такие же одноразовые сливки.

– Точно не я, – уклонилась Арусяк от неприятной обязанности. – Мне вчерашнего хватило.

– Так и быть, – с улыбкой на лице вздохнула Марина, – приму удар на себя.

Банк, где работали девушки, был маленький, без очередей из надоедливых пенсионеров. И вообще без очередей. Но один пенсионер по прозвищу Дед и у них все-таки недавно завелся. Под самый Новый год принес свой невеликий капиталец и открыл вклад. Ну открыл и открыл, с кем не бывает.

Потом были каникулы, никто не работал, банк тоже клиентов не принимал. Но в первый же в новом году рабочий день дед пришел снова. И сел разговаривать с Арусяк.

– Здравствуйте, девушка, – бодро сказал посетитель преклонных лет. – С праздничками.

– Добрый день. И вас тоже, – лениво ответила Арусяк. – Вы по какому вопросу?

– Да вот вклад у вас открыл, – сказал посетитель, протягивая замусоленный паспорт без обложки.

– Сейчас посмотрим.

Арусяк не без брезгливости взяла старенький паспорт кончиками пальцев и застучала по клавиатуре красными от лака ногтями.

– Так вы же в том месяце открыли вклад, – удивилась девушка. – Открыли на год, а прошло всего две недели.

– Да-да, я понимаю. Котелок пока варит. Просто вот праздники были… Я и подумал, а не купить ли тебе, Валентин Семенович, баян.

– Валентин Семенович, если заберете деньги сейчас, процентов по вкладу у вас не будет.

– Так я ж не весь вклад хочу.

– Частичное снятие условиями вклада не предусмотрено.

– То есть либо всё, либо ничего, верно?

– Верно.

– Ладно. Это надо обмозговать. До свидания, девушка.

– До свидания, Валентин Семенович.

Тихо тянулся дальше банковский день. Пришло еще с полдюжины людей. Больше нарушать покой операционисток было некому – кто отдыхал после отдыха, кто отмечал старый Новый год. И следующий день был тих, как море перед бурей. Только, как всегда, волновались новости на радиоволне. Диктор рассказывал про неведомую заразу в Китае, где с опозданием почти на месяц готовились к новому году металлической крысы.

– Здравствуйте, девушка. С вами мы еще не общались, – нараспев сказал Валентин Семенович, подсаживаясь к Марине. – Вот вы мне скажите, брать мне баян или не брать.

– У нас баянов нету. Это банк, – сухо ответила Марина.

– Знамо дело, банк. Я потому и пришел к вам. У меня же вклад открыт.

– Хотите снять проценты?

– Хочу, но проценты будут не скоро. Вы мне пока лучше совет дайте, как быть с баяном.

– С баяном это не к нам, простите. Мы можем кредит выдать, а там уж вы сами смотрите, на что деньги тратить.

– Дык деньги есть. Определенности нет. Но спасибо и на этом. Будем кумекать.

С тех пор так и повелось. Света, Марина и Арусяк окрестили Валентина Семеновича дедом и каждое утро то ли в шутку, то ли всерьез спорили, кому из них сегодня слушать про баян. Из паспорта девушки знали, что дед живет через дом от их банка, а от самого деда они узнали историю всей его жизни, чуть ли не главным эпизодом которой теперь ему виделось обучение в музыкальной школе по классу, правильно, баяна. Было это в пятидесятых, а в ребро бес забрался только сейчас, страшно подумать, шестьдесят с хвостом лет спустя. Возможно, еще и потому, что этим летом родную музыкалку в один день выселили из дома на Палихе и сослали в Марьину рощу. А так, глядишь, и не вспомнил бы.

Ну а как вспомнил, повадился ходить в банк и донимать скучающих сотрудниц болтовней о баяне. Через несколько дней он знал и называл всех трех по именам, а в солнечные дни, которых в этом году было больше обычного, девушками-красавицами.

Марину с Арусяк дед скорее забавлял, а вот Свету, открывшую ему злосчастный вклад, откровенно злил. Но решив про себя, что клиент всегда прав, даже если он докучливый дед, Света улыбалась сквозь зубы и подчеркнуто вежливо с ним разговаривала.

Впрочем, уже в начале февраля дед стал так же привычен, как кофе-машина, стоявшая в кухне-подсобке. И уже никто не пререкался и не отфутболивал деда. Безобидный баянист растопил сердце даже неприступной Светы. Ну а чего, ходит себе, байки травит, никого не трогает, есть не просит.

– А давайте мы, как говорится, скинемся всем коллективом и подарим нашему деду баян, – предложила Света во время очередного кофейного перерыва.

– Да ты видела, сколько они стоят? – возразила Марина. – А я видела. У нас в банке, столько людей не работает, чтобы на этот баян собрать.

– А мы подержанный купим в интернете. Я уже приглядела парочку. Недорогие, мы и втроем потянем. За качество, правда, я не ручаюсь.

– Ну чем богаты… И торжественно преподнесем на 23 февраля.

– А чего на двадцать третье? Наш дед не воевал и вообще, по-моему, в армии не служил. Давайте – на День святого Валентина!

– Семеновича, – сострила Арусяк.

Сказано – сделано. Баян самовывозом из Новогиреево доставлен в банк и припрятан в подсобке до именин самого постоянного из клиентов. Довольные своей задумкой, девушки стали радоваться каждому приходу старика и хитро улыбались, когда он привычно заводил речь о покупке баяна.

И вот накануне Дня Д, в четверг, дед взял и не пришел. Целый месяц ходил как часы, а тут выкинул коленце. Ждали деда до вечера и даже на полчаса позже ушли с работы, но его так и не было, впервые за год – прогулял. А когда не явился и в пятницу, на которую выпал День всех влюбленных («в деда», – пошутила Арусяк), заволновались. Позвонили – сначала на мобильный, потом – на домашний. Гудки без ответа. В понедельник вечером следом за женщиной с пакетами пробрались в подъезд. Звонили в дверь. Опять тишина.

Предположили, что уехал на дачу, хотя что там делать посередине пусть и теплого, но февраля? Да мало ли еще что. Но про себя каждая уже попрощалась с дедом навсегда.

И действительно, Валентин Семенович не приходил до конца февраля. Не было его и в марте. Девушки суеверно не убирали баян, лишь иногда стряхивая с инструмента пыль. Надеялись, что дед вернется – и не к Новому году, чтобы забрать вклад, а со дня на день. Да жив ли он вообще?

В конце марта в городе объявили карантин. Первую неделю не работали совсем, а на второй начальство постановило работать удаленно. Света поехала в банк за ноутбуком. Стоял первый по-настоящему теплый день, которому опустевшие улицы придавали привкус солнечного сновидения. Стихли машины, лишь где-то вдалеке за спиной шумело Садовое. Необычная тишь, казалось, резала слух.

И тут над головой полились звуки, да-да, определенно, звуки баяна. Света ускорила шаг, перешла на бег и ворвалась во двор дедова дома. Тот как ни в чем не бывало сидел на балконе и растягивал меха.

Света задрала голову, и от яркого солнца у нее заслезились глаза.

– Валентин Семенович, – крикнула Света. – Валентин Семенович, откуда у вас баян?

Дед прекратил играть.

– Так он у меня с учебы еще лежит. И ничего ему не делается.

– А зачем же вы тогда к нам в банк ходили?

– По-го-во-ри-ть, – прокричал по слогам дед.

– А что же перестали?

– Так самоизоляция. Сначала вот у внука был, теперь – у себя. Да и наговорился я, – сказал Валентин Семенович и снова взялся за баян.

Играл он скверно.

На узких улицах не слышен детский хохот,

Набитые людьми, молчат в Италии дома,

И молятся жильцы неистово святому Роху:

Опять в Ломбардии свирепствует чума.

Дома молчат, но – радость! – есть балконы,

Погода позволяет на балконах пить и петь,

И над Ломбардией летят веселые канцоны,

Так проще вирусное заключение терпеть.

И где-то есть больницы, доктора, курьеры,