До сего момента. Во время этой поездки он начал рассказывать про братьев и сестер. Про старших братьев, безропотного Харриса и напыщенного Яна, коих Мёрдо недолюбливал, и про трех младших сестер, каждая из которых вышла замуж за мужчину, выбранного отцом. Узнал Дэвид и про почившую мать, доброжелательную, но сдержанную женщину, у которой не было времени на младшего сына, ибо она вынашивала одну беременность за другой, справлялась с чередой новорожденных чад и мертвых детей, а однажды, когда Мёрдо было тринадцать, умерла при родах.

Отца Мёрдо практически не упоминал, только намекал, что он спланировал династические браки детей и сотворил политическую карьеру зятьев. Мёрдо без надобности много говорить, Дэвид и так уразумел, что граф Балфор омрачил сыну жизнь. Дэвид сознавал, что граф имеет отношение к сей поездке. Догадался еще несколько недель назад.

Граф регулярно присылал письма. Каждую неделю в Лаверок приходило письмо, а иногда и два. Дэвид быстро стал признавать увесистую грязно-белую бумагу, большую печать и аккуратный, выполненный пером рисунок, коим отмечалась графская корреспонденция. Всякий раз, когда Дэвид приходил завтракать и видел такое особое письмо, он знал, что Мёрдо заберет его и прочтет без свидетелей. А вскоре после этого Мёрдо поднял тему отъезда в Лондон.

— Сюзанна слишком юна для Лэнсбери, — изрек Мёрдо. Сюзанна его самая младшая и любимая сестра. — Она никогда не ходила на балы, не имела воздыхателей. Конечно, ей, молодой матроне, всего этого хочется, только вот Лэнсбери не допустит.

— Почему отец выбрал для нее столь взрослого мужчину? Неужто не нашлось подходящего мужчины, близкого по возрасту?

Мёрдо фыркнул.

— Ему даже в голову не пришло задуматься. Он хотел сдружиться с Лэнсбери, а Лэнсбери хотел супругу. Почему бы не отдать ему дочь восемнадцати лет от роду? Какая разница, что Лэнсбери на тридцать лет старше?

— Удивительно, что он до сих пор не женил тебя, раз он столь безжалостен.

Последние два дня Дэвид упоминал графа без экивоков. Стало любопытно, сумеет он уговорить Мёрдо рассказать больше об отце или нет.

Как обычно, стоило Дэвиду заговорить про графа, Мёрдо стиснул зубы и перевел взор на окно. Только Дэвиду подумалось, что все, беседа окончена, как Мёрдо молвил:

— Дело не в том, что он не прилагал усилий.

— А в чем?

Мёрдо не отрывал взора от плоского монотонного пейзажа.

— Отец как паук. Его паутина тянется бесконечно далеко. Всю жизнь я пытаюсь разорвать эти нити. — Он взглянул на Дэвида и улыбнулся, вернее, чуть растянул губы. Теплота не достигла глаз. — Давай не будем о нем говорить. Я начинаю брюзжать.

Он не только начинал брюзжать. Он становился несчастным.

Дабы его отвлечь, Дэвид принялся задавать вопросы про окрестности, и вскоре Мёрдо рассказал все про графство Бакингемшир, перечислил фамилии тех, кто владел самыми большими участками земли. Называл он наизусть, словно выучил давным-давно. Дэвид слушал, изредка задавая вопросы, его больше интересовала резвая, но безразличная манера отвечать, нежели сами ответы.

Его этому обучили.

Чуть погодя карета начала замедлять ход. Дэвид, высунув голову в окно, выяснил, что они достигли следующей остановки: старого разбросанного подворья. Крышу недавно покрыли тростником, вид подворье имело крепкий и процветающий. С момента отъезда из Эдинбурга это самое приятное место, где они остановились. Из дымоходов тянулись кудрявые клубы дыма и повисали в темнеющем небе, словно не знали, куда плыть.

Желудок у Дэвида оглушительно заурчал, будто его оповестили о близости пищи. Мёрдо захохотал.

— Проголодался?

— У меня с утра крошки во рту не было, — оправдываясь, подчеркнул Дэвид.

На предыдущих остановках он отказывался от кушаний, его мутило после долгих часов, проведенных в раскачивающейся карете. Дневной отрезок пути дался легче, и теперь желудок начал сетовать на пустоту. Громко.

Кучер виртуозно провел широкую, запряженную четверкой карету через узкие ворота, даже угла не зацепив. Засим все потекло в том же духе, что и в минувшие вечера. Они выбрались из кареты, покуда слуги выгружали сундуки, а конюхи отвязывали лошадей, и направились к главному зданию искать хозяина.

Они нашли его в коридоре. Им навстречу вышел маленький жилистый мужчина неопределенного возраста, густые ореховые волосы не вязались с непомерно морщинистым лицом. Дэвид задумался, не носил ли он парик.

Вел он себя раболепно, что действовало Дэвиду на нервы. Вероятно, для его рода занятий сие необходимость, если учесть количество зажиточных постояльцев, ожидавших, что к ним будут относиться с должным почтением, однако его манера поведения граничила с подхалимством.

Назвался он мистером Фостером, и глаза у него вспыхнули, стоило лишь Мёрдо представиться.

— Ах, ваша светлость, — радостно произнес он. — Мы вас ждали.

— Вы ждали меня и моего кучера, — поправил Мёрдо. — Но не мистера Лористона. Сможете помочь нам с дополнительной опочивальней?

Фостер улыбнулся, продемонстрировав крепкие желтые зубы, и, к несчастью, подтвердил, что со второй опочивальней сложностей не возникнет. Мёрдо — привыкший отдавать приказания и рассчитывать, что их выполнят, — потребовал, чтобы для них приготовили горячие ванны и подали ужин в отдельную гостиную. Фостер согласился со всеми распоряжениями.

Спустя двадцать минут после прибытия Дэвид уже снял измятые одежды и впервые за несколько дней погрузился в благословенно горячую воду. Жар унял измученное колено — стоило посидеть сиднем, ситуация всегда усугублялась, — отчего он облегченно и удовлетворенно вздохнул.

Дэвид оставался в воде, пока она не остыла. Наконец-то выбравшись, он быстро вытерся, затем намазал ногу линиментом и оделся. Выйдя из комнаты, он чувствовал себя гораздо чище и расслабленнее. По пути в гостиную, заказанную Мёрдо, Дэвид потянул носом — запахи, доносившиеся с кухни, были очень многообещающими. Возле двери в гостиную он обнаружил хозяина.

Фостер поприветствовал его с тем же подобострастием, от коего Дэвида чуть раньше передернуло, и даже поклонился, перед тем как распахнуть дверь.

Гостиная оказалась уютной, даже не в меру изящной. Мёрдо здесь смотрелся неуместно, окруженный цветочной фарфоровой посудой, кружками-тоби и обрамленными вышитыми картинами. Он слишком крупный, слишком мужественный. Волк в хижине дровосека. Дэвид улыбнулся своей причуде и прошел в комнату, с удовольствием отметив, что Мёрдо оживился, едва его завидел. Дэвид подозревал, что с ним произошло то же самое.

Стоило двери закрыться, напряженность сошла у Мёрдо с лица. Он быстро подошел к Дэвиду и от души поцеловал, опустив руку на талию. Когда он отступил, глаза у него сияли.

— Нам нельзя, — изрек Дэвид, словно Мёрдо задал вопрос.

Несмотря на отказ, он ухмыльнулся, а голова пошла кругом от счастья, вызванного кратким неловким знаком внимания. После отъезда из Эдинбурга они лишь несколько раз поцеловались, а сегодня им впервые удастся поужинать в закрытой гостиной. Затворенная дверь и задернутые шторы придавали уединению надежности.

— Наверное, ты прав, — весело согласился Мёрдо и добавил: — Как тебе ванна? Кажется, ты остался доволен. Ты такой розовощекий, весь светишься.

— В ванне было замечательно, — заверил Дэвид. — Я так долго просидел в воде, что пальцы стали похожи на чернослив.

— Я тоже. — Мёрдо ухмыльнулся. — И я возлагаю большие надежды на ужин. Пахнет недурно.

Словно он их подслушал — а возможно, и подслушал, — вошел Фостер с корзинкой свежеиспеченного хлеба и масленкой.

— Добрый вечер, милорд. — Он отвесил низкий поклон. Кланяясь и одновременно держа корзинку и масленку, смотрелся он несуразно. Засим он поклонился Дэвиду. — Сэр.

Дэвид кивнул и пробормотал в ответ:

— Добрый вечер.

Однако слов никто не разобрал, ибо Мёрдо злобно гаркнул:

— Кажется, вы говорили, что это закрытая гостиная.

Хозяин побледнел и застыл, так и не успев выпрямиться.