Примечателен был тот факт, что начиная с того момента, как он решился переступить через себя ради высшей цели, к нему пришла сама Альма. Она следила за ним в немой поддержке. Смотрела за тем, как он пытает Уэйда. Смотрела, как не получив желаемого, он переключился на его дочь. Чувствовала, насколько противна ему эта идея. Но она не ушла, она оставалась с ним все это время. Его маленькая Альма, она верила в него, она ждала его. И он был уверен, она простит его даже за это…

     - Я последний раз предлагаю вам рассказать мне все, мистер Уэйд! Иначе эта прекрасная особа, по несчастью являющейся вашей дочерью, может в ближайшем будущем повторить весь тот путь, который совсем недавно довелось пройти вам.

     И как только он сказал это, в его голове, словно бомба взорвалась, и он услышал её! Глас самой Альмы! Его ангела! Его богини. И пока Харлайн Уэйд с заплывшими от гематом глазами пытался разглядеть и убедится в том, что перед ним действительно его дочь, а не похожая на нее местная лаборантка, с Пакстаном говорила сама Альма.

     «Дочь? У него есть дочь? У этого чудовища есть своя родная дочь? Он… Он мучил меня, издевался надо мной. Уничтожил меня! Раздавил, растоптал… И у него есть дочь? Я! Не хочу этого! Не хочу, чтобы у этого монстра была дочь! Не хочу, чтобы его дочь была целой и невредимой после того, как я столько времени страдала. Не хочу чтобы… Он! Был счастлив! Я хочу, чтобы они страдали, как я! Чтобы их изувечили, как изувечили меня. Чтобы они умерли с этим. И умирали долго, в муках и отчаянии… Я хочу!»

     - Дыа-а… – прозвучал его сдавленный хриплый голос, пока он, схватившись за голову, старался удержатся на ногах. – Я… Сделаю…

     «Сделаешь что?» Недоуменно мысленно потупился призрак девочки в красном, смотрящей прямо на него, стараясь сдержать свою злость и раздражение от непонимания всей ситуации. Ведь Феттел так вовремя это сказал, будто бы сейчас он ответил именно ей! Ответил на её собственные мысли.

     - Всё… Для тебя… - простонал военный. – Всё…

     «Все?» Стараясь взять себя в руки, подумала Альма, уже догадавшись, что он почти такой же, как и та девушка, Ванда, из лифта, что может слышать её мысли. Только этот человек был какой-то странный. Ведь она не знала, зачем ему делать что-либо для неё.

     - Дыааа… - выдавил из себя телепат.

     Ну а девочка, не придумав ничего лучше, просто выпалила свое желание, которое таилось в ней уже очень и очень давно.

     - Убей их… Убей их всех! – попросила она, не ожидая реакции на свои слова.

     Но в ответ на это Пакстон Феттел встал, достал нож, подошел к девушке и выколол ей глаза. Просто подошел и сделал это без каких либо объяснений, злобных улыбочек, садистского смеха или чего еще. Точно так, как хотела бы она, его Альма. Точно так, как поступали с ни в чем неповинной девочкой, молча, спокойно, и нарочито медленно, словно схема уже отработана очень и очень давно. А она была в этой схеме не более чем винтиком. Клоны, что все это время стояли столбами, по его мысленному приказу подошли к девушке и начали перетягивать той руку капроновым ремнем, снятым с какой-то сумки из под ноутбука. И как только мужчина стал резать девушке предплечье, она начала дёргаться и извиваться в начавшейся для нее долгой агонии. Прямо как у Альмы, когда она билась и извивалась от жгучей боли, растекающейся по всему телу, а в ответ на это ей становилось только хуже и больнее. По кабинету начали раздаваться женские вопли и крики Харлайна Уэйда, который истошно кричал, что он все сделает и все расскаже, только бы Феттел прекратил.

     Харлайн Уэйд плакал, смотря на то, как его дочери начали перетягивать правую ногу, все точно в той же последовательности, в какой он ампутировал девочке пусть и бесполезные, но её конечности. А Альма вдруг поняла, что, кажется, ученый до сих пор не видел и не слышал её. Не сказать, что это было странно или необычно, так как довольно много людей не были способны видеть. Это расстраивало девочку, ей было жаль! Жаль, что её личное чудовище не знает о её присутствии, жаль, что он не видит, как она сейчас стоит здесь, рядом и наблюдает за ним. Наверняка, ученый точно так же наблюдал за Альмой, пока она корчилась в муках, привязанная ремнями.

     «Хочу, чтобы он видел меня!» Подумала она.

     «Хочу, чтобы он знал, что мне приятно видеть его таким. Что сейчас я счастлива от того, что он страдает. И кажется, что я готова смотреть за этим целую ве…»

     - За что? – завыла Элис Уэйд от непрекращающейся для нее экзекуции. – Почему-у..А-а…

     Раздался истошный, истерический крик. А Альма… Зациклилась на этом самом «Почему?». Как же часто она задавалась этим вопросом. Почему похитили? Почему убили родителей? Почему заставляют её делать те или иные вещи? Почему делают больно? Почему она больше ничего не чувствует? Почему ничего не видит? Почему больше не может двигаться? Почему ей так холодно? Почему именно она?

     А вот вторым её любимым вопросом стало «Зачем?» Зачем все это делают с ней? Зачем заморозили. Зачем держать в живых, если она больше не нужна? Зачем и откуда притащили сюда её стазис-гроб? Зачем отняли именно её жизнь? И наконец… Зачем отобрали у Альмы её руки и ноги?

     - Верните их! – вырвалось из груди ребенка, требуя вернуть все утраченное. - Верните мне их…

     «Верните мои руки и ноги. Верните моих родителей, мои счастливые воспоминания, мои глаза и непрожитые годы…»

     - Верните… - прошептала Альма прямо над ухом своего ненавистного чудовища в лице Харлайна Уэйда.

     Она знала, что ученый не в силах этого сделать, но сейчас для неё это было уже не так важно. Теперь Альма не бесилась или злилась, наоборот девочке стало легко и спокойно.

     Пусть и ситуация не располагала к какому-либо умиротворению. Сейчас ей было все равно. Ведь теперь этот человек точно знает, что это именно по его собственной вине сейчас страдает его дочь. Именно она, та, кто лично сообщила ему об этом. И пусть ученый будет счастлив этому знанию. Ведь у маленькой Альмы не было даже этого…

     К тому моменту, когда Пакстон Феттел покинул кабинет и направился в офисы, где был собран остальной найденный им персонал, в помещении на полу остались лежать ноги и руки от двух людей. А на дорогих, мягких и весьма комфортных креслах, примотанных добротным прозрачным скотчем, медленно и мучительно умирало два оставшихся туловища. Одно из которых принадлежавшее когда-то красивой девушке, что дышала тяжелыми, прерывистыми и хрипящими вздохами. Её жизнь держалась разве что на качественно оказанной медицинской помощи, сильных обезболивающих и стимулирующих препаратах, взятых из аптечек солдат-клонов. Девушка под конец получила очень много колотых ран чуть ниже живота. В знак тех горьких воспоминаний Альмы о голосах, что сетовали на её бесплодие. Смертельно раненой Элис оставалось совсем не долго.