***

— Ткачев, ты куда меня привез?!

— А что, не видно? — вопросом на вопрос ответил Паша, даже не вздрогнув от грозных начальственных ноток.

— Это смешно, по-твоему? — вспыхнула Зимина. — Открой дверь, я выйду!

— Да щас прям! — Ткачев не обратил ни малейшего внимания на то, что она постепенно начала закипать. — Паспорт дайте мне свой.

— Ткачев, прекрати этот балаган! — рявкнула Ирина Сергеевна, зло дернув ручку двери.

— Вы никуда не пойдете, я сказал, — отчетливо повторил Паша — что-то такое очень спокойное и нехорошее прорвалось в голосе. Бесцеремонно выхватил у начальницы сумку и, высыпав содержимое в открытый бардачок, сгреб красную книжечку.

— Паш, стой! Ткачев, твою мать! — донеслось вслед, но он уже захлопнул за собой дверцу автомобиля, сделав вид, что ничего не услышал. Ира, выругавшись, вышла из машины вслед за ним.

Встретились они уже выхода — Ирина снова заплутала в хитросплетениях коридоров, массивах одинаковых дверей и лабиринтах бесконечных лестниц. И только выбравшись на исходную, столкнулась с Пашей лицом к лицу, даже не успев понять, откуда он появился. Молча сунул ей паспорт и спокойно спустился по ступенькам. Ира машинально раскрыла корочки и несколько мгновений глупо моргала, пытаясь осознать написанное.

— Ткачев, да это же просто смешно! — накинулась на невозмутимого как скала “молодожена”. — Филькина грамота какая-то! Да ее оспорить!..

— Только попробуйте, — все с тем же странным пугающим спокойствием предупредил Паша, повернувшись и взглянув ей прямо в глаза. Очень твердо и серьезно взглянул — Ира даже на секунду опешила от этого хладнокровия.

— Это просто смешно! — повторила упрямо, пытаясь побороть недоверие и растерянность.

— Смейтесь сколько хотите, — великодушно разрешил Паша, помогая ей усесться в салон. — А вот то, что мой ребенок родился бы у матери-одиночки и еще наверняка с прочерком в графе “отец” — вот это было бы ни хрена не смешно.

— Бред какой-то, — беспомощно пробормотала Ира. — И сколько ты заплатил?

— Сколько ни заплатил, все свои, — ушел от ответа Ткачев и неожиданно улыбнулся: — Вы еще спасибо скажите, что я вам вашу фамилию оставил, исключительно из уважения, между прочим.

— Да ну тебя, — сердито буркнула Ирина Сергеевна, отворачиваясь к окну. Такая — по-детски растерянная, недоверчивая, даже пришибленная, она вдруг показалась ему какой-то невероятно забавной и милой. И, выезжая из вереницы машин, добрая половина которых была украшена дурацкими куклами, лентами и шариками, Паша против воли впервые за долгое время искренне и широко улыбался.

***

Ткачев и не подумал отреагировать на протестующее восклицание, когда вслед за начальницей внедрился в квартиру. Ира, бросив взгляд на его каменно-непроницаемое лицо, мысленно махнула рукой: да фиг с ним, пусть делает че хочет! Муженек, блин…

Однако пофигизм довольно быстро сменился возмущением, когда Паша, деловито осмотрев квартиру, принялся наводить свои порядки. Первым делом, заметив на подоконнике практически полную пачку сигарет, отправил ее в мусорный пакет, кажется, не заметив тихого обалдения хозяйки. Потом зачем-то распахнул холодильник, осмотрел практически пустые полки, где скучал кусок сыра и бутылка питьевого йогурта, выразительно чему-то хмыкнул и направился в спальню. Ирина даже не успела отреагировать — начатая упаковка снотворного и целый блистер с успокоительным составили компанию сигаретам.

— Ну знаешь ли… Ну вообще… — только и смогла сказать Ирина, наблюдая такое варварство. — Ты хоть знаешь, сколько эти таблетки стоят?

Паша, отвлекшись от кухонного шкафчика, который обыскивал следующим, повернулся и пристально посмотрел на нее. Очень выразительно посмотрел — как на клиническую идиотку.

— Это вы так прикалываетесь или реально думаете, что я позволю своего ребенка травить всякой гадостью? — Не дожидаясь ответа, нашарил в кармане джинсов кошелек, поворошил лежащие там бумажки и направился из кухни, предупредив: — Решите закрыться — дверь вынесу, сразу говорю.

Ира, не найдя достойного ответа, только смешно развела руками.

Явился Паша буквально через полчаса — Зимина, глядя на кучу лопающихся от содержимого пакетов, только подивилась, как он успел скупить весь супермаркет в такой короткий срок — именно такая мысль пришла ей, когда Ткачев принялся выгружать покупки. Йогурты, сметана, сладкая творожная масса, огурцы, морковь, помидоры, какая-то зелень, кусок мяса и замороженная курица, лотки с клубникой, вишней, смородиной, огромная гроздь винограда, абрикосы, персики, мандарины… Это только то, что успела заметить, пока Паша забивал холодильник — от обилия лотков, пакетов и упаковок зарябило в глазах. Но окончательно добили Иру баночки с какими-то витаминами, огромная стопка книг и брошюр и несколько дисков — классическая музыка.

— Будете каждый вечер перед сном слушать, — объявил Паша, пододвигая ей диски. — Ему, — бросил взгляд на еще совершенно плоский живот начальницы, — полезно.

— Паш, ты как, нормально себя чувствуешь? — заботливо осведомилась Ирина Сергеевна и даже, протянув руку, коснулась ладонью лба. — Я уж думала, у тебя горячка.

— Издевайтесь, издевайтесь, — кивнул Ткачев и, прихватив всю внушительную груду макулатуры, удалился на диван — изучать.

Начало своеобразной семейной жизни было положено.

========== II. 10. Тихий семейный вечер ==========

— Паш, ну это просто смешно! — Зимина, покосившись на брошенную около дивана сумку, отодвинула от себя стакан сока. — Ты что, серьезно решил у меня поселиться?

— А что, есть какие-то возражения? — осведомился Паша с этой своей невозмутимостью, которая постепенно начала выводить Иру из себя. — Места достаточно вроде у вас… Или вы к тому, как сын ваш к этому отнесется?

— Господи, да при чем тут мой сын! — чуть не взвыла Ирина. — Тебе самому не кажется, что сама ситуация… ненормальная ситуация!

— А что ненормального в том, что я хочу жить вместе с матерью своего ребенка? — Паша преспокойно убрал в мойку грязную посуду и уселся напротив начальницы. — По-моему, ненормально как раз было бы сделать вид, что я тут совершенно ни при чем.

— Вот именно, Паш, ни при чем! Ты что, всерьез считаешь нормальным из-за какой-то случайности портить себе жизнь? Я же не против того, чтобы ты потом видел своего ребенка! Будешь видеть сколько захочешь и когда захочешь! Но все остальное… Паш, да это же просто бред! Ты же просто не сможешь жить со мной под одной крышей! И сам знаешь, почему!

— А по-моему, бред как раз то, что вы щас говорите, — не дрогнул Ткачев. — Мой… наш с вами ребенок заслуживает не только вашего участия, сами так не думаете? И семьи нормальной тоже заслуживает.

— Что? — вскинув голову, несколько мгновений недоверчиво смотрела на него, а потом рассмеялась — нервно, зло. — “Нормальной семьи”? Ткачев, ты себя вообще слышишь? Какая, нахрен, семья? Семья из-за ребенка, который появился только потому что родители один раз случайно перепихнулись? Семья, где отец шарахается от матери и молча ненавидит? Тебе самому не смешно?

— Прекратите, — жестко оборвал Паша, потемнев лицом. — И не напоминайте мне об этом никогда больше, ясно! Отделаться от меня вам все равно не удастся! — Сорвавшись из-за стола, подхватил куртку и вылетел в коридор. Звякнули упавшие ключи, щелкнул замок, хлопнула дверь и повисла тишина.

— Дурдом какой-то, — подытожила Ира, проводив его взглядом. Без энтузиазма посмотрела на тарелку заботливо приготовленной каши, стакан сока, с тоской вспомнила куда-то подевавшуюся банку с кофе и неохотно встала из-за стола, недобрым словом помянув диктаторские замашки будущего папаши.

***

Крышу у Ткачева и впрямь сорвало капитально: кто бы поверил, что этот беззаботный раздолбай, никогда не утруждавший себя ответственностью, провожающий заинтересованными взглядами любую попавшуюся на пути симпатичную девушку, просиживающий вечерами в баре, вдруг превратится в примерного семьянина, помешанного на здоровье будущего ребенка. Все, признанное вредным, было безжалостно выброшено, изгнано и запрещено: сигареты, любой, в том числе некрепкий алкоголь и даже кофе перешли в разряд недозволенного, туда же отправились хот-доги, гамбургеры и прочие вкусности, которыми Ира иногда позволяла себя побаловать в минуты особенно дурного настроения. На завтрак теперь, как в далеком детстве, ей предлагались всевозможные каши, запеканки, тосты и свежевыжатые соки, ужин в плане полезности ничуть не уступал. На обед они теперь часто ходили вместе, и Паша успел довести до белого каления всех официантов, дотошно выясняя состав блюд и условия приготовления. Впрочем, неожиданные плюсы в его паранойе нашлись тоже: к готовке, уборке и мытью посуды Ира теперь не допускалась на пушечный выстрел — начитавшись всяких страстей на специальных сайтах и во всевозможных руководствах, Ткачев уверился, что горячая плита, моюще-чистящие средства и пыль для начальницы чуть ли не смерти подобны. Квартира теперь сияла чистотой, в холодильнике, кроме всего полезного и витаминизированного, ничего не водилось; ко всему прочему, заметив однажды, как Зимина наслаждается каким-то кровавым сериалом, Паша буквально выхватил пульт у нее из рук и швырнул на тумбочку возле телевизора какие-то диски, выдав: