— Паш, а ты что, сам это все готовил?

— Ну… да. Рецептов в интернете полно, на кухне у вас вон всякие навороченные штуковины стоят, так что дело нехитрое… Типа в честь праздника решил вам… — и осекся, торопливо удержав за талию сорвавшуюся с места начальницу — неуклюже ткнувшись губами в его щеку, Ирина Сергеевна поспешно высвободилась, тут же отступив назад, кажется, сама смущенная своим порывом.

— Прости, Паш… Просто это так… неожиданно, приятно… Мне никогда никто…

— Да ладно, это и несложно вовсе, чего там… У меня все равно день свободный сегодня, — как-то заторможенно отозвался Ткачев.

Чуть больше десяти дней. Он не видел ее чуть больше десяти дней — казалось, ведь буквально вчера было это безумие в кабинете, буквально вчера он видел… видел все то, о чем не смел и подумать, не то что мечтать. Видел ее обнаженной. Все плавные, по-особенному женственные линии, какую-то особенную мягкость движений — еще не сопоставляя это все с самым важным. А вот сейчас наткнулся взглядом на округлившийся живот под пижамной футболкой, и снова что-то перевернулось внутри — от простого осознания, что это все точно не странный сон и не какая-то ошибка.

— Паш, ты чего? Все нормально?

— Что? А, да. Извините. Кстати, о празднике! — хлопнул себя по лбу, вспомнив о чем-то, и тут же полез в карман джинсовой куртки. — У меня ж подарок для вас…

— Какая красота! — с истинно женским восторгом выпалила Ира, рассматривая подвеску в небольшой бархатной коробочке. Она всегда питала страсть к милым побрякушкам, но это украшение — камешки разных размеров в обрамлении причудливого плетения — как-то сразу и прочно приковало взгляд: появилась уверенность, что, однажды надев, снимать его она уже не захочет.

— Нравится? — как-то неуверенно улыбнулся Ткачев, встретив сияющий взгляд. — Давайте застегнуть помогу…

— Очень красивое, Паш, спасибо, — тихо сказала Ирина, коснувшись кулона. И, повернувшись, — их глаза оказались совсем рядом — наконец решилась задать мучивший столько времени вопрос. — Ты на меня не злишься?

— Я? На вас? Да за что? — с неподдельным изумлением уставился Ткачев, кажется, искренне не понимая, о чем она вообще говорит.

— Ну, за то что я… что мы с тобой… — по щекам разлился жгучий румянец, — между нами… Ну, там, в кабинете… — Заметив, как в лице Паши что-то дрогнуло, заторопилась, боясь, что сердито и резко перебьет. — Ну ты же понимаешь, эти долбаные гормоны… Я сама не знаю, что мне от себя в следующую минуту ждать… Да и ты тогда… Я ж все вижу, все понимаю… Ты здоровый мужик, тебе нужно… И потом, ты столько для меня делаешь, а я для тебя совсем ничего не могу… — и замолчала на половине фразы, на мгновение испугавшись — таким бешеным стал его моментально потемневший взгляд; лицо будто окаменело. Но ее не оттолкнул, и сам не отстранился тоже — только дернулась щека.

— Так вы что, только из благодарности? — переспросил медленно — голос был тихим и неестественно-ровным, мертвенно-спокойным даже.

— Можно и так сказать. Но если тебе это интересно, — чуть заметно усмехнулась, становясь знакомой, привычной Зиминой, — то мне в тот момент действительно этого хотелось.

— Ну что, спасибо за честность, — у него хватило сил улыбнуться в ответ. Бросил взгляд на часы, радуясь предлогу прервать эту нелепую сцену. — Ирина Сергеевна, я побегу, у меня еще встреча насчет квартиры на сегодня назначена. Вы тут расслабляйтесь, отдыхайте, Измайлову вон в гости позовите, по магазинам походите, я мешать не буду, до вечера походу там застряну… Ну а если что, звоните, в общем…

Ира, услышав хлопок входной двери, опустилась обратно на стул, придвинула к себе тарелку с куском торта, налила чаю. И не заметила сама, как следом за первым исчез и второй кусок — очнулась только, когда потянулась за следующим.

— Так, Зимина, стоп! — одернула себя строгим начальственным тоном. — Такими темпами ты скоро ни в какую одежду не влезешь… Вот Ткачев, умеет же удивить… — И, опустив взгляд, с какой-то невероятной осторожностью таким уже давно забытым жестом опустила ладонь на живот. — Замечательный у нас папа, правда же?..

***

— Хорошо, вам, девчонки, — вздохнула Ира, подливая себе еще сока. — Есть и пить можно что угодно, спать как удобно, пара лишних килограммов прибавилась — согнать не проблема… А мне еще долго в образе бегемотика ходить, — усмехнулась как-то незнакомо-мягко, украдкой снова бросив мимолетный взгляд на живот.

— Ой, Ир, тебе с твоим бараньим весом это точно не грозит, да и похудеть не проблема, — хмыкнула Лена, подбирая ложечкой остатки торта. — Слушай, вкуснотища какая… Где покупала?

— Да в кондитерской здесь у нас заказала, — не моргнув глазом ответила Ира, не желая выслушивать порцию новых подколов подруги и распространяться перед Викой обо всех тонкостях их с Ткачевым отношений. Блин, как же сложно и глупо это все — шифроваться, скрываться, врать. Вроде взрослые люди, официально женатые, а поди ж ты, прятаться приходится будто школьникам. И дело даже не в сплетнях и слухах — на это ей давно уже было плевать — Ира просто не представляла, как охарактеризовать их странные, в чем-то нелепые отношения. Не друзья, не враги, не любовники, не супруги — и в то же время всего понемногу. Хотя “супруги”, пожалуй, самое точное — столько всего их уже объединяет, что они, можно сказать, в одной упряжке…

— Ир, ты где витаешь? — Измайлова, разворачивая очередную шуршащую обертку из огромного фирменного пакета, возмущенно посмотрела на зависшую подругу.

— Извини, задумалась, — очнулась Ирина и, подхватив мобильный, направилась из спальни. — Девчонки, вы тут пока покупки разбирайте, мне позвонить надо. — И, не заметив, как Вика с Леной озадаченно переглянулись, прикрыла за собой дверь. Закусив губу, слушала мерные гудки в трубке, от нетерпения барабаня пальцами по столу. — Вот зараза, где его только носит…

Ира никогда не верила во всякую муть вроде предвидений, предчувствий, интуиции, хотя последняя спасала не раз, но сейчас внутри медленно разрасталась совершенно необъяснимая и нелогичная тревога, никак не желавшая исчезать.

Ему сейчас плохо.

Каким-то непонятным острым ощущением укололо в самое сердце — нет, не чувство близкой опасности, что-то иное, на каком-то подсознательном, вернее даже чувственном уровне.

— Да, Ирин Сергевна, слушаю, — голос в трубке был совершенно размякшим, даже немного невнятным — в грудь тут же ударила тугая волна раздражения.

— Ты что, пьяный? — моментально “включила” начальницу, даже тон потяжелел.

— Да не, я в норме… Так, выпил чутка с покупателем, типа сделку обмыли… Да вы не переживайте, я это, у себя пока останусь, тем более вещи там надо собрать, то-се… Давайте я вам завтра с утра позвоню, расскажу все в деталях… А вы это, отдыхайте…

После разговора Ира еще с минуту стояла неподвижно, тупо смотря на экран замолчавшего смартфона. Тревога вроде бы утихла, улеглась, но навязчивое чувство “что-то не так” все равно не рассеивалось, не исчезало. Добавилось только смутное понимание — это как-то относится к ней, к ее словам: она сказала что-то не то, ошибочное, неверное, несправедливое, оттолкнув, задев неожиданно сильно и больно. Только вот чем…

========== IV. 3. Под лед ==========

Паше действительно было хреново. И физически, и — намного больше — душевно. Особенно противное осознание, что явных, видимых причин вроде бы нет, только подливало масла в неослабевающий огонь глухого раздражения.

Он прекрасно отдавал себе отчет: иного, большего, настоящего между ними нет и не может быть. Да и не признался бы себе ни за что, что желает этого — именно и только с ней. Желает долгих неторопливо-нежных ночей в ласковом полумраке спальни — их общей спальни; желает просыпаться чуть раньше в одной постели, когда она сонным котенком прижимается к его плечу; желает тихих семейных праздников за красиво накрытым столом — так, как бывает у нормальных людей; желает абсолютно-спокойное право — прощаясь, прижаться губами к щеке, вечером на диване, листая какой-нибудь журнал или смотря очередной дурацкий фильм, придвинуться ближе, коснуться плеча или даже обнять…