Провожая взглядом удаляющуюся в сторону отдела начальницу — деловитую, сосредоточенную, с неизменно прямой спиной, — Ткачев вдруг ясно и четко понял очень простую вещь: он не сможет оставить ее теперь. Ни при каких обстоятельствах.

***

— Ткач, выручай! — Тобольцев, нервный и дерганый, оглянулся на здание отдела и поспешно юркнул в машину на заднее сиденье. — У меня тут такая… Плохо все, в общем.

— Да че случилось-то? — Паша, недоуменно пожав плечами, тоже сел в авто. — Ты сам не свой.

— Боюсь я, понимаешь, боюсь! Спать почти перестал, от каждого шороха вздрагиваю… Вчера домой возвращался, а в подъезде… Короче, сам смотри, — Виктор снял темные очки — на все лицо светился внушительный фингал. — Ладно сосед появился, спугнул, а то бы… У нас сроду никаких уголовников не водилось, место тихое, а тут… Это тесть все, сто процентов! Совсем с катушек слетел, блин… Не успокоится ведь, пока меня не завалят… Слушай, помоги, а?

— Ты бы хоть объяснил сначала, чего делать-то надо?

— Да мне бы пару-тройку дней где-нибудь перекантоваться, а там придумаю что-нибудь. В гостиницу не пойду, сам понимаешь, палево. Свалил бы куда-нибудь из этого дурдома, так ведь подписка… Следак сразу на уши встанет, если что не так. Может у тебя есть на примете, где переждать можно? Ну, может дачка какая-нибудь или кто из знакомых квартиру сдает…

— Че, все так серьезно? — нахмурился Паша. — А ты вообще уверен, что это твой тесть…

— Уверен не уверен, а проверять мне как-то не хочется, в следующий раз может и не повезти. Ну так что, есть идеи?

Ткачев, ненадолго “зависнув”, полез в бардачок за ключами.

— Можешь у меня пожить, я пока все равно… короче, неважно, — меньше всего хотелось распространяться обо всех нюансах личной жизни, поэтому Паша тут же свернул тему. — Живи сколько надо, в общем. Хреново, конечно, что с твоим делом не разобрались, а так тесть твой сразу бы отстал…

— Да, хреново, — с какой-то непонятной интонацией повторил Тобольцев и полез из машины. — Спасибо, Ткач, реально помог…

***

— Ирина Сергеевна, помните, вы интересовались делом Ольги Тобольцевой? — знакомый следователь Затонский, к которому Ира заглянула по работе, неожиданно напомнил о давней просьбе. — Уж не буду спрашивать, откуда такой интерес… Но обрадовать могу. Дело, похоже, сдвинулось с мертвой точки.

— Вот как? — Ира, уже было поднявшись, опустилась обратно на стул. — А подробности можно узнать?

— Всех деталей я вам, понятное дело, рассказать не могу, но в общих чертах… Открылись новые обстоятельства и, судя по всему, как мы и предполагали, убийца ее муж. Точнее, заказчик. Мы-то поначалу думали, что он сам, и так, и этак версию крутили, но у него алиби железное. А теперь и человек появился, который готов дать показания. Одна беда, Тобольцев как сквозь землю провалился, найти нигде не можем.

— А вы уверены, что… Ну, что этот ваш свидетель не врет? — медленно уточнила Ира, тяжело выдыхая. Хорошие, однако, у Ткачева друзья детства.

— Да в том-то и дело, что не свидетель, а самый настоящий исполнитель. И уж поверьте, кроме подозрений у нас теперь и улик предостаточно.

— Вот как. Ну что ж, я, кажется, знаю, чем вам помочь. Только одна просьба…

***

— Вы… вы что сделали?! — Ткачев, вздрогнув от неожиданности, обалдело уставился на начальницу, не замечая, как по столешнице разливается горячий чай из опрокинутой чашки. — Да вы хоть понимаете…

— Я-то как раз понимаю, — невозмутимо отозвалась Ирина Сергеевна. — А ты понимаешь, что твой друг преступник? Он жену свою убил, понимаешь?! Пусть и не своими руками! И у следствия доказательств полно: и свидетели, и улики…

— Да это же бред полный! Я Витьку сто лет знаю, он нормальный мужик, ни на что такое не способен!

— Люди меняются, Паш. И часто не в лучшую сторону, — усмехнулась криво. — Уж поверь, я знаю, о чем говорю.

— Да не мог он, бред это все! Улики, блин… Как будто мы с вами таких “улик” ни разу не находили, когда надо было кого-то закрыть! А следаку лишь бы дело прекратить, сами как будто не знаете, как это бывает! Блин, че вы натворили… — Выругавшись сквозь зубы, схватил со стола ключи. — Поеду туда, может, еще успею…

— Паш, стой! — но предупреждающее восклицание заглушил торопливый хлопок входной двери.

========== III. 11. Отчуждение ==========

Верить в происходящее Ткачев отказывался наотрез. Друг детства, одноклассник, а позже однокурсник Витька Тобольцев — убийца? Не просто убийца — хладнокровный и жестокий ублюдок, спокойно заказавший собственную беременную жену, а после мастерски изображавший убитого горем и несправедливо обвиненного вдовца. Это просто не укладывалось в голове, поражая невероятной бредовостью.

“Люди меняются. Причем часто не в лучшую сторону”.

Паша яростно втопил в пол педаль тормоза — на вычищенном от снега асфальте неприятно взвизгнули шины. Застыл, сцепив пальцы на руле, остановившимся взглядом изучая колотящуюся в лобовое стекло снежную пыль. Впервые за долгое время не испытывая ни малейшего желания выходить из машины, подниматься на знакомый этаж, переступать порог квартиры, встречаться взглядом с темной бездной невозмутимо-карих — “а что, собственно, такого случилось?”

Он не верил!

Ну не верил, не мог он поверить, что Витька, с которым сидели за одной партой, вместе сдували домашние задания у отличниц, лазили по окрестным заброшкам, дрались, обсуждали девчонок, поступали в один универ, познавали все прелести и трудности общажной жизни, прогуливали пары и маялись над конспектами в последний день перед экзаменом — он мог совершить то, в чем его обвиняют. Но нелюбезный замотанный следак, не вдаваясь в подробности, ясно дал понять, что ему в этом деле все кажется прозрачным и очевидным. Впрочем, ни делиться какими-то деталями, ни тем более устраивать встречу с задержанным он не пожелал, и Ткачеву не оставалось ничего иного, кроме как отправиться обратно, надеясь лишь на то, что в другой раз следователь окажется более благосклонным.

— Господи, Паш, я…

И, встретившись с ним взглядом, резко замолчала, будто споткнувшись.

Злится. Не верит. Не хочет принимать. И до последнего вряд ли поверит, если только его двуличный приятель не признается ему сам, глядя в глаза. Но странное дело, вместе с ощущением полной своей правоты — она сделала то, что и должна была сделать — дернулось, заныло внутри непонятно откуда взявшееся чувство вины: снова перевернула, снова разрушила…

— Паш, я хотела сказать…

— Вы и так уже очень много сказали, — произнес подчеркнуто спокойно, аккуратно отряхивая пальто от снежной крупы и водружая на вешалку. И по этому его нарочитому спокойствию, ровному тону, размеренным жестам Ира ясно увидела — сдерживаться сейчас ему стоит большого труда.

“Кажется, Ирочка, это и есть ваш первый семейный скандал”, — с невеселой иронией усмехнулась Ира, провожая взглядом скрывшегося на кухне Ткачева. И почему-то совсем не к месту подумала о том, что привычно-забавные, едва ли не покровительственные вечерние традиции сегодня впервые нарушены.

***

— Хреново, очень хреново. Задание вы провалили, да еще и спалились по полной. Можешь себе представить, что будет, если твой приятель раскололся и все выложил, про тебя в том числе? — Молодой мужчина, опустив стекло автомобиля, повернулся — в холодном взгляде плескалось откровенное раздражение.

— Он не мог! — протестующе вскинулся собеседник.

— Да что ты? А я вот кое-что слышал про Зимину и ее команду. В том числе то, что она никогда не оставляет без ответа подобные случаи. Да и никто бы на ее месте не оставил. Так что если что… Тебя с твоим приятелем закроют надолго, но это в лучшем случае. Понимаешь, к чему я? Валить тебе надо, и как можно быстрее. Желательно подальше отсюда.

— Боитесь, что на вас могут выйти? — с внезапной дерзостью донеслось в ответ.

— Ну это точно вряд ли. Не в твоих интересах меня сливать. А то я ведь и напомнить могу, чем ты мне обязан. Так что воспользуйся добрым советом, исчезни куда-нибудь. Понял?