Это что-то пробуждало в ней, а может просто нынешнее положение было причиной — не зря же говорят, что беременные становятся жутко сентиментальными. Но горячая, мощная волна поднималась каждый раз внутри, едва замечала брошенный случайно взгляд: удивленный, полный растерянности и какого-то едва ли не благоговения — кажется, он до сих пор не смог свыкнуться с тем, что где-то внутри нее медленно развивается новая жизнь, и никакие тонны прочитанной информации не могли его к этой мысли приучить. Ире даже становилось смешно: что он начнет испытывать, когда все станет более чем заметно? А когда ребенок появится на свет?.. На этом моменте словно включался защитный механизм — дальше рассуждения не шли. Накатывала затаенная паника: а что будет дальше? Это сейчас она и его ребенок для него неразделимы, составляя одно целое, а что потом? Будет его сын — как две капли воды похожий на папу забавный мальчишка, или дочка — рыжая кукла с глазами отца — темными, веселыми, ласковыми… А она, его фиктивная жена, снова станет посторонней, чужой — тем же противником, как раньше, с той лишь разницей, что у них будет общий ребенок.

Ира раздраженно тряхнула головой, выходя из ступора — телефонный звонок в задумчивом безмолвии квартиры показался оглушительным.

— Зимина! — не взглянув на экран, рявкнула в трубку, мысленно готовясь послать звонившего далеко и надолго, если ее обрадуют очередной “приятной” новостью.

Голос Савицкого ударил нервозностью и сдавленным страхом.

— Ир… тут Паша, он… короче, он ранен…

========== II. 13. Беспросветная ночь ==========

Выйти на этих уродов не составило труда: кореш Голицына, как ни странно, не стал артачиться и, кое-как собравшись с мыслями (по причине трехдневного запоя это оказалось задачей непростой), довольно толково описал и здание, и дорогу к нему. Однако кипеш, который устроили опера вместе с “тяжелыми”, вышел хоть и зрелищным, но не слишком продуктивным: на месте не застали ни хозяев, ни охранников, ни даже потерпевших-проституток. Оставив криминалистов искать улики и любоваться весьма специфическим антуражем, группа захвата отбыла.

— Слушай, Ром, я там визитку видел… — Ткачев, не спеша уезжать, завис возле машины, о чем-то задумавшись. — Какое-то риелторское агентство. Сечешь мысль?

— Сечешь, — кивнул Рома и потянулся к мобильному.

Слишком спонтанно и неожиданно все произошло: они были почти уверены, что на нужном месте никого не застанут. И уж точно не ожидали, подбираясь к дому, что внутри окажутся трое вооруженных типов, принявшихся палить еще у самого входа. “Кто-то слил”, — успел подумать Паша, делая несколько выстрелов и стремительно отшатываясь назад.

— Ткач! — что-то сильно ударило в спину, потом дикой болью обожгло слева и внезапная, беспросветная и страшная темнота навалилась тяжелой мутью.

***

— Ир, мы же не можем сюда “скорую” вызвать! — Савицкий невольно повысил голос, видя, что начальница никак не реагирует на увиденное. — Три трупа, всё в кровище и раненый мент, который сегодня вообще не должен был быть на работе! А если его сейчас тормошить… можем не довезти… Ир!

— Не кричи, — без малейших эмоций, каким-то замороженным голосом приказала начальница. — Этих, — кивнула в сторону неподвижных тел, — куда-нибудь надо убрать. Подальше. Только не в ванную! Кровь хотя бы частично замыть, чтобы все не так очевидно было. — Потянулась к мобильному, молясь, чтобы абонент был в зоне доступа. Закусив губу, слушала размеренные гудки; наткнувшись взглядом на бледного, бессознательного Пашу, поспешно зажмурилась, подавляя подступающую дурноту. — Андрей, это я… Не перебивай, я тебя прошу! — добавила, не дав даже начать полную недоумения фразу. — Речь идет о жизни человека! Пожалуйста, приезжай! Я все потом объясню, сейчас нет времени! Пожалуйста, поторопись! — не дожидаясь ответа, возможных возражений, множества растерянных вопросов, отключила телефон и, стараясь не наступать на кровавые потеки, направилась к двери небольшой кладовки, раздраженно поторопив: — Ром, шевелись, у нас времени нет!

— Ир, ты… — Савицкий откровенно обалдел, когда, в прямом смысле засучив рукава тонкой рубашки, Зимина, придерживая за ноги, потащила в сторону кладовки ближе всего лежащее тело. — Тебе же нельзя сейчас…

— Рома, нет времени! — вздернув бровь, недрогнувшим голосом повторила Ирина Сергеевна. — Ты сейчас думай не о том, что мне можно или нельзя, а о том, что мы находимся в чужом доме, где три трупа, а наш товарищ истекает кровью! Нашел время рассусоливать! Нам еще кровь замывать! — поспешно, не глядя внутрь, захлопнула дверь каморки, прижалась к ней спиной, стараясь не дышать, утерла запястьем выступившие на лбу бисеринки пота. Савицкий невольно содрогнулся — и от этого неестественного, чудовищного самообладания, и от самой ситуации — беременная женщина, преспокойно раздающая дикие указания, помогающая таскать окровавленные тела, замывающая следы самой настоящей бойни… Что вообще происходит в этом гребаном мире, если подобное в порядке вещей?

***

— Ира, что происходит, ты мне можешь объяснить?! — Андрей, тяжело выдохнув, присел напротив стола, за которым, нервно стискивая пальцы, сидела Ирина, бессмысленно глядя в одну точку. — Мы не виделись с тобой несколько месяцев, а потом ты звонишь и срочно требуешь опять спасти какого-то своего друга, да еще просишь никуда не сообщать! Это нормально, по-твоему?! Куда ты ввязалась? Ир!

Зимина, ничего не отвечая, вдруг резко побледнев, рванулась из-за стола, прижимая ко рту ладонь. Михайлин, проводив ее недоуменным взглядом, едва не опрокинул блюдце с осколками ампул и пустыми шприцами — и зеленоватая бледность, и не слишком вменяемое состояние моментально стали понятны и объяснимы.

— Ир, ты… ты что, беременна? — выдавил, пристально оглядывая тонкую фигуру — под свободной рубашкой ничего не было различимо. Зимина, будто и не услышав его вопрос, положила на стол плотный пакет.

— Вот, возьми… это за помощь. Я… я не могу тебе сейчас всего рассказать… Так сложились обстоятельства, что я не могу больше ни к кому обратиться. Возьми, — повторила настойчиво. — И я тебя прошу… Просто забудь, что ты здесь был. Это… это сильно может ему навредить… и мне тоже.

— Убери! — Андрей, бросив беглый взгляд внутрь, даже не стал пересчитывать лежащие там пачки. — Не надо. В конце концов, это моя работа.

— Вот именно что работа. А работа, тем более хорошо выполненная, должна быть оплачена.

— Ир, не уходи от темы. Ты беременна?

— Нет, — спокойно и прямо взглянула ему в глаза — на лице не дрогнул ни один мускул. Чтобы так соврать, нужно быть гениальной актрисой. — А, ты об этом… Просто отравилась.

— Ира, ты же понимаешь, что его нельзя здесь оставлять, ему в больницу нужно, нужен медицинский уход, капельницы, уколы… Иначе… не хочу тебя пугать, но иначе все может оказаться зря. — Ирина резко отвернулась, и жуткой бледности, залившей ее лицо, Андрей не заметил.

— Это невозможно, — произнесла твердо. — Напиши мне, что нужно, какие лекарства, процедуры… Я разберусь.

— Ты что, сама…

— Я разберусь! С медсестрой что-нибудь решу, с остальным тоже. Все, хватит об этом. Я и так тебя слишком впутываю. Ты очень мне помог, но с остальным я справлюсь сама.

Андрей, внимательно взглянув на нее, промолчал — никакие попытки вызвать ее сейчас на откровенность не принесли бы результата. Покачав головой, вырвал из блокнота страницу и принялся торопливо писать, отогнав мысль, что если его очередной пациент все-таки выживет, это окажется настоящим чудом.

Проводив Андрея до машины, Ира, едва держась на ногах, вернулась в дом. И она, и Савицкий понимали, что по-хорошему отсюда надо убраться как можно скорее — без квалифицированной медицинской помощи Паше могло стать хуже в любой момент. И еще одна не слишком радужная перспектива — сюда могли нагрянуть подельники этих уродов, если этот дом являлся для них чем-то вроде лежбища, где можно скрыться. А скрываться им теперь придется очень долго и очень тщательно…