Два вопля, утонувших в рёве пожирающего сруб пламени. Слизь втягивалась под кожаные рукава грубых боевых дублетов, и люди падали, корчась, пытаясь содрать с себя бесполезные уже кирасы.

Лич смеялся.

Рыцарь Конрад выдернул меч из бока ходячего трупа, размахнулся – но из разруба прямо в лицо вер Семманусу брызнула струя чёрной дымящейся жижи.

Тот взвизгнул, бросил меч, вскинул ладони к шлему – зря, потому что на руках – кольчужные рукавицы.

Сержант Артеур что-то скомандовал своим, и уцелевшие попятились, выставив пики. Сам же сержант кинулся к своему лорду, подхватил, потащил к сомкнувшим строй копейщикам; двое бившихся в судорогах солдат замерли на миг – а потом стали подниматься, шатаясь и на глазах раздуваясь, словно рыба-пугало.

Времени не оставалось, и некромант ударил тем, что было, – чистой силой, сжатой стремительным движением глефы. Эх, эх, посох-то остался в двуколке…

Остриё прочертило голубоватую спираль, щедро разлитая вокруг сила от убитых и умирающих позволила использовать себя на малую малость – распухающих воинов вер Семмануса отшвырнуло, сшибло с ног, одного удачно насадило на кол, торчавший из опрокинутой рогатки. Второй, однако, упрямо поднялся, и хоть и пошатываясь, но куда увереннее простых мертвяков побрёл к вчерашним товарищам. Насаженный на кол задёргался, рванулся, освободился – из дыры в спине хлынула всё та же чёрная жидкость, однако он всё равно пытался брести.

На самого некроманта насело сразу полдюжины мертвяков, и ему не без труда удавалось не подпускать их к себе. Проклятье, эта цепь!.. Ключ так и пропал в охваченной пожаром караульной.

Лич торчал нелепой костяной башней, и предутренний воздух дрожал вокруг него; содрогалась сжатая тугим вихрем сила, что отобьёт и развеет любые чары.

При жизни это был очень сильный маг. Донельзя сильный.

– Все прочь! Рассыпаться! – гаркнул Фесс солдатам, и на сей раз несколько человек ему вняли. Бросив копья, кинулись наутёк, к тёмному лесу, озарённому алыми сполохами пылавшей караулки.

Неупокоенные потеряют след, если живые сумеют оторваться.

…Но куда больше воинов сэра Конрада так и остались в строю. Сам рыцарь стоял на коленях и один из пикинёров пытался промыть ему глаза.

И ещё там пряталась белая от ужаса Этиа, угодившая из огня да в полымя.

Ни один из смерть-детей не выбрался из горящего сруба, ни один гиббет не вырвался на волю. И некромант Неясыть совсем по-другому говорил бы с личем, кабы не эта дурацкая цепь на запястьях.

– В голову их пиками! Башки им сбивайте! – командовал за спиной сержант Артеур. – Эй, некрос! Глефу кинь – цепь разрублю!..

Лич заскрежетал что-то яростное, и насадивший себя на кол воин побрёл, шатаясь и дёргаясь, оставляя за собой полосу чёрной жижи, словно вмиг заменившую в нём всю живую кровь. Его товарищ по несчастью кое-как дотащился до недавних соратников, получил копьём между глаз и развалился на части – руки, ноги, торс – все одна за другой вздувались и лопались, обдавая всё вокруг чёрными дымящимися брызгами.

Люди пятились, отступали шаг за шагом, но не бежали, и лишь после того, как ещё один копейщик свалился, угодив под веер чёрных брызг, они не выдержали.

Слава всем силам подземным.

Остались только сам сэр Конрад, сержант Артеур да дева Этиа Аурикома. Правда, сгинули и неупокоенные, кроме той шестерки, что наседала на некроманта, подпитываясь какими-то иными чарами, причём наброшенными только что – острия глефы оставляли лишь пузырящиеся чёрным росчерки, словно на старой плотной коре дерев-мироносиц.

Лич медленно, по широкой дуге, стал огибать свалку, явно нацелившись на сержанта и сжавшуюся подле него девушку. Рыцарь кое-как пришёл в себя и теперь пытался встать, громко читая молитвы. В кулаке его что-то светилось, сияло раскалённо-серебристым. Шлем и лицо залило чёрным, но глаза уцелели.

– Некрос! – вновь крикнул сержант. И протянул руку.

Отдать глефу – словно часть себя. Отдать глефу – остаться безоружным. Но…

– Лови!..

Древко взмыло в воздух. Артеур ловко поймал его – видно, и впрямь был хорошим копейщиком, примерился.

Некромант ударил напиравших мертвяков быстрой руной, под плащом вспыхнул и распался медальон истинного стекла с вплавленной туда мифрильной проволокой.

Его он берёг на крайний случай – как раз такой и пришёл.

Грудь обожгло через все слои лёгкого кожаного доспеха, однако своё дело руна сделала – шестёрку неупокоенных отшвырнуло, сбило с ног, покатило по мокрой земле. Один врезался в покосившуюся рогатку, доломал последнее и теперь дёргался, пытаясь выбраться.

Повезло второй раз – и ему кол вошёл в спину.

«Эк удачно же попадаем!..» – мелькнуло у Фесса.

– Руби! – пока не накатил страх, что бравый сержант может и промахнуться.

Руки вытянуты, цепь на козлах, некогда бывших частью рогатки.

Артеур рубанул.

Шипение, свист, и лезвие рассекло железную цепь словно гнилой канат, глубоко уйдя в вязкое дерево опоры.

– Лови! – Теперь настала очередь сержанта.

Некромант выпрямился. Хорошо, что никто не видит, как блестит от пота лоб и как вздрагивают пальцы, судорожно сжатые на отполированном древке.

Ходячие трупы один за другим поднялись, даже тот, что с колом в спине; однако между некромантом и личем уже не было ни одного мертвяка, и Фесс в тот же миг атаковал.

…Когда-то, давным-давно, в городе Эгесте, в сказке, которая, быть может, приснилась ему, его заклятия вызвали множество летающих черепов – черепов, что рвали жёлтыми зубами его противников, инквизиторов во главе с преславными отцами Этлау и Марком…

Было ли это иль не было – не важно. Нужные чары сплетались, и никакой откат уже не мог ему помешать.

Лицо девушки в берете, девушки с двумя саблями в руках. Рысь, его Рысь.

Он видел её и совсем недавно. Тоже во сне, только в жутком и страшном. На пути, который можно пройти, увы, лишь не ощущая под собой тверди.

Мёртвое поднималось из мёртвого. Ты умел и искусен, лич, но и меня не зря звали некромант Неясыть.

Прах поднимался над дорогой, частицы некогда отжившего соединялись. Сила изменила ход, поменяла направление, рухнула каменной тяжестью на плечи некроманта, кончики пальцев онемели, и – знал он – стали черны и тверды, словно камень, ударь посильнее – раскрошатся.

Но тёмные иглы, не нуждавшиеся ни в какой иной форме, хлынули на лича сплошным потоком, разбиваясь о древние кости.

Лич больше не смеялся.

Вскинул ручищи – костяные пальцы сливались, вытягиваясь двумя смертоносными серпами, словно меч-хопеши. Иглы разили его, вонзались в провалы глазниц, в пустоту безносья, рассыпались чёрной пылью, по желтоватой кости паутинкой бежали трещинки, тотчас затягиваясь, но игл было слишком много.

Глефа плясала перед некромантом, разом чертя атакующую спираль, рождая руны разрушения и гибели, однако уже ясно было, что дело решит сталь – как некогда всё в том же Эгесте, во сне, что не был сном.

Они сшиблись – со спины на Фесса накатывались пятеро мертвяков, шестой отставал.

…И здесь не было Западной Тьмы, у которой можно было попросить помощи, даже великой ценой.

Ливень чёрных игл прекратился – лич ухитрился зачаровать каждую пядь собственного скелета, не поскупился; чувствуется множество алхимических эликсиров, впитанных старой костью, прячутся ушедшие вглубь руны и знаки, укрыты в аккуратно высверленных отверстиях крошечные обереги.

Лич делал себя по частям, медленно, методично и скрупулёзно.

Некромант прокрутил глефой восьмёрку (на самом деле – куда более хитрое и тонкое движение, многослойный символ власти рождался в единое мгновение), однако лич атаковал сам – куда делись медлительность и неуклюжесть, скрип костей и неверные движения!

Хопеш встретил начарованное лезвие глефы, искры так и брызнули; некроманта отбросило, так, что он едва удержался и едва успел отбить молниеносный выпад левого серпа, оставившего бы его без головы.