Миссис Шендон подошла к шкафчику и вместо обеда заварила себе чаю. Сколько раз, с тех пор как мы ввели у себя в обиход это милосердное растение, смиренный чайник служил наперсником и утешителем среди разнообразных мук, о которых мы только что упомянули! Сколько тысяч женщин проливало над ним слезы. Сколько раз его приносили, в облаке пара, к постели больного! Сколько спекшихся от лихорадки губ он освежил! Конечно же, природа изобрела чайный куст из сострадания к женщинам. Вокруг чайника и чашки воображение рисует без счета картин. За чаем Мелисса и Сахарисса поверяют друг другу любовные тайны. Бедная Полли ставит чайник на, стол возле писем своего возлюбленного, который еще вчера ее любил, и она тогда читала их, плача от радости, а не от горя. Мэри на цыпочках входит в спальню матери с чашкой утешителя в руках, - от всякой другой еды вдова отказывается. Руфь готовит чай для мужа - он сейчас возвратится с поля, где убирал рожь... да что там, набросками для таких картин можно занять целую страницу. И миссис Шендон садится с маленькой Мэри пить чай, пока муж ее наслаждается жизнью по-своему. Когда он вот так уходит, у ней ни на что другое нет аппетита.
За этим угощением их застал господин, с которым мы уже немного знакомы, - мистер Джек Финьюкейн, земляк капитана Шендона. Джек считал Шендона гением; раза два беспутный капитан, у которого, при его широкой натуре, всегда находилось для приятеля доброе слово, а то и гинея, выручал его из беды; и теперь не проходило дня, чтобы Джек не навестил его и не принес маленькой Мэри конфетку. Он готов был выполнять любые поручения Шендона, улаживать его недоразумения с издателями, редакторами и кредиторами, с держателями его расписок и с теми, кто не прочь был нажиться на этих обязательствах, словом - делать тысячу мелких дел за увязшего в долгах ирландского джентльмена. Я не могу припомнить ни одного увязшего в долгах ирландского джентльмена, у которого не было бы адъютанта - какого-нибудь соотечественника в столь же стесненных обстоятельствах. У этого адъютанта есть свои подчиненные, а у тех, возможно, свои, и тоже неплатежеспособные, так что наш капитан всю жизнь шагал во главе отряда оборванцев, деливших все удачи и неудачи своего главаря.
- Ненадолго ему хватит этих пяти фунтов, - сказал мистер Бангэй, выйдя на улицу.
Он не ошибся: вечером, когда миссис Шендон проверила мужнины карманы, она нашла там всего два-три шиллинга да несколько монеток по полпенса. Из утренней получки Шендон отдал фунт кому-то из прихлебателей; послал баранью ногу с картошкой и пива какому-то знакомому в отделение для бедняков; заплатил старый долг в заведении, где менял свою пятифунтовую бумажку; и там же пообедал с двумя приятелями, после чего проиграл им малую толику в карты. Таким образом, к вечеру он оказался так же беден, как был с утра.
А издатель и двое наших друзей еще побеседовали дорогой, и Уорингтон повторил мистеру Бангэю все, что уже говорил его конкуренту Бэкону, а именно, что Пен - замечательный человек, с большим талантом, а главное вхож в высшее общество и родня "чуть ли не всей нашей знати". Бангэй отвечал, что будет счастлив иметь дело с мистером Пенденнисом и надеется, что оба они не откажутся в ближайшее время у него отобедать, после чего они распрощались, наговорив друг другу кучу любезностей.
- Тяжело смотреть на этого Шендона, - сказал в тот вечер Пен, вспоминая утреннее знакомство. - Образованный человек, наделен и талантом, и юмором, а проводит полжизни в тюрьме, да и в остальное время что он такое? Поденщик у книгопродавца.
- Я тоже поденщик у книгопродавца, - рассмеялся Уорингтон, - и тебе предстоит испробовать силы на этом поприще. Все мы так или иначе тянем лямку. Но я не хотел бы поменяться местами с нашим соседом Пэйли, для которого жизнь таит не больше радостей, чем для крота. Эх, сколько же сострадания тратится зря на тех, кого тебе угодно называть рабами книгопродавцев.
- А ты слишком много куришь и пьешь в одиночестве, вот и стал циником, - возразил Пен. - Ты Диоген у пивной бочки. И не пытайся меня убедить, будто это правильно, что такой талант, как Шендон, подчинен такому невежде и кровопийце, как твой Бангэй, который наживается на его уме, на его работе. Меня бесит, что джентльмен находится в рабстве у такого типа - ведь он не стоит и мизинца Шендона, он даже не умеет толком говорить на своем родном языке, а богатство себе на нем составил!
- Итак, ты уже начал ругать издателей и причислять себя к нашему сословию. Молодец, Пен! Но что тебе не нравится в отношениях между Бангэем и Шендоном? Ты еще, может, скажешь, что это издатель засадил автора в тюрьму? Кто сегодня пропил пять фунтов, Бангэй или Шендон?
- Несчастья толкают человека в дурное общество, - сказал Пен. Возмущаться легко, а что бедняге делать, если в тюрьме у него нет ни порядочных знакомых, ни каких-либо развлечений, кроме бутылки? Нельзя слишком строго судить странности гения, надобно помнить, что caмый пыл и горячность натуры, которые привлекают нас в писателе, человека нередко уводят с прямого пути.
- А поди ты с твоими гениями! - вскричал Уорингтон, который в некоторых вопросах был очень суровым моралистом, хотя, возможно, и очень плохо применил свою мораль в жизни. - И вовсе у нас не столько гениев, как уверяют люди, скорбящие о горькой участи литераторов. На свете есть тысячи способных людей, которые могли бы, если б захотели, сочинять стихи, писать статьи, читать книги и высказывать свое суждение о них; и в разговоре у профессиональных критиков и писателей ничуть не больше блеска, глубины и живости, нежели в любом образованном обществе. Если юрист, или военный, или священник живет не по средствам и не платит долгов, его сажают в тюрьму, так же должно поступать и с писателем. Если писатель напивается - непонятно, почему именно у него не должна назавтра болеть голова, если он заказывает портному сюртук, почему именно он не должен за него платить?
- Я бы давал ему больше денег на сюртуки, - улыбнулся Пен. - Мне, конечно, хотелось бы принадлежать к хорошо одетому сословию. По-моему, главное зло - это посредник, ничтожный человек, который стоит между талантом и его великим покровителем - публикой и загребает себе больше половины заработка и славы писателя.