А Д.Д. Лелюшенко на конференции по обсуждению опыта участия войск 1-го УФ в берлинской операции (февраль 1946 г.) сказал: «24.4.45 г. было завершено окружение Берлина, а 25.4 противник предпринял атаку и пытался выйти на пути 4 гв. ТА и на один день для 6 гв. мк пути были перерезаны. Но 26.4 ударом 6 гв. мк путь снова был открыт. Здесь большую роль сыграла наша авиация, в частности, корпус тов. Рязанова. Массированный удар авиации совместно с 4 гв. ТА (5-й мехкорпус) смял противника и отбросил его на запад от Берлина, и до конца операции расчлененным группировкам противника соединиться не удалось». П.С. Рыбалко, возможно, сожалея, что уже отлаженная и продуктивная работа с Рязановым мало продолжилась под Берлином, на той же конференции говорил: «Надо узаконить, что авиационные корпуса, которые обеспечивают и работают вместе с наземной армией, должны работать вместе постоянно. Я только с каким-нибудь командиром отработаю вопросы взаимодействия, проведу занятия, а он от меня уходит. Он выполняет свою задачу, а ко мне другой корпус подходит. Я воюю, мне некогда заниматься с ними. Следовательно, закреплять бомбардировочные или штурмовые корпуса обязательно нужно. Когда ведущие срабатываются с командирами танковых батальонов, тогда они не будут бомбить своих…».
Штаб армии расположился в живописном пригороде Вены. Обстановка для работы здесь была превосходная. По воскресеньям офицеры выезжали в горы, на озера, в Вену, гуляли по Хофбургу, по Рингу. Офицеры теперь использовали выходные дни по их прямому назначению. О.В. Лазарев в своей книге «Сто боевых вылетов» вспоминал, как после расформирования 3-го шак он попал в 9-ю гшад 1-го гшак, где стали более активно заниматься боевой учебой. Затем он недолго послужил комэска в 144-м и 141-м гшап.
После проверки 9-й гшад 1-го гшак выяснилось, что экипажи недостаточно метко поражают точечные цели на земле. Комдив объяснил это так: – На войне летчики чувствовали особую ответственность, да и били-то больше по площадным целям, нежели по точечным. Сейчас – другое дело. Поражение точечных целей требует определенного мастерства. Будем отрабатывать методику обучения экипажей на полигоне. На вопрос командарма, как это будет делаться, Донченко ответил: – Сначала научусь, как следует действовать сам, а потом дам провозные командирам полков; они в свою очередь – комэскам… – Когда можно будет вас еще раз проверить? – Спросил Красовский. – Через месяц! – заявил комдив. Донченко сдержал слово, штурмовикам за месяц удалось приобрести твердые навыки в бомбометании по точечным целям.
Провели крупные учения Центральной группы войск. Весной 1946 года главком ВВС вызвал авиационных начальников в Москву. В заседании участвовали А.Н. Туполев, С.А. Ильюшин, А.И. Микоян, А.С. Яковлев, С.А. Лавочкин, и другие известные создатели самолетов и авиадвигателей. А. С. Яковлев рассказал, что у нас строятся опытные образцы реактивных самолетов Як-15 и МиГ-9, которые будут лучше немецких. Он говорил о трудностях, с которыми встретились конструкторы, о необходимости разработки новых форм и профилей крыла, хвостового оперения. Георгий говорил, что отцу предлагали должность командующего реактивной авиацией, но он отказался.
В Австрии 45-46 годы. Уютно, спокойно, комфортно. Но тянет домой. Какая-то депрессия здесь, тоска. И места красивые, и еды, вин хватает, люди вежливые, мягкие, чем-то, манерами, привычками, даже походкой и осанкой, походили на русских. Но тоска по Родине не миф. Наверное, похожие чувства испытывали и пленные, те же австрийцы, усугубленные к тому же тяжестями плена, трудным послевоенным бытом (а когда он был легким) и пр. Да и все-таки: где родился, там и пригодился. Музеи, парки, дворцы, правда, некоторые полуразрушенные, но народ работящий, тоже как русские, – быстро все восстановят. Только занятия, дела и помогали. Но, вспоминая военное время, дела эти казались уже и не столь важными. Хотя новая война могла вспыхнуть в любой момент. К ней надо было быть готовыми. Расслабляться нельзя. 41-й помнился хорошо. Мы с братьями оказались первым не воевавшим поколением. Мой дед по отцу сражался в русско-японской и первой мировой войнах. Дед по матери – в двух мировых войнах. Отец – в финской и Великой Отечественной. И даже мама юной девушкой достойно сражалась.
Василий Георгиевич любил спорт. Но заняться им все было недосуг. После войны, когда надо было занять бездействующие войска, он решился, к тому же командир должен подавать пример. Ему нравился волейбол: игра мягкая, не грубая, атлеты, взмывающие над сеткой, причудливые траектории мяча. Его охотно взяли в игру, – потом обронить в беседе, – играл в волейбол с генералом Рязановым, – каждому хотелось. Но навыков игры у него не было. И минут через пять, поняв, что этому делу надо серьезно учиться, он со смехом поблагодарил игроков и ушел с площадки. Плавать он любил с детства. Но это вид спорта сезонный, с бассейнами проблемы, а в открытой воде поплаваешь только, когда тепло. Он плавал, но дыхание уже не то, что в детстве. Да и того удовольствия уже нет. Уже другое греет душу. Охота, городки, прогулки, косьба, лыжи, – всем этим он по возможности занимался. Он часто открывал различные спартакиады, судил соревнования.
В августе 45-го Василий Георгиевич был на открытии памятника советским воинам, павшим при освобождении Вены. Площадь Сталинплатц, теперь ей вернули прежнее название Шварценбегрплатц. Монумент, вписавшийся в имперскую стилистику Вены, ему понравился. Скульптор Нитизарьян, ученик Веры Мухиной, всю войну командовавший взводом, получил в 45-м задание по специальности, и воздвиг величественную фигуру на одиннадцатиметровом постаменте перед дугой колоннады. Может быть, место перед несколько патриархальным замком Шварценберг, построенном в другом стиле, не совсем удачно. Но в центре Вены, и сам памятник хороший.
Сын Георгий в 1946 году приезжал к Василию Георгиевичу в Австрию. Они там на нескольких фотографиях. На других фото Георгий с сослуживцами отца. Самому Георгию запомнилось, что многих ветеранов уже демобилизовали или отправили на учебу, призвали молодежь, почему-то, в основном, из Средней Азии, и многие очень плохо говорили и понимали по-русски. Не понравилась Горе генеральская среда. Он тогда много читал, и генералитет, почти все из крестьян, напомнил ему нуворишей, героев Бальзака. Гора удивлялся: странная атмосфера, какой коммунизм, если нравы, как описаны Бальзаком. Жены сидели без дела, когда их мужья были заняты на работе. Предметом долгих обсуждений стала новая женитьба Конева. Жены разделились на партии за и против. Хотя были, конечно, люди прекрасные, да и сам Рязанов из крестьян. О Коневе Гора говорил, как о выдающемся полководце, рассказывал, что с отцом он очень дружил. Конев подарил Горе какие-то замечательные по красоте шахматы, которые потом где-то потерялись. Тогда Гора спросил у отца, где же коммунистические идеалы, на что отец и ответил: история не имеет моральных оценок. Отец не отвлекался ни на быт, ни на политику, был погружен в работу. Гора сделал мне верное, видимо, замечание, что образ отца у меня какой-то сусальный. Отец был живым человеком, эмоциональным, ранимым, увлекающимся, живо всем интересовался, но у него не было претензий на лидерство и попыток обобщения. Он мог ошибаться, но признавал и исправлял свои ошибки. В вопросы коммунистической морали он старался не вникать, довольный тем, что коммунизм побеждает в мире. Причем, не важно, побеждает ли он потому, что сильнее. Мировоззрение у него было жизнеутверждающее, и многое, прогнившее насквозь, он видел, но делал вид, что не замечает. Прошедший тюрьму, он дистанцировался от политики, идеологии, философии, делал свое конкретное дело в авиации. Гора раз пять в 45-46 годах еще школьником на каникулах был у отца в Австрии. Там однажды отец послал его в санаторий в горах, расположенный в монастыре. В санатории-монастыре оказалось два отдыхающих: Гора и Василий Сталин. Они подружились, Гора очень хорошо говорил о нем, но отец вскоре забрал оттуда Гору. Не потому, что Сталин его спаивал. Он еще и хватал монашек. А у отца была удручающая статистика по сифилису. Он потом показал ее Горе. Запомнился еще Горе кинозал в Австрии на два места, где отец смотрел кино с кем-то. Запомнились и профашистские настроения молодежи. Например, выкладывали телами свастику на пляже или в другом кинозале демонстративно выходили на улицу во время агитационного киножурнала.
