<p>
Роды отобрали последние остатки сил и сознание твари затуманилось. Она зло зашипела, сделала несколько неуверенных шагов в сторону от яйца и рухнула на землю. Уже умирая, тварь подняла вверх свой хвост и, подчиняясь все той же программе животного инстинкта, с силой ударила им себя в живот. Шипастое жало пробило кожу, разорвало артерии и вошло внутрь тела почти до самого позвоночника. Кислотная кровь твари хлынула наружу, обжигая внешний панцирь и растворяя ее туловище. Тварь сдавленно зарычала от пронзившей ее мозг чудовищной боли, дернулась всем телом и издохла.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
II</p>
<p>
</p>
<p>
Глубокую округлую яму посреди поля обнаружил колхозный агроном Федор Григорьевич Алиенко.</p>
<p>
В то утро Алиенко шел с хутора Свинюково, где заночевал у косоглазой Дашки Отморозовой, в деревню Бутылкино. Близилась посевная, и Алиенко собирался зайти в колхозное правление и переговорить с председателем Митрофаном Демьяновичем Навознюком о состоянии посевного фонда.</p>
<p>
Позавчера поздно вечером он звонил председателю из Чертово-Куличкино, в котором вот уже почти десять лет жил со всем своим семейством - женой Марусей и двумя детишками, - и просил прислать за ним председательский "газик". Митрофан Демьянович молча выслушал просьбу агронома, громко икнул в телефонную трубку и ответил в том смысле, что с бензином в колхозе напряженка и что Алиенко - не премьер-министр Контюх и даже не председатель парламента товарищ Хрющ. А поэтому пусть он оторвет от стула ту мягкую область, что природой помещена ниже спины, и своим ходом, на собственных ногах, преодолеет расстояние в десять километров от забытого Богом Чертово-Куличкино до Бутылкино - признанного во всем мире районного центра духовности и культуры. Так сказать, ик твою мать, совершит паломничество. Хадж, значит, ик и еще раз ик. А по дороге дорогой товарищ агроном пусть заодно заглянет и к своей ненаглядной Дашуньке с хутора Свинюково, которая несколько дней назад в сельском магазине прилюдно жаловалась, что в ее роскошном теле - ик! - кое-что и кое-где уже заржавело от долгого не использования по прямому назначению.</p>
<p>
Пока Митрофан Демьянович с присущей ему эмоциональностью и напором произносил эту тираду, в трубке явственно слышалось мерзкое хихиканье его молоденькой разбитной секретарши Аллочки Стервенец, у которой, ясное дело, ничего и никогда не ржавело. Алиенко тактично не стал уточнять, какой это срочной работой занята Аллочка в кабинете председателя в половине десятого вечера, молча выслушал пространное напутствие Митрофана Демьяновича и положил трубку на рычаг. Ему было очень обидно, но ссориться с жестоким и злопамятным Навознюком из-за такого пустяка не хотелось. Кроме того, брошенная председателем идея насчет Дашки Отморозовой показалась Пете Алиенко не такой уж и неинтересной.</p>
<p>
Поэтому на следующий день после полудня Алиенко отправился в путь, свернул на ночь в Свинюково и сегодняшним утром, ровно в половине шестого, оказался на уже успевшей подсохнуть грунтовой дороге, ведущей с хуторского подворья через распаханные поля и еще не успевшие покрыться листвой лесополосы прямо в деревню Бутылкино. Состояние головы и желудка агронома после обильного вчерашнего застолья и бурной ночи в объятиях косоглазой Дашуньки явно оставляло желать лучшего. Голова раскалывалась от дикой боли, в желудке что-то самым мерзким образом по лягушачьи квакало и периодически пыталось выпрыгнуть наружу, по ногам и рукам разливалась неприятная ватная слабость. В очередной раз утерев рукавом плаща холодный пот со лба и мысленно помянув Дашуньку и ее слишком уж горячее гостеприимство по матушке, Федор Алиенко свернул с грунтовки, огибавшей распаханные поля, и принял мужественное решение пересечь пространство по кратчайшей линии: по прямой, через пахоту.</p>
<p>
Вот тут-то, когда Федор Григорьевич, чертыхаясь и проклиная все на свете, проковылял по вспаханному полю метров триста в сторону от дороги, он и заметил в некотором удалении от своего магистрального пути округлую яму, похожую на свежевырытый колодец. К этому времени чистый, свежий и прохладный воздух отчасти уже успел оказать благоприятное воздействие на измученный излишествами организм Федора Григорьевича. Поэтому с детства присущее сельскому агроному любопытство взяло верх над еще остававшимися проблемами со здоровьем, и Алиенко круто свернул прямо к округлому отверстию.</p>
<p>
Нужно отметить, что Федор Григорьевич, несмотря на свое высшее сельскохозяйственное образование к сорока двум годам так и не удосужился прочитать бессмертный роман Герберта Уэллса "Война миров". Именно поэтому он не имел понятия, как опасно приближаться к округлым отверстиям, вырытым посреди поля неизвестно кем, неизвестно как и неизвестно с какой целью.</p>
<p>
Впрочем, в самой дыре с оплавленными краями Федор Григорьевич ничего существенного не обнаружил. Гораздо больше его заинтересовали следы, которые тянулись от округлой свежевырытой ямы в сторону заброшенного склада сельхозинвентаря. Следопыт из агронома Алиенко был совершенно никудышный. Поэтому единственной мыслью, которая пришла во все еще слегка затуманенную голову Федора Григорьевича, была далеко не тривиальная мысль о том, что кому-то из односельчан попала в руки древняя секретная карта сокровищ и под покровом ночи клад, захороненный столетия назад как раз посередине колхозного поля, был тайно вырыт, проволочен прямо через пахоту и сокрыт под прелой соломой внутри старого склада. С детства привитая Феде Алиенко тяга к всеобщей справедливости и имущественному равенству сказала свое веское слово и колхозный агроном, еще раз скорректировав маршрут своего движения, направился в сторону просевшей от времени и сырости деревянной постройки на краю поля.</p>
<p>
Когда агроном переступил порог заброшенного склада, в нос ему сразу же шибанул едкий и острый запах разлитой кислоты. Внутри постройки было наполовину темно, но Федор Григорьевич все же смог различить у деревянной стены справа от входа бесформенные останки явно органического происхождения.</p>
