В тот момент небольшой коллектив «РИНО» был загружен контрактами на полтора года вперед и шел на пределе своих возможностей. Но уговорить Верта помог начальник геологического отдела «Юнгфрау» Евгений Чернокозов, оказавшийся как нельзя более кстати однокашником профессора по учебе в Московском нефтяном институте. Он поехал к своему знаменитому приятелю и в прямом смысле рухнул в ноги с мольбой о помощи. «Николай, выручай. А то, гляди, разгонят нас всех. Время, сам знаешь, какое. Будем мыкаться без работы». И сердце Верта дрогнуло. Он согласился посмотреть материалы «Юнгфрау». Вскоре у компании Серебровского началась новая жизнь.

Всего за несколько лет «Юнгфрау» превратилась в преуспевающую компанию. Благодаря экспертизам «РИНО» Серебровский сделал несколько очень удачных вложений. Казавшиеся обычной мелочевкой месторождения, за которые никто не хотел браться, стали настоящей сенсацией и принесли «Юнгфрау» статус одной из заметных нефтяных компаний страны. Это была уже не амбициозная фирма-выскочка, а предприятие с хорошей ресурсной базой и продуманной стратегией развития.

Серебровский много раз размышлял о том, что было бы с его нефтяным начинанием, если бы не Верт, ставший за это время его другом. Они как-то сразу нашли общий язык. В тот момент, когда они познакомились, им обоим было за сорок. Оба родились и выросли в интеллигентных московских семьях. Прекрасно образованным, начитанным, им было легко общаться друг с другом. Серебровскому искренне нравилась раздражавшая многих «колючесть» Верта. Профессор никогда не задумывался о форме подачи информации, выдавал свое мнение резко и безапелляционно, легко говорил тяжелые вещи в глаза собеседнику. В свою очередь, директору «РИНО» необыкновенно импонировали острый ум и удивительная обучаемость нефтяного магната, который буквально все схватывал на лету.

В самом начале их знакомства Серебровский несколько раз приглашал Верта на должность первого вице-президента «Юнгфрау». Он мечтал заполучить профессора целиком, предлагал баснословный оклад и невероятные бонусы, в общем, делал предложения, от которых обычно не отказываются. Но Верт не соглашался. Его объяснения о том, что он слишком ценит свободу, казались Серебровскому дурацкой благоглупостью. «Тогда давай мы купим “РИНО”, – предложил он Верту. – Ты сохранишь коллектив, учеников. Но твои идеи и разработки будут только для “Юнгфрау”». Сумма сделки, казалось, не оставляла профессору иного варианта, кроме согласия. Но и здесь Серебровского ждало разочарование. Ему пришлось выслушать длинную лекцию о том, как устроен научный коллектив, и прочую, по его мнению, дребедень. Время от времени он возвращался к теме покупки «РИНО», но Верт держал оборону с завидным упорством. «Я в неволе не размножаюсь», – отшучивался Верт и добавлял:

– Не волнуйся, Матвей Борисович. Все, что нужно для «Юнгфрау», сделаем.

Так и работали.

В последние несколько месяцев Верт был занят крупным проектом как раз для «Юнгфрау». В Ханты-Мансийском округе были объявлены аукционы по довольно большой группе месторождений, остававшихся прежде в нераспределенном фонде. Все как будто лучшее давно разобрали. С виду ничего особенного, обычные малоперспективные малыши, но Серебровский попросил Верта проверить один из объектов. Рожковское месторождение уж больно хорошо располагалось. Совсем рядышком находились другие активы «Юнгфрау», вся инфраструктура была налажена. Как говорится, а вдруг?

По заведенному порядку был заключен договор и сформирована экспертная группа, в которую вошли пять человек. От «Юнгфрау» – начальник геологического отдела Чернокозов и его заместитель Дмитрий Санников, от «РИНО» – два молодых кандидата наук геологи Андрей Шведов и Татьяна Волкова. Пятым был сам Верт. Группа работала полтора месяца и пришла к неожиданным выводам. По полученным данным Рожковское месторождение оказывалось весьма привлекательным объектом с очень приличными запасами. Конечно, не месторождение-гигант (их время все-таки прошло), но и не обычная мелочевка. Главной привлекательной чертой Рожков была прогнозируемая высокая продуктивность эксплуатационных скважин. Мечта любого нефтяника: хорошая нефть могла быть взята с минимальной себестоимостью. За такой приз, очевидно, стоило побороться. В случае победы компания получала прекрасную возможность быстро и без больших затрат нарастить добычу на 3–4 миллиона тонн нефти в год.

Когда Серебровскому доложили о результатах экспертизы, он пришел в крайнее возбуждение. Выходит, не зря ему приглянулись Рожки. Теперь главное – не упустить. На узком совещании с членами экспертной группы был разработан подробный план действий. Чтобы не привлекать излишнего внимания, решили заявиться на аукционы по нескольким месторождениям. Кроме того, для аукциона по Рожковскому лицензионному участку была выделена очень значительная сумма, которая должна была обезопасить «Юнгфрау» от каких-либо неожиданностей. Торговаться в Ханты-Мансийск был направлен один из вице-президентов компании, не посвященный в подробности результатов экспертизы, но имеющий четкие установки.

День торгов был назначен на 12 апреля. Никто из членов экспертной группы да и сам Серебровский не сомневался в предстоящей победе. Собственно, эту самую победу и собирались отметить в офисе компании «РИНО», куда должен был прибыть Матвей Борисович. Вечер обещал приятное торжество.

В 11 часов Верт уединился в своем кабинете и попросил секретаря никого с ним не соединять и никого к нему не пускать. Не пускать, однако, было сложно. Верт устроил служебное помещение «РИНО» таким образом, что «доступ к телу» начальника осуществлялся не через приемную, хотя такая и существовала, а непосредственно из длиннющего коридора. Верт искренне считал, что в развивающемся научном коллективе нужны демократичные и, как он говорил, «антиофисные» порядки. Директор должен был быть доступен, потому что это не только руководитель, но и первый ученый. К тому же была важная деталь. Значительная часть научных сотрудников «РИНО» являлась учениками профессора Верта в прямом смысле этого слова. Это были бывшие студенты, магистранты, которым Верт преподавал в МГУ, молодые кандидаты наук, прошедшие через его аспирантуру. Последние 15 лет он был по совместительству профессором геологического факультета МГУ. Кроме того, в «РИНО» работали коллеги, дружба и идейная общность с которыми сложилась в те времена, когда еще совсем молодой геолог Верт начинал на производстве, дослужившись до должности главного геолога экспедиции. В общем, все были свои.

Впрочем, демократизм Верта не мешал ему занимать огромный отсек служебных помещений, арендуемых «РИНО» в одном из московских бизнес-центров. Здесь размещались внушительных размеров кабинет и комната отдыха, в которой происходили приватные посиделки с гостями. Покои Верта были оснащены ванной комнатой и неким подобием курилки под мощной вытяжкой. Вход в комнату отдыха был как со стороны коридора, так и из кабинета профессора.

У Верта была некая странность. Время от времени он уединялся в своем кабинете или приватной комнате и категорически требовал, чтобы его не беспокоили. Попытки подчиненных и друзей вырвать его из этого уединения заканчивались скандалами. Обычно на повышенных тонах он предъявлял одну и ту же претензию: «Так нельзя, я лишен элементарной возможности подумать. Кто-то умер, или бомбу взорвали?» Вообще гневливость была самой неприятной чертой Верта. Порой он жестоко оскорблял достоинство людей, потом, конечно, извинялся, но осадок все же оставался.

Заместитель Верта Марков и ученый секретарь Алиев, хотя и были на 20 лет старше, считались ближайшими личным друзьями директора «РИНО». Они называли Верта Колей или Колькой, а он весьма бестактно именовал их стариками или саксаулами.

Ближе к обеду «старики» уселись в кабинете Алиева, открыли бутылку водки и по принятой в их узкой компании традиции выпили по рюмке. Серебровский Серебровским, но привычный режим нарушать не следует.