<p>
- Да… Я представляю, что вы чувствовали в тот день…</p>
<p>
- Ну, всю гамму наших чувств представить себе трудно, - Тихомиров грустно улыбается. – Мне в те минуты, когда ракета с Анокиным ушла с пускового устройства, казалось, что у меня просто останавливается сердце. Ведь если бы что-то случилось… Анокин бы наверняка погиб. У нас ведь на ракете даже системы катапультирования не было. Авиационщики в те годы так и не смогли предложить ничего, что нас, создателей ракеты, устроило бы в полной мере. Сережа Анокин очень рисковал… Мартын Андреевич, поверьте, эти пятнадцать минут после старта первой капсулы ВР-190 были, наверное, самыми страшными в моей жизни… Сергей все время был на радиосвязи, подробно докладывал о всех особенностях полета – перегрузках, невесомости, колебаниях капсулы… Но я бы тогда полжизни отдал бы, чтобы быть в ракете вместо него!</p>
<p>
Несколько секунд Тихомиров сидит молча, потом продолжает:</p>
<p>
- Наконец, от поисковой группы по радиосвязи пришло сообщение об успешной посадке капсулы. Чуть позже поступил доклад и от самого Анокина, что он жив-здоров, самостоятельно выбрался из ракеты и находится на вспаханном поле около какого-то села, ожидая бригаду встречающих. Что тут началось! Все выскочили из командного пункта, смеются, орут, обнимаются. Берия тут же организовал две или три бутылки коньяка, стаканы, и мы без закуски, стоя среди астраханской степи, выпили за успех нашего первого космического пуска. Вот такой он был человек, наш Лаврентий Павлович: в кармане пистолет на случай неудачи, а в машине – бутылки с коньяком для того, чтобы отпраздновать победу. Кстати, о победе… Мартын Андреевич, знаете, когда у капсулы ВР-190 появилось наименование “Победа”? Да вот тогда и появилось, после тоста “За нашу победу!”, произнесенного прямо в степи. Берия подозвал меня и говорит: “Михаил Клавдиевич, готовь информацию об этом запуске для ТАСС. Сегодня у нас какое число? Пятое мая? Через четыре дня будем отмечать седьмую годовщину нашей победы над фашистской Германией. Товарищи, ни у кого нет возражений, чтобы присвоить нашей капсуле ВР-190 наименование “Победа”?” Сами понимаете, возражений не нашлось. Так с тех пор и стала ВР-190 “Победой”…</p>
<p>
И начались пилотируемые ракетные пуски. Петр Долгов на “Победе-2” стартовал 2 сентября 1952 года. Полет прошел успешно. С третьего пуска решили посылать в космос экипажи в составе двух человек. В апреле 1953, к майскому празднику, порадовали Родину полетом Ахмет-хана Султана и Алексея Ледовского. В октябре пятьдесят третьего, - снова к празднику, - на “Победе-4” полетели Анатолий Павлин и Федор Бурцин. В марте 1954 года в космос второй раз стартовал Сергей Анокин и его молодой коллега Андрей Митков. И в этом полете…</p>
<p>
- Когда до Земли оставалось всего пятнадцать – двадцать метров, внезапно лопнула скоба крепления парашюта, - я замечаю, как на левом виске Тихомирова начинает нервно пульсировать жилка. - Капсула оторвалась и упала на землю. Сергей Анокин отделался сильными ушибами, а вот Андрюше Миткову не повезло. Он получил очень серьезные переломы обеих ног. Долго потом лечился, но, к сожалению, и по сей день ходит с палочкой, прихрамывает… Тогда, в марте 1954 года, своим распоряжением Берия закрыл программу полетов “Победа”. Я был снят с должности Главного конструктора и отправлен в “ссылку”, в конструкторское бюро Сергея Павловича Королевина. Королевин тогда уже полным ходом готовил к полету более совершенную, чем “Победа” баллистическую двухместную капсулу “Луч” и ракету Р-5. Но я отказался участвовать в этой работе. Слишком близко эта тема стояла к моей “Победе”, понимаете, Мартын Андреевич? У меня ведь и нервы, и сердце все-таки не железные…</p>
<p>
Тихомиров делает несколько глотков остывшего чая. Молчит, успокаивая нервы. Я тоже выдерживаю паузу в десяток секунд, прежде чем решиться задать новый вопрос:</p>
<p>
- Какой же работой вы занялись в Королевинском КБ, Михаил Клавдиевич?</p>
<p>
- Занялся проектированием, - голос конструктора снова звучит спокойно. - Сначала проектировал ракету Р-7, нашу знаменитую “семерку”, которая вывела в космическое пространство и первый спутник, и орбитальный космический корабль с Юрой Гагаровым. Да и теперь все еще тянет на себе львиную долю наших космических пусков. Потом занялся проектированием космических аппаратов. Разрабатывал общую схему нынешней лунной экспедиции.</p>
<p>
Как известно, американская лунная программа родилась после выступления президента США Джона Кеннеди 25 мая 1961 года. Наша, советская программа высадки человека на Луну стартовала почти на год раньше - 23 июня 1960 года. В тот день совместным постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР были утверждены космические планы СССР на следующие семь лет. Были поставлены задачи облета Луны и высадки на лунную поверхность советского космонавта…</p>
<p>
- Погодите, Михаил Клавдиевич, - я принимаюсь мысленно подсчитывать. – 23 июня 1960 года… Но ведь это еще до полета Гагарова! Больше, чем за полгода до первого орбитального космического полета!</p>
<p>
- Это так, - соглашается Тихомиров. – А что вас удивляет, Мартын Андреевич? Предварительные разработки межпланетных полетов мы начали во второй половине пятидесятых годов. Где-то около пятьдесят восьмого года, если память мне не изменяет. Прорабатывалась идея пилотируемых космических полетов на Венеру и Марс… И, конечно, номером один в этих планах значилась Луна. Первая ступенька на пути к звездам, так сказать… </p>
<p>
Он молчит несколько секунд, собираясь с мыслями, и продолжает:</p>
<p>
- Следующие два года после принятия общей концепции лунной программы ушли на то, чтобы определить стратегию нашего движения к поставленной цели. Через год после полета Гагарова, 16 апреля 1962 года, постановлением Совмина были утверждены уже конкретные наши проекты исследования Луны с помощью пилотируемых космических кораблей. Предполагалось осуществить облет Луны с помощью двухместного космического корабля “Север”, который в космос должна была выводить ракета-носитель УР-500 “Протон”. За создание космического аппарата и ракеты-носителя отвечало конструкторское бюро, которым руководил Владимир Николаевич Челомбитов. Ну, а высадку человека на Луну поручили нам, конструкторскому бюро, которым руководил Сергей Павлович Королевин. Для этого предполагалось создать ракету-носитель Н-1 “Ленин”, лунный орбитальный корабль “Знамя” и лунный посадочный корабль “Лунник”. Корабль “Знамя” должен был пилотировать экипаж из двух космонавтов. На Луну высаживался один космонавт.</p>
<p>
Решением партии и правительства в сентябре 1962 года при Совете Министров СССР был создан Специальный комитет по космической технике. Комитет возглавил Лаврентий Павлович Берия. Лично. В том же 1962 году завершился и старый спор между Королевиным и Глуховцевым о выборе типа двигателей для ракеты Н-1. Глуховцев был сторонником создания двигателей на высококипящих компонентах топлива. А Королевин не хотел их ставить на Н-1 из-за высокой токсичности высококипящих топлив. Он настойчиво предлагал Глуховцеву заняться созданием больших двигателей на основе использования кислородных и керосинных топлив. Но Валентин Петрович отказался наотрез…</p>
