<p align="right">
Мартын Луганцев, 21 июля 1969 года</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
Глава 1</p>
<p>
“Нас напутствовал Циолковский”</p>
<p>
(Интервью журналиста Мартына Луганцева с профессором М.К.Тихомировым) </p>
<p>
</p>
<p>
- Михаил Клавдиевич, вас называют одним из основоположников нашей космонавтики…</p>
<p>
- Это распространенное заблуждение, - он решительно прерывает меня и хохочет. – Вымыслы и домыслы злопыхателей!</p>
<p>
Мы сидим на веранде дачи, которая принадлежит моему собеседнику, профессору Тихомирову. На покрытом белоснежной скатертью столе огромный самовар, тарелочки с вареньем и выпечкой, блюдца и чашечки с чаем. Тихомиров охотно согласился встретиться и ответить на мои вопросы, но попросил приехать к нему на дачу. Сказал, что слегка приболел и не хотел бы возвращаться в Москву. Инга тоже собиралась поехать со мной, но в последний момент начальник отдела откомандировал ее на стройку в Останкино – там завершалось строительство нового всесоюзного телецентра, и “Новые известия” намеревались напечатать об этом фоторепортаж.</p>
<p>
- Но именно так о вас говорят и Сергей Павлович Королевин, и Василий Павлович Михеев, и многие другие ваши коллеги, - я настойчиво продолжаю гнуть свою линию. Для “затравки” будущей статьи мне нужно, чтобы Тихомиров рассказал о становлении нашей отечественной космонавтики. А его роль в этом становлении действительно трудно переоценить. – Вы были заместителем Главного конструктора по программам первых пилотируемых ракетных полетов. Вы предложили общую схему нашей знаменитой ракеты Р-7. Вы разрабатывали первый спутник и орбитальный корабль “Восток”… </p>
<p>
- О, вы основательно подготовились к беседе, Мартын Андреевич! – Тихомиров смеется. Смех у него негромкий, похожий на легкое покашливание. – Глядишь, я и в самом деле почувствую себя корифеем! Зазнаюсь и остаток жизни проживу с задранным носом! </p>
<p>
- Но ведь все это правда! Вам есть, чем гордиться.</p>
<p>
- Это не совсем правда, - Тихомиров утирает носовым платком выступившие от смеха слезы и качает головой. - Во всех этих разработках участвовало очень много толковых и умных ребят. Настоящих конструкторов и проектантов. Как у нас принято говорить, мастеров своего дела.</p>
<p>
- Однако общее направление работ всегда задавали вы. Не спорьте, пожалуйста, - я жестом останавливаю уже готового возразить Тихомирова, - я действительно хорошо подготовился к нашей встрече и перерыл целую кучу книг. Кроме того, вы единственный из руководителей нашей космической программы, кто лично встречался с Константином Эдуардовичем Циолковским незадолго до его кончины.</p>
<p>
- С Константином Эдуардовичем я действительно встречался, - соглашается Тихомиров, но тут же лукаво щурится:</p>
<p>
- Но знал бы кто, о чем мы с ним говорили!</p>
<p>
- Ну, и о чем?</p>
<p>
- Вопреки распространенному мнению, о перспективах космонавтики мы тогда говорили очень мало. Константина Эдуардовича интересовали больше вопросы философского характера. Вселенная, жизнь, человек… Место человечества на полотне гигантской картины мироздания. Н-да… Он, кстати, к концу жизни пришел к выводу, что без посторонней помощи человечеству будет очень трудно освоить даже нашу собственную Галактику.</p>
<p>
- Это как же? – слегка опешил я. – Какая еще посторонняя помощь?</p>
<p>
- А вот так, - Тихомиров пожимает плечами. – Циолковский считал, что уже на первом этапе космических исследований очень желательно объединение человечества с другими родственными цивилизациями для исследования дальней Вселенной. Без такого объединения продвижение людей в глубины Галактики может быть серьезно затруднено. А то и вовсе невозможно. Даже до ближайших звезд мы в одиночку вряд ли доберемся.</p>
<p>
- Ничего себе! Значит, если мы на просторах Солнечной системы не встретим каких-нибудь братьев – марсиан, нам так и вековать до конца времен на собственной планете?</p>
<p>
- Вполне может быть, - Тихомиров чуть прищуривает глаза, будто пытается сфокусировать взгляд и заглянуть в будущее. - Хотя Константин Эдуардович мог и ошибаться. Ведь он до самой своей кончины так и не решился опубликовать эту свою гипотезу. Решись он на это, можно себе представить, какой всплеск интереса к космическим исследованиям последовал бы в философской среде!</p>
<p>
“Нет, пора потихоньку выгребать из этих философских джунглей на просторы практической космонавтики, - мысленно убеждаю я себя. – У меня что в повестке дня значится? История практической космонавтики. А мы все дальше и дальше отклоняемся в философские дебри”.</p>
<p>
- Михаил Клавдиевич, - я решаюсь круто изменить линию нашего разговора, - а когда, по-вашему, началось становление советской практической космонавтики? Во времена Циолковского, как я понимаю, и Королевин, и вы все-таки больше занимались отработкой ракет и их двигателей, чем подготовкой к штурму космоса. Или я не прав?</p>
<p>
Тихомиров задумывается на несколько секунд, откинувшись на спинку плетеного кресла. </p>
<p>
- Знаете, Мартын Андреевич, в тридцатые годы мы как-то не отделяли одно от другого. Да, конечно, собственно ракетами мы занимались больше, хотя и о космических полетах тоже мечтали. Но в более отдаленной перспективе. Не забывайте, что Ракетный научно-исследовательский институт, в котором мы работали вместе с Королевиным, был все-таки полувоенной организацией. От нас руководство страны ожидало, прежде всего, военных разработок. Мы делали ракетное оружие. А космонавтика… В практическую плоскость наши космические исследования перешли уже после войны. Когда Королевина в сорок четвертом году освободили из “шарашки”… Кстати, вы в курсе, что Королевин шесть лет провел в местах не столь отдаленных? </p>
