- Слушай, а ведь такой перегрузки не может быть при управляемом спуске, да? Значит, мы сорвались на баллистическую траекторию. И садимся где-то в Южном полушарии. Всю жизнь мечтал окунуться в Индийском океане…
- Шутки – шутками, а хорошего в этом мало…
- Как у нас со связью? Я что-то ничего не слышу.
- Тишина, - подтвердил Олег. – Эфир молчит. Даже помех нет.
- Плохо, - я сглотнул последний комок перегрузки, застрявший в горле. – Значит, садимся вдали от поисковых групп. Где-нибудь у черта на куличках.
- Не факт, - возразил Макарин. – Может, что-то с антеннами?
- Сразу со всеми? Чепуха.
За спиной громко щелкнуло. Пружины резко приподняли наши кресла над днищем отсека.
- Посадка! – я рывком подтянул ноги к животу, группируясь. Заныли “утомленные” невесомостью, а потом еще и перегрузкой, мышцы спины.
За бортом громыхнули двигатели мягкой посадки. Уши мгновенно заложило невидимыми ватными тампонами. Снизу что-то огромное и массивное ударило в днище корабля.
Наш маленький мир, ограниченный стенками спускаемого аппарата, накренился, опрокинулся и закачался как маятник, постепенно замедляя движение.
Скосил глаза в иллюминатор. За покрытым коричневой копотью стеклом ясно можно было различить пучок желтой, высохшей травы.
- Есть посадка, - констатировал я. – Сели на сушу.
- Я это почувствовал, - возмущенное кряхтение донеслось откуда-то сбоку и сверху. Спускаемый аппарат завалился на бок. Олег теперь оказался надо мной. – И это они называют мягкой посадкой!
По инструкции мы должны были отстегнуться от кресел и, не снимая скафандров, ждать спасательно-эвакуационную группу. Я неловко освободился от ремней и попытался приподняться из ложемента. Мир перед глазами моментально поехал в сторону. Удушливая волна тошноты подкатила к горлу.
- Не торопись, - посоветовал Олег, который из-под потолка молча наблюдал за моими эволюциями. – Первые минуты самые трудные. Тело отвыкло от нормальной силы тяжести.
Я вытер перчаткой испарину на лбу, и стал приноравливаться, как бы половчее совершить вторую попытку подняться, когда в стену спускаемого аппарата постучали.
- Ну, вот, и спасатели, - с облегчением выдохнул Макарин. – Приключения кончились, Лешка. Мы приехали!
Мартын Луганцев и его собеседники -10
(записки журналиста)
“ПРИШЕЛЬЦЫ” ИЗ ЭЛЕКТРИЧКИ
…И снова дождь. Низкое сизо-серое небо истекает плотной пеленой осенней влаги. По стеклам окон вагона змеятся струйки воды, меняя свою скорость и направление движения соответственно тому, как тормозится или разгоняется электричка. Мир за окном размылся окончательно, превратился в беспорядочную смесь темных и полутемных пятен. Эта однообразная и унылая картина за окном навевает тоску.
Еще и Инга укатила в редакционную командировку куда-то “аж на Сахалин”, и до конца ноября в Москву не вернется. И почему-то не звонит…
Очень хочется спать. Я сегодня плохо спал ночью.
Вчера Аджубеев погнал меня в Подмосковье. “Советским Известиям” потребовалось дать срочный материал о тружениках сельского хозяйства. Толик Серебряков, который вел у нас сельскую тематику, заболел, и наш главред вспомнил, что после публикации серии космических очерков я бью баклуши, восстанавливая, как у нас говорят, растраченный творческий потенциал в неторопливых философских беседах, сопровождаемых кофе- и чаепитиями в кабинетах коллег-журналистов. Аджубеев посчитал, что я уже вернул себе рабочую кондицию, и дал мне срочное задание: подготовить очерк о жизни подмосковных сельхозработников. Фактаж я должен был получить в совхозе “Сергиевский”, расположенном недалеко от Коломны.
В “Сергиевский” на попутной машине от Коломны я добрался только после полудня. Директор совхоза оказался радушным хозяином, который очень хотел показать московскому журналисту все достоинства и достижения своего большого хозяйства. Поэтому он дотемна таскал меня по убранным полям, по аккуратным, как игрушечные домики, оранжереям, по затаренным до потолка картофелехранилищам, а вечером показал здание нового клуба в центральной усадьбе. Затем в правлении совхоза я был щедро накормлен обильным и вкусным ужином. Впрочем, не мной подмечено, что, если не обедать, ужин покажется гораздо вкуснее. По окончанию трапезы директор лично сопроводил меня в отдельный номер небольшой местной гостиницы.
После такого бурного трудового дня спать бы да спать, но не получилось – за стеной в соседней комнате, шумная женско-мужская компашка отмечала какой-то праздник. Взрывы хохота и пьяные тосты продолжались примерно до половины второго. К двум часам ночи народ за стеной выдохся окончательно и стал потихоньку отходить ко сну, расползаясь по номерам.
Я уж было облегченно вздохнул, но оказалось, что рано радовался. Массовую гулянку за стеной сменил жизнерадостный интим, который по громкости выдаваемых “в эфир” сладострастных женских охов-вздохов вполне мог соперничать с предшествующей вечеринкой.
Все же часам к четырем удалось заснуть. Но уже в семь утра меня разбудили. После завтрака в компании директора совхоза я был усажен в “газик” и отвезен в Коломну, прямо к электричке. Поезда долго ждать не пришлось. Вагон, несмотря на дневное время, оказался практически пустым: только у входа дремал, развалившись на скамейке, мужчина средних лет, да в середине рядов о чем-то тихо беседовали две пожилые женщины, одетые в цветные платочки и мышино-серого цвета пальто.
Была середина ноября, но в электричке не топили, и холод в вагоне был собачий. Я выбрал себе скамейку поуютнее, сжался под плащем, скукожился, сунув ладони под мышки – так, казалось, будет теплее. Некоторое время бездумно созерцал размытый дождем мир за окном, а потом уснул, прислонившись плечом к оконному стеклу.
…Яркое весеннее солнце, нежно-голубой купол неба, огромная белая ракета, оплетенная металлическими лесами стартовых конструкций. И космонавты…
Я не спеша иду вдоль длинной шеренги одетых в оранжевые комбинезоны с белыми гермошлемами молодых парней. Шеренга начинается за горизонтом, тянется через все забетонированное поле гигантского космодрома и теряется где-то вдали. Лица, лица, лица… Как на подбор – все молодые и улыбчивые, очень похожие друг на друга. Я останавливаюсь напротив одного из стоящих в строю парней. Он тут же молодцевато вскидывает ладонь к виску и рапортует:
- Товарищ председатель государственной комиссии, старший лейтенант Гагаринцев к полету на космическом корабле-спутнике “Восток” готов!
Я киваю и делаю шаг вдоль строя. Следующий космонавт отдает рапорт:
- Капитан Нелюбов к старту на корабле “Звезда” готов!
Еще шаг. Новое лицо.
- Старший лейтенант Титовец к полету на космическом корабле “Заря” готов!
Идем дальше.
- Космонавт Гагарский к полету на ракетоплане “Святая Русь” готов!
Иду вперед вдоль строя, почти не останавливаясь.
- …Капитан Гагаров!
- …Старший лейтенант Титов!
- …Гвардии старший лейтенант Нелюбский!
- …Штабс-капитан Гагаринцев!
- …Старший лейтенант Титовский!
И вдруг:
-…Старший лейтенант Гагарин к полету готов!
“Га-га-рин”, “Га-га-рин”, “Га-га-рин”… Фамилия звучит как звон далекого колокола…
….Я открыл глаза. Знакомый вагон электрички. Дождливая серость за окном. И негромко звучащая песня:
- А еще я судьбе благодарен
За Отчизну, что в сердце живет,
И за то, что в апреле Гагарин
Совершил свой бессмертный полет…