- Хотелось бы, Сергей Павлович, - я понял, что пора закругляться и сунул блокнот с ручкой в сумку. – Надеюсь, что мне удастся побывать и на космодроме.
- Ну, с эти проблем не будет, - Королевин взмахнул рукой, поднялся из кресла и вышел из-за стола. – С нашего ведомственного аэродрома на Байконур ежедневно летает самолет. Соберетесь лететь – позвоните в мою приемную, Зинуле. Она для вас забронирует место.
- Спасибо, Сергей Павлович! До свидания!
- До свидания, товарищ Луганцев.
Он крепко пожал мою руку, и я вышел из кабинета.
Зинуля из-за секретарского стола скользнула по мне безразличным взглядом, а мужчина в строгом синем костюме, казалось, дремал на мягком диване и даже не открыл глаз.
Я вышел из административного корпуса и зашагал к воротам.
- Сам директор – ну и ну! –
Рассказал мне про Луну,
Про наш будущий полет
До космических высот, - скороговоркой пробормотал под нос, нырнув в зеленый коридор. “Вирус мелкого стихоплетства”, как выражается Инга, иногда поражает меня в самые неожиданные моменты.
Мысли все еще вертелись вокруг только что завершившейся беседы. Пожалуй, интервью получилось. Королевин оказался интересным собеседником и очень подробно ответил на все вопросы. Теперь оставалось только расшифровать сделанные скорописью записи, творчески преобразовать их в связный текст, перепечатав начисто на пишущей машинке. Может быть, что-то нужно будет подсократить, расставить кое-какие акценты – и можно отдавать работу на визу Аджубееву.
Мысленно нарисовал портрет Королевина в рабочем кабинете. Так я поступаю всегда после каждого интервью. Воображаемая “картинка” очень помогает писать: словно снова видишь перед собой собеседника, можешь всегда выделить какую-то черту его характера, подчеркнуть что-то из внешности, обратить внимание на любой предмет в окружающем пространстве.
Королевин – очень целеустремленный и властный человек. Настоящий лидер. Умный, знающий, требовательный. И вместе с тем – романтик и мечтатель. Редкое сочетание душевных качеств.
Но одновременно он и очень прост в общении. Нет величия, зазнайства, самолюбования. Простой Генеральный директор. И речь у него простая… Слово “первый” произносит очень смешно, вставляя между слогами мягкий знак – “перьвый”.
Кабинет у него без изысков и помпезности. Простой рабочий кабинет простого Генерального директора. Самый обычный письменный стол, шкафы с книгами, лампа “медуза” на ножке.
Что еще? Значок на лацкане пиджака с изображением улыбающегося Гагарова в скафандре. Странный, кстати, значок… Подпись под изображением какая-то необычная. Гагаров расписывается очень четко и ясно, без всяких завитушек, петель и прочей стильной ерунды. Буквы “О” и “В” в конце его подписи всегда имели законченное начертание и читались очень легко.
А подпись на значке, который носил Королевин, была совершенно иной. После буквы “Р” не было букв “О” и “В”, а шла какая-то короткая волнистая линия, которая заканчивалась отдельной острой черточкой.
“Наверное, так, - с волнистой линией в “хвостике”, - Юрий Гагаров расписывался раньше, - решил я. – А потом стал подписываться с четким начертанием всех букв в фамилии”.
Чеслав Волянецкий и другие - 2
(рабочие записи)
ПАПА КАРЛО И ДОН КАРЛЕОНЕ
Карлос Донилья невысокого роста, полноват и рыхл. Короткие темные волосы с уже обозначившейся сединой на висках аккуратно причесаны на косой пробор, но даже тщательно выполненная прическа не в силах скрыть их кучерявости и непокорности. Черные, демонически поблескивающие глаза смотрят на меня внимательно и пытливо. Вокруг глаз заметна паутинка мелких морщинок. Минувшим летом Карлос отпраздновал сорокапятилетие. По местному времени, конечно.
Мы расположились около гостевого столика в рабочем кабинете Донильи. Мягкие кресла, горячий кофе и вазочка с печеньем – все располагает к доверительной беседе. За окнами шумят машины: Ленинский проспект в Москве один из самых оживленных. Офис Карлоса замаскирован под обычную трехкомнатную квартиру, принадлежащую гражданину Андрею Константиновичу Круглякову – именно эти фамилия, имя и отчество значатся в советском паспорте Донильи.
- Значит, ты утверждаешь, что буквально за секунды этот упавший в пропасть бензовоз превратился в снег?
- В белый порошок, - уточняю я. – Который внешне был очень похож на снег. Извини, химический анализ сделать не успел.
Карлос молча проглатывает мою колкость и задумчиво барабанит пальцами по столешнице.
- Я бы принял твой рассказ за глупую шутку, - Донилья отпивает кофе из чашки и недовольно плямкает губами:
- Ты не находишь, что кофе немного горьковат?
- Кофе как кофе, - пожимаю плечами и возвращаюсь к теме разговора:
- Ты бы принял мой рассказ за шутку, если бы не что?..
- Нет, я все-таки добавлю сахара, - Карлос берет сахарницу и колдует над чашкой.
Сейчас Донилья пребывает в расслабленном и благодушном состоянии. Когда шеф находится в этом состоянии, мы, местные резиденты и кураторы, за глаза именуем его Папой Карло. Если же Карлос зол и раздражен, - что, впрочем, случается с ним крайне редко, - прозвище добродушного столяра из сказки о Буратино плавно трансформируется в бандитско-мафиозное имя Дон Карлеоне.
Карлос завершает манипуляции с кофе, отпивает глоток, довольно причмокивает губами и продолжает:
- Признаться, поначалу, я все же решил, что ты нас разыгрываешь… Уж слишком твой рассказ отдавал чертовщинкой. Дешевым розыгрышем.
Он лукаво щурится.
- Но потом я посмотрел записи со спутника слежения и видеоотчет твоего “ангела-хранителя”. И пришел к выводу, что ты говоришь правду. В словах человека можно усомниться, но “ах” врать не умеет.
- Ну, да, самое время мне заделаться шутником, - саркастически замечаю я. – Как раз за полмесяца до главного события всей нашей программы!
- Не злись, - умиротворяюще произносит Карлос и обезоруживающе улыбается. – Слишком уж невероятно все, что с тобой случилось…
- Да я не злюсь… Просто накануне советской высадки на Луну мне не до шуток! Уж можешь поверить!
- Верю, Чеслав, - кивает Донилья. – Что я, не вижу? У тебя сейчас самый напряг…
- Ты уже доложил Совету Главных о случае со мной?
- В тот же день, - он кивает и снова смакует кофе. – Главные стали на уши. Все как один! Королевин надавал мне кучу поручений. Но толку пока ноль – мы по-прежнему не знаем, кто тебя атаковал трое суток назад. Кстати, у тебя самого есть какие-нибудь версии?
- Сплошная фантастика, - я отмахиваюсь. – Ты прав: все происшедшее слишком уж невероятно…
- И все же твои версии?
- Хорошо, - вздыхаю я. - Версия номер один: мы столкнулись с проявлением какой-то местной технологии, которая нам не известна.
- Это при нашем-то глобальном контроле всего и вся в этом мире? – Карлос скептически фыркает. – Чеслав, можешь мне поверить: ни одна страна не разрабатывает способов обращения бензовозов в летающий белый порошок!
- А какого-нибудь чудака-профессора ты полностью исключаешь? Сидит где-нибудь на отшибе, в Альпах или в Тибете, гений-одиночка и тихонько кропает научные открытия…
- Чеслав, можно я позвоню Жану Марэ? - Донилья хохочет. – Скажу, что ты готов написать сценарий очередного фильма о Фантомасе!
Он долго смеется. Наверное, представляет меня в обнимку с Луи Дефюнесом в роли комиссара Жу. Отпив кофе, уже серьезно замечает:
- Хорошо, допустим, что какую-то сказочную технологию в одиночку придумать действительно можно. Но чтобы ее реализовать, нужна промышленность, нужны заказы заводам и предприятиям. Многомиллионные или даже многомиллиардные. Чеслав, мы бы ущучили этого чудака-профессора еще на стадии закупки материалов для его чудо-опытов.