- Насколько мне известно, немцы так и не смогли испытать эту ракету…
- Кто его знает… Есть версия, что в январе и феврале 1945 года Вернер фон Браух решился на два пилотируемых пуска своего чудовищного детища. Но, насколько мне известно, оба запуска пилотируемого варианта немецкой «Фау» оказались неудачными. Поэтому сегодня и фон Браух, и его соратники предпочитают не говорить на эту скользкую для них тему.
- Мы в практической космонавтике пошли свои собственным путем…
- Да, мы сразу отыскали свою собственную тропинку. Которая, как принято говорить, со временем превратилась в широкую дорогу. Все началось в августе 1944 года. Польские партизаны обнаружили фрагменты разбившейся «Фау-2», и советское командование для изучения этих обломков отправило в Польшу специальную группу. Кроме руководителя группы генерал-майора Федорина в ее состав входили я, Юра Победоносин, Коля Черныхин и некоторые другие наши специалисты. Мы достаточно быстро поняли, что имеем дело с очень крупной ракетой, которая по своим возможностям существенно превосходит любую из наших советских ракет. Стали прикидывать, как можно использовать это «немецкое наследство». И где-то во второй половине 1945 года мы с Николаем Черныхиным и пришли к идее создать на базе модернизированной «Фау-2» пилотируемую ракетную систему для исследования космического пространства. Прежде всего, предполагали исследовать верхние слои атмосферы Земли, посмотреть, как невесомость и перегрузки скажутся на человеке... Но реализовать наш замысел оказалось не так-то просто. Собственно конструкторская часть у нас с Черныхиным особых вопросов не вызвала. Свой проект мы назвали ВР-190 – предполагалось, что «Фау» с пилотируемой капсулой на борту поднимется на высоту примерно 190-200 километров над Землей. Конструкторскую часть работы мы завершили в феврале 1946 года. Обратились в Минавиапром с предложением о внедрении проекта. Но министерство в тот послевоенный год было буквально завалено военными разработками: авиация становилась реактивной, требовалось перепрофилирование предприятий и строительство новых заводов, испытательных баз и аэродромов. А тут мы со своим мирным проектом изучения космоса… Наш проект стали притормаживать. Тогда мы набрались смелости и в мае написали письмо лично товарищу Сталину. Иосиф Виссарионович ознакомился с проектом и прямо на обложке написал очень конкретную и короткую резолюцию: «Реализовать!». Одно слово Сталина – и все препоны словно ветром сдуло! Ну, а тут еще в 1946 году был создан специальный комитет по ракетной технике, который возглавил Лаврентий Павлович Берия. Проект ВР-190, естественно, подчинили этому комитету. Среди всех ракетных разработок, которые Берия в те годы курировал, наш с Николаем Черныхиным проект был единственным, в котором на ракете должен был стартовать человек. Это сразу же привлекло внимание Берия. И наш ВР-190 стал «любимым детищем» Лаврентия Павловича. Это, конечно, снимало многие проблемы, но и накладывало огромную ответственность. Ну, а непосредственный контроль над проектом Берия поручил Сергею Павловичу Королевину.
- А проблемы при реализации вашего проекта были?
- Уже с первых дней работы над ВР-190 выяснилось, что для реализации проекта нужна широкая кооперация с другими министерствами и ведомствами. А страна переходила одновременно и на мирные рельсы, и осваивала выпуск новых поколений военной техники. Очень сильно мешала излишняя секретность. Часто получалось, что мы заказывали какую-то продукцию в дальних районах страны, не зная, что совершенно аналогичные изделия делаются рядом с нами. Кроме того, еще на одном из первых совещаний у Берия было решено, что пилотируемые полеты по проекту ВР-190 начнутся только после того, как мы с Черныхиным сможем гарантировать их полную безопасность для будущих стратонавтов. Это значит, что перед пилотируемыми пусками потребовалось пускать беспилотные капсулы. А потом и капсулы с подопытными животными. Сначала мы хотели запускать обезьян, но медики убедили нас, что достаточно будет и пусков с собачками. В течение лета и осени 1951 года состоялись шесть пусков ВР-190 с собаками на борту. И только когда техника была уже полностью отработана, мы решились на пилотируемый полет. Еще до начала испытательных пусков, в марте 1951 года, была отобрана группа из семи пилотов: Сергей Анокин, Петр Долгов, Ахмет-хан Султан, Анатолий Павлин, Федор Бурцин, Павел Казьминов, Андрей Митков. Позднее в группу пришли известный летчик-асс Николай Петрович Маканин – он был среди тех авиаторов, которые в начале тридцатых годов спасали челюскинцев из ледяного плена, – и герой-фронтовик Георгий Тимофеевич Береговин. Сегодня имена этих людей известны всей планете. А в начале пятидесятых о них знали еще очень и очень немногие. Создание отряда стратонавтов не афишировалось. Во-первых, мы очень не хотели, чтобы кто-то перехватил у нас идею ракетного прорыва к звездам. А во-вторых, четверо из наших ребят параллельно с подготовкой к полетам на ВР-190 работали и по совершенно секретной военной тематике. Они участвовали в отработке крылатой морской ракеты «Комета» в качестве пилотов – испытателей.
- Пятого мая 1952 года испытатель Сергей Анокин сел в кресло пилота капсулы ВР-190. Михаил Клавдиевич, капсула изначально проектировалась как двухместная. Собаки во время испытательных полетов тоже летали парами. Почему же в первый полет послали только одного пилота? Были какие-то основания считать, что пуск будет аварийным?
- Все шесть испытательных полетов с собаками прошли без аварий. Технику мы к полету готовили очень тщательно. Но в первом пилотируемом полете все же решили перестраховаться. Поэтому Анокин совершил первый полет в одиночку. Волновались мы в день старта страшно. Лаврентий Павлович Берия, который приехал на стартовую площадку, тоже очень сильно переживал. Но полет прошел без замечаний.
- Да… Я представляю, что вы чувствовали в тот день…
- Ну, всю гамму наших с Николаем Черныхиным чувств представить себе трудно. Мне в те минуты, когда ракета с Анокиным ушла с пускового устройства, казалось, что у меня просто останавливается сердце. Эти пятнадцать минут после старта первой капсулы ВР-190 были, наверное, самыми напряженными и длинными в моей жизни… Сергей все время был на радиосвязи, подробно докладывал обо всех особенностях полета – перегрузках, невесомости, колебаниях капсулы… Но я бы полжизни отдал, чтобы оказаться в ракете вместо него! Наконец, от поисковой группы по радиосвязи пришло сообщение об успешной посадке капсулы. Чуть позже поступил доклад и от самого Анокина, что он жив-здоров, самостоятельно выбрался из ракеты и находится на вспаханном поле около какого-то села, ожидая бригаду встречающих. Что тут началось! Все выскочили из командного пункта, смеются, орут, обнимаются. Берия тут же организовал две или три бутылки коньяка, стаканы, и мы без закуски, стоя среди астраханской степи, выпили за успех нашего первого космического пуска, за победу над космосом. Кстати, о победе… Знаете, когда у капсулы ВР-190 появилось наименование «Победа»? Да вот тогда и появилось, после тоста «За нашу победу!», произнесенного прямо в степи. Лаврентий Павлович Берия подозвал меня и говорит: «Михаил Клавдиевич, готовь информацию об этом запуске для ТАСС. Сегодня у нас какое число? Пятое мая? Через четыре дня будем отмечать седьмую годовщину нашей победы над фашистской Германией. Товарищи, ни у кого нет возражений, чтобы присвоить капсуле ВР-190 имя «Победа»?» Сами понимаете, возражений не нашлось. Так с тех пор и стала ВР-190 «Победой».
- С легкой руки Лаврентия Павловича…
- Да… Кстати, не только капсула в тот день получила свое название. До этого дня наш космодром в степи между Астраханью и Сталинградом именовался полигоном Капустин Яр. Смешное название, если вдуматься. Оно постоянно служило предметом всяких шуточек и розыгрышей для местных острословов. А после того, как Берия переименовал нашу ВР-190 в «Победу», кто-то из инженеров – может, в шутку, а может, и всерьез, - говорит: «А давайте и наш полигон переименуем? Ну, что это за название – «Полигон «Капустин Яр»? Давайте назовем нашу стартовую позицию космодром «Ленинский путь»!» Все дружно поддержали: «Давайте, давайте!» И за это тоже выпили… А неделей позже Берия вызвал нас с Черныхиным в свой кремлевский кабинет и устроил страшный разнос за отставание нашей космической программы по срокам. Ведь первый полет должен был состояться еще во второй декаде апреля…
