В дрожащем сиянии уличных светляков, снующих над парапетом, на брусчатке мостовой, раскинув руки-ноги и выпятив внушительное пузо, дрых искатель. Я присела на корточки, сквозь багряное марево изучая свою жертву. Немолодое лицо с сетью морщин, короткие темные волосы, залысины у висков, нос картошкой, длинные усы, дрожащие от мощного храпа. И – самое главное. На воротнике расстегнутого плаща мерцал большой серебряный узел – Среднее поколение. Мне повезло!

Я встала и потерла руки. Воровать мысли меня никто не учил, но я много об этом читала и наблюдала за тренировками учеников в ступени. А применить на практике не так уж и сложно. Куда сложнее красть душу или силу. Кстати, по одной из легенд, именно так появились первые двуликие и Перекрестки. Природа предопределила для каждого человека один путь, но воры, достигая высшего порога мастерства, наловчились красть чужую силу, становясь сначала двуликими, а потом и Перекрестками. О том, что случалось с обворованными людьми, легенды умалчивают, зато утверждают, что украденные способности навсегда оставались при ворах и после передавались их потомкам. И, вероятно, в этом есть своя доля истины.

Нащупав нужный поток, я пустила его в полет, и тонкая пористая нить, помедлив, обвила голову спящего искателя, от подбородка до лба, натянулась и медленно начала таять, пробираясь под кожу. Незнакомец конвульсивно дернулся, и нить натянулась, предательски дрогнув. Я выпустила вторую, проворно нырнувшую в приоткрытый рот. Искатель невнятно выругался, замолчал и прекратил сопротивление. И я позволила своему сознанию покинуть тело, следуя за первой нитью в глубины памяти.

Сначала погружение в чужой разум неприятно. В ушах звучат незнакомые голоса, перед глазами проносятся осколки лиц и обрывки незнакомых картин. Словно засыпаешь в беспокойстве и, нервно ворочаясь с боку на бок, то погружаешься в дрему, то выныриваешь на поверхность меж сном и явью, и эти метания, порождая вереницы картин, меняют их с сумасшедшей быстротой. И тьма стирает чужие лица, растворяется в ярком свете, озаряющем склоны гор, на которых сначала появляются странные надписи корявым почерком – и чей-то голос громко читает их вслух, добавляя про себя несколько слов. А после горы проваливаются под землю, и ты – вместе с ними. И уже сидишь за столом и читаешь чужими глазами странные свитки или пишешь чужой рукой, переживая те же чувства, которые некогда переживал владелец воспоминаний. И так – до бесконечности.

Воры мастеровитые, говорят, могут сразу находить в чужой памяти нужное, забирать и сбегать, но я так не умела. У меня едва получалось задавать нитям поиска цель. К тому же я боялась не рассчитать силу и прихватить с собой часть чужой памяти. У меня же все… не так. А случаи двойных краж, когда одна – целенаправленная, а вторая – случайная, – не редкость среди новичков. Очень сложно искать конкретную цель, когда на тебя обрушивается мощь чужого разума. Поэтому я предпочитала находить нужное и запоминать.

Тайнописей я нашла аж семь штук. Искатель, похоже, не один сезон провел в хранилищах, и нить поиска привела меня в подобие узкой длинной башни, битком набитой знаниями. Привела, пометалась обреченно меж бесконечных полок и сникла. Пришлось изучать горы свитков и сшивок. Перед моим мысленным взором мелькали схемы и планы незнакомых строений, любовные письма, заметки-закорючки и много чего еще. Я в подробности не вникала. Перебрала листы, отметила нужное и с облегчением покинула чужой разум. Ухватилась за вторую нить и вернулась.

Смотав нити, я села на парапет и несколько долгих мгновений приходила в себя. Нет, точно, словно лишнюю жизнь проживаешь… Перед глазами еще долго мельтешили пятна чужих лиц, а в ушах звучали десятки слитых в единый гул голосов. А искатель продолжать храпеть, как ни в чем не бывало. Кстати, надо бы его определить куда-нибудь, не бросать же здесь…

Придя в себя, я вытащила из поясного кармана завещание, прочитала заклинание и попросила:

– Энс? Эмс? Ребят, помощь нужна!

– Убить кого? – высунулась из портала одна рыжая макушка.

– Или так, поржать? – поинтересовался второй, отпихивая братца.

– Нет, человека одного доставить в лагерь, – и я указала на искателя.

– Фу-у-у! – заныли дружно оба.

Тот продолжил заливисто храпеть на всю улицу.

– Слышь, радужная, – первый братец глянул на меня с подозрением, – а ты после своих грязных делишек следы-то заметаешь?

Я невольно посмотрела на нити поиска цели, которые по-прежнему сжимала в кулаке. Тьфу, постоянно забываю… Заклятья практикантов заметания следов не требуют, они столь слабы, что сразу распадаются после использования. А все, что сильнее, – то требует. Я быстро вытянула использованные нити, наматывая их на руку, резко оторвала от потока и пустила по ветру.

– Так-то лучше, – дружно одобрили братцы.

Я устало улыбнулась в ответ. Пожалуй, мне пора спать…

– А этого куда нести-то?

Обернувшись к ущелью, я махнула рукой на огни лагеря:

– Туда. И лучше бы вам невидимками стать. Заметят незнакомцев, пристанут с вопросами…

Близнецы дружно кивнули, перемахнули через парапет и плавно устремились вниз. Я посмотрела им вслед и фыркнула. Рыжие-то невидимками стали, а вот искатель – нет. И тучное тело, покачиваясь, летело по воздуху под чужое недружелюбное сопение и собственный храп, а по его пятам важно следовала внушительная сумка.

Улыбаясь, я сползла с парапета и под накрапывающим дождем поплелась к своему постоялому двору. Итого – двенадцать искательских тайнописей. Для ключа хватит. И с утра им займусь, раз в лагере меня не ждут. А где ключ – там и разгаданный символ, и название местности, и третий сундучок. И еще один шаг к завершению «прадедовых» дел.

Накинув капюшон, я сунула руки в карманы плаща, нащупав сферу с Зякой. Эйрин посоветовал подержать его в спячке подольше, а в идеале крылан должен проснуться сам. И пусть отдыхает. И Эйрин, похоже, тоже ушел в глубокую спячку – давно не отзывается на мои оклики и молчит подозрительно. Да и ладно: меньше от него узнаю – меньше путаюсь. А ключ из искательских тайнописей соберу – смогу двигаться дальше.

Устала топтаться здесь в вечно багряном настроении и глупом ожидании того, когда меня наконец «торкнет».

***

Следующий день начался с неожиданностей. Да, стоит заранее расписать план действий, и он обязательно пойдет прахом – отрезая пути к намеченным целям и вынуждая отказываться от задуманного, полагаться на шаткую спонтанность. И начался странный день ночью.

Обняв подушку, я досматривала глупый сон. Прыгая по поляне, я ловила разноцветные символы, найденные недавно в подземье башни. И настойчиво пыталась вывести из их переплетения ключ к тайнописи искателей, но символы то таяли в воздухе, то выскальзывали из моих рук. Я разочарованно ругалась, но попыток не оставляла. И когда в моих руках оказался зеленый треугольник, пронзенный молнией, меня… окликнули. В тихом шорохе ветвей, перебираемых ветром, в шелесте травы и шепоте дождя так явственно звучало мое имя, что я выронила свою добычу, обернулась и… проснулась.

Сев на постели, я недоуменно уставилась в окно. По стеклу струились мутные потоки воды, над крышами гуляли отголоски грома. По ощущениям – середина ночи. И ничего необычного. Я улеглась, снова обняла подушку и закрыла глаза. И, проваливаясь в вязкую дремоту, вновь услышала. Дождевые капли стучались в крышу, бились в окно и… говорили. Окликали. Звали по имени. Я опять села, держа в руках подушку, и посмотрела в окно. Ветер размазывал по темному стеклу дождевые струи, и водяные разводы складывались в буквы, а буквы – в слово. «Яссмилина». В мое имя. А после буквы свились в изображение радуги – в мой родовой символ с браслета, о котором знала только семья.

Завернувшись в одеяло, я сползла с постели и нерешительно подошла к окну. Дождь лил как из ведра. Мелькнул седой отблеск молнии, и сонную тишину разорвал громовой раскат. И завозился над крышей ветер, влажным сквозняком просачиваясь в щели, снова и снова повторяя как зачарованный свистящее «Яс-с-с-с…». И всё мое существо, вздрогнув, потянулось за ветром, за его зовом. И перед закрытыми глазами промелькнули расплывчатые картины – ущелье, толща серой скалы, переходы и лабиринты, спутанные в тугой узел подземелья…