— Это в гораздо большей степени закрытие, чем открытие, — невесело сказал Летье. — Закрытие звездной карты неба, например. И надолго. Теперь на каждую звезду нужно глядеть с сомнением: то ли она там, где видим, то ли в противоположной стороне. А проверить можно только нашим способом: лететь не туда. А звезд-то в небе ого-го. К каждой не полетишь…

— Но эта же из другой галактики, — возразил Март. — Альдебаран-то вон как увеличил яркость. Значит, с ним все в порядке.

— Насчет другой галактики это предположение, которое еще надо доказать, ответил пилот. — Да и галактика эта, выходит, вовсе не в Треугольнике, а неизвестно где…

— "Мы сделали открытие"!.. — вдруг с ядом повторил Бруно и так свирепо взглянул на инженер-радистку, что та съежилась. — "Такое открытие"!.. И когда же, интересно, мы его сделали? Когда спали в контейнерах? Когда "исправляли" курсовой гироавтомат? Когда отворачивались от фактов и плевали на наблюдения?.. Мне доводилось делать открытия, я знаю, какой это труд, какой мучительный поиск истины… и какая потом, когда достигнешь ее, радость, даже гордость собой. А сейчас ни радости, ни гордости — стыд. "Нашли звезду с обратным течением времени…" Вот не думал, что наилучший способ такого поиска — удирать с субсветовой скоростью от предмета поиска!

Снова воцарилась тишина в отсеке. Унылая тишина.

— Ну что? — нарушил ее Стефан. — Надо начинать торможение… — поглядел на капитана.

И все посмотрели на Кореня. Он сидел, сложив руки на груди. Усмехнулся.

— По-дурному пятнадцать лет летели не в ту сторону, теперь так же подурному сразу и тормозить… Будто самосвал со щебенкой, чтоб на забор не наехать. Еще бы, это же ОЧЕВИДНО! То было очевидно, что надо туда лететь, а теперь сразу очевидно, что надо тормозить и поворачивать… Не слишком ли много "очевидного"!

— "… как тот, кто заблуждался и встречным послан в строну другую", продекламировал Март; у него была склонность цитировать поэтов.

— Насчет заблуждения верно, — скосил глаза в его сторону капитан. — Вот только "встречного", который объяснил бы дальнейший маршрут и вообще что к чему, нет. Надо самим. Несколько дней инерционного полета сейчас ничего не изменят. А вот необдуманный расход аннигилята — многое. Решит же ситуацию, в которой мы очутились, прежде всего глубокое обдумывание ее — с обсуждением и спорами. Понимаете… — он оглядел всех. — Мир-то, оказывается, не такой. От самых глубин. Вот и надо повникать. А уж тогда соответственно действовать.

— Правильно, поддерживаю! — пробасил Бруно. — Светлая у тебя все-таки голова, Иван.

— Куда уж светлей… — тот поднялся. — Особенно с гирокомпасом. Десять лет назад могли разобраться — или хоть насторожиться, десять лет!.. Ладно. Отдыхайте, потом продолжим.

Небо над городом покрылось тучами, потемнело. Только западный край его подсвечивало солнце.

Искр поднялся, тронул рычаг: над балконом развернулся тент. Почти тотчас по нему застучали капли дождя.

— Дождь! — Галина протянула руки, подставила ладони под большие капли. Смотрите, идет "слепой дождь"!

Косые струи, подсвеченные низким солнцем, забарабанили по тенту, рассыпались радужной пылью на крышах соседних домов, образовали ручьи и лужи на асфальте. Люди попрятались под деревьями, улица обезлюдела. Только машины сновали по мокрой автостраде.

Астронавты молча и жадно всматривались в затуманившуюся картину города среди нахмурившихся гор.

— Сейчас будет молния! И гром! Ну!.. — воскликнула Крон.

— Молнии не будет, грома тоже, — сказал председатель. — Вечерняя поливка города: промыть улицы, освежить воздух. Через минуту кончится.

Верно, через минуту тучи растаяли в синеющем небе. Заблестели под солнцем крыши, над асфальтом поднялся пар.

— Жаль… — вздохнула Галина, села.

… Искра скаэал это автоматически, дал справку, как робот. Сам думал о другом, об услышанном только что. Мысли были тревожные, почти панические — в ключе: этого еще нехватало!

Он хорошо понимал состояние астронавтов "Буревестника", узнавших, что летят не туда. Люди готовили себя к подвигам, трудам и опасностям, а попали в дурацкое положение. Да если бы только они!.. Обратное течение времени. Открыто не в лаборатории под микроскопом — во Вселенной. Как мощное явление. И вполне возможно что равноправное с обычным.

Остап перебрал в уме звездные экспедиции за эти семь десятилетий. Их было послано четырнадцать. Не вернулись, потому что еще рано по срокам, три. Не вернулись, хотя все сроки прошли, то есть, видимо, погибли — четыре; включая и "Буревестник", кой теперь вроде как ожил. Те семь, что вернулись и привезли интересные наблюдения и результаты, все они летели ТУДА. То есть подтвердили, по большому счету, что мир такой. Каким его видим.

… А что если и те три "погибшие экспедиции" мы поспешили списать? Если и те астронавты как-то вернутся или дадут о себе знать? Это почти наверное будет означать, что и они столкнулись с какими-то суперявлениями и супероткрытиями во Вселенной, смешавшими все их карты; то есть по-крупному, что мир НЕ ТАКОЙ.

— Рассказывайте дальше вы, Марина, — предложил Март. — Вы принимали более активное участие в диискусси, чем я. Один ваш парадокс многого стоит!..

— Если бы его не высказала я, его высказали бы другие, — улыбнулась та. Это витало в воздухе. Понимаете, — повернула она голову к Искре, — мы, что называется, завелись. Почувствовали злость исследователей, даже ярость…

— У Бруно это точно была ярость, — усмехнулась Галина.

— Да. Но он-то и задал тон всему.

Ярость это была, или что-то иное, но за часы, на которые они расстались, произошло то, его не могли добиться от Аскера за годы — ни намеками, ни подтруниваниями, ни прямыми замечаниями: он похудел. В отсек управления он пришел пострйневший и даже, кажется, помолодевший. Чисто выбрит, движения и жесты собранно-четкие; и в глазах действительно затаенный гнев исследователя, гнев мысли.

— Прежде всего приношу свои извинения нашим женщинам, — начал он, едва войдя в отсек, — за то, что вел себя неподобающим образом: повысил голос, наговорил резкостей… — И голос у Бруно стал четче, яснее. — На самом деле они — прежде всего Галинка — правы. Действительно произошло величайшее открытие — и мы на острие его. Так ли, иначе ли, по-дурному, по-умному… без нас не обошлось. Теперь предаваться унынию, распускать нюни, самобичеваться пустое дело. Словом, я был неправ, а Галина права. И Марина тоже.

Физик повернулся к ним, сидевшим рядом в углу, чопорно склонил лысую голову.

— Еще раз прошу простить…

Галина порозовела, с улыбкой кивнула. Марина поступила иначе: протянула руку тыльной стороной ладони вперед. Бруно понял, сделал шаг, поцеловал руку. Такое астронавты видели только в старых фильмах.

— Ага, можешь, — невозмутимо одобрил Корень. — Теперь давай высказывайся по существу. Я ж вижу, что тебе есть что сказать.

— Еще как есть-то… Понимаете, мы пожинаем сейчас плоды многовековой трусости мышления.

Физик не сел в кресло, ходил около него, останавливался, опирался на спинку. Будто возле кафедры в университетской аудитории, а не на мчашем в неизвестность звездолете.

— И трусости, как ни прискорбно, именно физиков — в том числе и меня. Ведь в плане теоретическом что произошло? Да ничего особенного: математическиерешения со знаком "минус" надо уважать точно так, как и решения со знаком "плюс". Только и всего. Это все мы ы школе проходили…Тем не менее в истории науки, истории фундаментальных открытий только один человек имел мудрое мужество так сделать. Вы знаете имя этого человека, потому что благодаря ему существует звездоплавание. Он открыл для него антивещество…

— Дирак, — негромко молвил Корень.

— Да. Поль Адриен Морис Дирак, первая половина ХХ века. Он построил теорию материи, по которой вещество порождается вакуумом как флюктуации этой плотнейшей среды. Вакуум, пространство — океан, вещество рябь на поверхности его… В смысле математическом эти флюктуации — решения квадратного уравнения. А их, как известно, два: одно с + перед корнем, другое с минусом. С плюсовым решением было ясно, это обычное вещество. Минусовое не с чем было отождествить, его по всем канонам полагалось отбросить. Но Дирак предположил, что и оно описывает вещество, только пока неизвестное нам: в нем противоположны знаки зарядов. У атомного ядра он отрицателен, а у электронов положителен… Дальше вы знаете: открытие позитрона, открытие антипротона — и так до синтеза антивещества. Дирак же предсказал и явление аннигиляции вещества и антивещества с выделением огромной энергии: ведь + и — взаимно уничтожаются. Т. е. тоже из самой простой математики.