От Фомина несло огуречным одеколоном и похмельным синдромом. Вредная Лариса не появлялась. Маликов устал ждать, достал из тумбочки вчерашнюю газету, раскрыл, полистал и выбросил, собрал вещи и вышел в коридор, завернув к водителям пожать руку Семычу, но тот уехал на очередной вызов. Он почти жил на подстанции, будто снимал здесь угол и специально не появлялся дома. Бошковитый Димка наоборот успел навострить лыжи.
Максим умылся под краном, вытер лицо салфеткой и обреченно побрел на остановку, собираясь заказать на ужин пиццу «четыре сыра» и записаться к стоматологу, чтобы заменить раскрошившуюся пломбу. Обитал он в Сокольниках. В гости никого не водил. Квартира досталась в наследство от покойной прабабушки, коренной москвички с дореволюционных лет, пережившей царя и советскую власть. Скончалась она от старости на девяносто пятом году в здравом рассудке, до смерти сама ухаживала за собой и вязала носки и жилеты, сидя на застекленном балконе. Последние годы она не бралась за спицы, а сидела в кресле-качалке и смиренным сфинксом смотрела на горизонт, за которым возводились высотки, пряча красное солнце. Ее сын, дед Максима, фронтовик и орденоносец, герой обороны Москвы и Курской дуги майор Иван Федорович Маликов, дошедший без единого ранения до Берлина, отошел в мир иной в конце девяностых после третьего инсульта. Жена Нина не оплакивала его, а приняла смерть на удивление трезво, ведь она знала колоссальную цену жизни.
Максим запомнил деда как балагура и компанейщика. В чулане хранился баян, на котором дед наяривал на свадьбах и юбилеях, пока пальцы не отказались нажимать клавиши. Бабушка Нина раз в месяц протирала баян влажной тряпкой, точно он был неотъемлемой частью именных наград, хранившихся в запертом комоде.
Перед юбилеем победы бесценные ордена и медали пытались украсть домушники. Они пробрались в квартиру и разбили в дребезги антикварную посуду, раскидали белье и наволочки, но упертый комод так и не вскрыли. Так и ушли почти ни с чем, прихватив скромную пенсию (по настоянию дочери бабка держала деньги в «Сбербанке»).
От бабушки Нины остался ее портрет работы неизвестного художника, черно-белые фотографии и золотые кольца. Драгоценные вещи перенесла к себе ее внучка, старшая сестра Максима Галина, чтившая бабушку как икону, проводив с ней каникулы и делая домашние задания за ее лакированным столом из красного дерева.
Мать Максима на пенсии перебралась в область, обустроив домик в дачном хозяйстве. Отец пропал без вести, когда Максиму исполнилось десять лет. Мать утверждала, что папа отправился в безымянную экспедицию покорять снежные вершины. Он действительно занимался альпинизмом и по легенде пропал в снегах Гималаев, а в реальности это были уральские горы, не менее суровые и опасные. Для впечатлительного мальчика отец остался легендой как в романе Каверина. Максим часто ставил себя на его место и мечтал когда-нибудь отправиться по затерянным следам или стать летчиком и отыскать его зимовку, заброшенную хижину между ледяными скалами с замерзшими телами, застрявшими в вечной мерзлоте.
У метро на раскладке Маликов купил диск с хитами прошедшего фестиваля «Нашествие», балдея от группы «Пикник» и Кипелова. В синематографе он предпочитал французские комедии и бессмертное творчество Балабанова. Золотой осенью ему стукнет сорок – юбилей, который не отмечают. За четыре десятилетия он многое успел повидать, пройдя предательскую войну, вкалывая на МЧС и «Красный крест» в далеких гуманистических путешествиях.
Спускаясь по эскалатору, он по-прежнему разбирал вчерашние передряги с порезанной женщиной и сумасшедшим в парке, в сотый раз перепроверяя свои действия. Со школьной скамьи Максим отличался повышенной мнительностью, многое перепроверял, чрезмерно сомневался, переспрашивал и колебался, но когда принимал решение, то выполнял его безукоризненно. За здоровье пострадавших он не беспокоился. Бывали случаи и сложнее.
Родная сестра была умнее и дальновиднее. Учились они на одном потоке, только Галина была старостой и отличницей, а Максим грыз гранит с переменным успехом, лишь изредка удивляя пятеркой по сложным предметам. Он увлекался анатомией и посещал хирургический кружок, а сестру захватила фундаментальная наука с теоретическими дисциплинами. Заботливая Галина помогала, подсказывала и выручала, а он благодарил, гордился и знал, что из нее получится прогрессивный ученый, а он к науке равнодушен, его интересует исключительно практика, то есть конкретная помощь людям. После шестого курса он поступил в интернатуру по общей хирургии в институт Вишневского, заключив контракт с министерством обороны с обязательной отработкой. Получив вольную после длительной командировки на Северный Кавказ, Максим вернулся на гражданку и устроился в стационар Пироговского центра, а через три года на фоне профессиональных неудач и кризиса «девяностых» переквалифицировался во «врача общей практики». Сестра закончила аспирантуру и защитилась, оставшись преподавать в университете. Она упрекала брата за отсутствие академичности, а он отмахивался и предлагал бросить «не женское дело» и найти себе достойного жениха. Сестра тушевалась и замолкала, а в тоскливых моментах чуть слышно плакала, свыкаясь с перспективой остаться старой девой. Она завидовала его жене и пыталась общаться с любимым племянником, вызывая скрытую неприязнь Ульяны, но ухитрялась поддерживать с ней мирные отношения, даже находя общий язык, что было совсем не сложно, так как Ульяна училась с ней в параллельной группе. Именно сестра и познакомила ее с будущим мужем.
Студенческий брак свершился на третьем курсе и продлился до выпускного вечера после вручения дипломов, когда неопытные супруги поняли, что они совершенно разные. Максим не может удовлетворить ее амбиции, а их ребенок, разумеется, не ошибка, а чудо, которое останется с матерью. После развода Максим с огромным трудом уговорил ее разрешить видеться с сыном. Переживая накопленные обиды, она хотела забрать его насовсем и оградить от дурного влияния папаши. Она укоряла его в отсутствии воспитания, в том, что он постоянно сидит в больнице и не вкладывается в семью. Ради стабильного заработка Ульяна оставила медицину и устроилась в страховую компанию, ощутив значительный подъем по социальной лестнице.
«Не хочу, чтобы Женька походил на тебя! – упорно повторяла Ульяна, цокая каблуками. – Он унаследует только плохие качества. Ты холоден, ведешь себя как бирюк, от тебя я получала ничтожно мало тепла, и сейчас я делаю все возможное, чтобы Женька стал маменькиным сынком. Ты ничего не смыслишь в воспитании. Наш брак – среднестатистический ляпсус, который получилось исправить. Раньше нам было хорошо вдвоем и интересно многое познавать вместе. Мы росли в тепличных условиях и не знали жизни. Мы не догадывались, сколько стоит хлеб, и как платить за квартиру. Ты не оправдал моих ожиданий. Тебе вообще нельзя создавать семью. Хирурги женятся только на работе».
Спорить с ней все равно, что учить козу анекдотам. Дальше накатывала волна критики в адрес его сестры и вычурная хвала за то, что она отказалась рожать. Пусть отдается познанию мира, ведь науке она по-настоящему предана, и ничто не отвлекает от главного. Сестра не догадывалась, что исследовательская деятельность – грандиозная мистификация. Ученые степени не приносят высоких благ, и лишь счастье материнства является для женщины высшим смыслом, и лишь познав его, можно ощутить истинное предназначение. Галине уже не удастся стать матерью. Возраст позволит, но не здоровье. Сестра замалчивала больную тему, напоминая о себе редкими звонками на праздники и день рождения Женьки.
Внешне сын точ-в-точь копия отца. В нем Максим узнавал себя. Свекровь презирала Ульяну за разрыв, но не озвучивала претензии вслух, иначе внук не отправится к ней на летних каникулах. Мир держался на шатком компромиссе, сломить который могло одно неосторожное слово.
…Переступив порог квартиры с коммунальными платежками, он положил бумажки на тумбочку и выронил ключи. Хрустя позвонками, стянул ботинки, забросил в стиральную машину носки, вымыл руки жидким мылом, выпил воды из графина и плюхнулся на кровать, забыв про пельмени и пряники. Он даже не храпел, переворачиваясь с боку на бок, лишь когда затекали ноги, и щемило в пояснице.
