– Ты следи за дорогой, не отвлекайся, – небрежно усмехнулся Максим. – Вот базар развели как философы! То вполне естественно, что ты перепугался. Любой бы обмочился в том положении. Если спросим Димку, так и он бы вообще в штаны наложил.

Маликов повернулся и отодвинул стекло в кабину. Облокотившись на край кресла, Димка сопел простуженным носом.

– Димон, ты боишься смерти?

Фельдшер недоверчиво покосился, выдавив из ноздрей вязкую струю слизи.

– На кой так пугать? Максим Сергеевич! Тьфу, насморк!

– Вот и Димка боится, – заключил Маликов.

– Ты не подумай, что я трус?! Нет! – оправдывался Димка. – Я иногда люблю с моста на резинке спрыгнуть. Это ли не игра со смертью? Ладно в озеро нырнуть, а тупо в асфальт – вот где адреналин! А я ныряю и ныряю, и мне так хорошо, не поверишь! Непередаваемые ощущения.

– И никто пока не разбился?

– В нашей компании никто. Ходят разговоры, что кто-то когда-то, далеко-далеко. Видимо, специально слухи разводят для рекламы и драйва. Без него западло прыгать.

Подытожив мысль, Димка залез в рюкзак и достал банку энергетика. Открыл крышку с пол оборота и жадно присосался к отверстию.

Максим жестом попросил угостить. Банка пошла по рукам.

– Пить хочется как в похмелье, – тяжело вздохнул Димка и откинулся в кресле, заворожено уставившись в мелькавшие светофоры.

Скорая завернула в узкий переулок, приминая тонкие лужи, и въехала в темный двор. Вокруг ни души, будто ничего не произошло. Первозданная тишина и покой. Симыч даже не собирался включать проблесковый маяк и сирену.

Вскоре Маликов пригляделся и понял, что заблуждается. У подъезда стояла вторая карета, потертая, грязная, боевая, словно с августовского путча. Рядом копошился в бумагах тощий мужик в красной майке и резиновых сандалетах.

«Перепутали что ли? – предположил Максим. – Бывает. Диспетчер ошиблась, или больная на всякий случай вызвала параллельную бригаду частников. Так что же это за нехрести? Район свой. По второму кругу на один адрес никто не ездит».

Нетерпеливый Симыч выбрался из кабины и подкатил к безымянному гражданину. Завязался короткий разговор с обилием ругани. Тощий в майке угостил Симыча сигаретой. Послышался треск боковушки, и снаружи показался разбуженный Димка. Пора и Максиму выйти да разобраться.

Тут как тут из «Газели» вылез неуклюжий доктор в темных очках, в расстегнутом мятом халате, отглаженных брюках в полосочку и клетчатой рубашке. Совсем как непман в городе-герое Одессе. Вид его не вызывал доверия, а скорее, наоборот, отталкивал, будто про каждого собеседника он знает что-то постыдное, о чем обязательно произнесет вслух.

Застыв, доктор уставился на Маликова с дурной ухмылкой, будто его забавляла эта нелепая ситуация. Максима ситуация забавляла не меньше. Осталось дождаться пожарной бригады, провести оцепление дома и эвакуировать жильцов, предположив, что в подвале заложена самодельная взрывчатка.

Пустяки! Во всем виновата пятница.

– Доброй ночи! – поздоровался очкарик. – Вы как раз кстати. Служба спасения?

– Почти угадали, – ответил Максим. – А вы сюда случайно забрели?

– Шутите? – сморщился он, дрогнув ключицами. – Мы психиатрическая бригада. Поступил вызов, что в этом подъезде буйствует наш клиент. Дверь заперта. Никто не открывает. Требуется ваша помощь. Вы бы взломали замок, а дальше мы справимся. У нас крепкие санитары! – показал он на лавочку, возле которой маячили две высокие тени, будто нарочно спрятавшиеся за раскосыми ветками тополей.

– И мы по вызову. Сорок шестая квартира. Женщине плохо, – пояснил Максим.

– Так давайте поторопимся, пока буйный больной ее и себя впридачу не покромсал?

Дружным вихрем бригада взлетела на пятый этаж покореженной хрущевки, готовившейся под снос. Типичная картина: узкий подъезд с разодранными перилами, запах канализации и кошачьих фекалий, пустые картонные коробки, окурки и шприцы. На обглоданных стенах маячат стертые граффити и ругательства с указанием, кто есть кто.

Остановившись у металлической двери, Максим раздал указания Димке. Вскрыть замок – нет проблем. Фельдшер специализировался на взломе и когда-нибудь собирался метнуться в домушники. Пока он молод, наивен и добр, веселее прыгать с моста со страховкой, а когда повзрослеет, адреналина будет не хватать, и понадобятся деньги на женщин, он легко уволится и займется более прибыльным ремеслом, превратившись в талантливого медвежатника.

Очкарик представился Глебом. Передвигался он нарочито осторожно, но грациозно, чуть виляя задом как легковесная пигалица. Вид у него был мрачный, а слипшиеся волосы на затылке таращились петухом. На цыпочках он подошел к двери и постучал маленьким кулачком, продемонстрировав дипломатическое искусство, спросив, есть ли кто внутри, разрешите войти, и тому подобную ересь. Максим удивился, почему сюда пока не примчалась полиция. Он терял контроль над происходящим, не понимая, как следует поступить, чтобы сохранить репутацию.

Сохраняя карикатурно-зловещий вид, очкарик упрямо тарабанил по железу, монотонно повторяя:

– Помощь пришла! Открывайте!

На секунду послышался женский стон, протяжный и писклявый, прерываемый лаем, ржанием, почти демоническим воем. Медлить – уже преступление, будто оставалось несколько секунд, и чье-то нерадивое сердце издаст последний стук.

Пронырливый Димка, получив одобрение командора, взялся за отмычки, поковырялся в замке, поднапрягся, приспособив санитаров держать стояк, завел дрель, и дверь поддалась, открывшись.

«Слабо заперлись!» – оценил Максим, наблюдая, как разъяренные санитары и предусмотрительный Глеб врывались в прихожею ухоженной квартирки с «евроремонтом».

Затхлый запашок вонзился в рассудок. С грохотом падала посуда, и скрежетали стулья, а после прозвучал пронзительный крик, когда санитары схватили кого-то, уложив на пол. После раздался противный визг. Маликов пасовал зайти следом, пока кто-то не подтолкнул его в спину так нагло, что он вышел из ступора. Раньше особо не приходилось связываться с психоневрологическими случаями. Он сторонился сомнительной науки, смутно запомнив только экзаменационный цикл на пятом курсе.

– Доктор? Тут и вам работенка найдется, – проскрипели за стеной санитары. – Взгляните?!

Сохраняя бдительность, Максим медленно прошел в зал, увидев перед собой лежащую возле дивана женщину средних лет в порванных чулках. Она приглушенно стонала, испачканная в крови, размазывая ее по малиновому ковру, оставляя китайские иероглифы. Ее зверски чем-то изрезали. Ноги и руки пестрели кровоточащими полосами, а под халатом пульсировала рваная рана в области живота. Нечастную исполосовали как треску на празднике норвежских рыбаков.

Маликов преодолел замешательство и раскрыл аптечку, свистнув фельдшера.

– Ты куда запропастился?

– Там психа вяжут. Загляделся, – оправдывался Димка, разрывая спецпакет.

Изувеченная женщина пыталась встать, но не удерживала равновесие и плашмя падала, ударяясь затылком. Сноровистый Димка перевязал ей раны и вколол анальгетик, нецензурно ругаясь. Дамочка легко отделалась. Банальный случай бытовой поножовщины, каких Маликов наелся по горло. Жить будет, никуда не денется, размышлял он, оставляя ее с напарником, полагая, что понадобятся носилки, попутно перебирая в уме ближайшие клиники.

– Что случилось, мать? – грубо спросил фельдшер. – За что он тебя?

– Нет, нет, я не виновата, – прозвучал хриплый голос, – я не виновата. Спрячьте оружие! Спрячьте ножи! Он убьет меня! Его ищут!

– Не понял, что ты несешь! – сплюнул он под ноги, совсем отказавшись от норм приличия. – Кто кого ищет?

– Не трогай ее! Крови много потеряла, болевой шок. Ты, ей Богу, как на стажировке, – нахмурился Максим. – Принеси носилки и позови подсобить Симыча!

За стенкой доносились заунывное бормотание и юродивые смешки. Поддавшись любопытству, Максим осторожно заглянул к коллеге, чтобы узнать причины происходящей нелепицы. У мозговеда ситуация увлекательнее. На расцарапанном кресле сидел босой мужчина тридцати лет с порванными штанами и взбитой синей рубахе. Его руки умело застегнуты наручниками. Санитары держали его под прицелом, тяжко сопели и потирали локти с засохшими ссадинами.