– Так мы отменим полный курс? – уточнил тип с родинкой.

– Естественно. Пациент не дал ожидаемых реакций. Электросудорожная терапия требует пересмотра и корректировки. Придется переходить на медикаментозную и магнитно волновую поддержку. Он должен выдать контрольные реакции, иначе вся затея насмарку.

– А если не получится? – с вызовом спросила женщина, хлопая нарощенными ресницами. – Общие показатели далеки от нормы. Я бы провела дополнительные анализы, прежде чем подписываться на прием препаратов.

– Обязательно, – потирал скрюченные ладони старик. – Видите, как он экзальтирован? Мы усердно отмывали его от алкоголя, но, боюсь, не весь ацетальдегид удален, и вообще неизвестно, что намешано у него в крови. Обязательно проанализируйте гормональный статус и иммуноферментный скрининг. Добейтесь отсутствия незначительных отклонений. И пока никакого типирования. Пока мы не настроим его на полный прием, не добьемся отдачи. Контрольная группа справляется значительно лучше.

– Возможен регресс после фатальной серии импульсов? – спросил кто-то в тени операционной.

– Проверим через пять суток. Нельзя все предусмотреть. Исключите риски! Сегодня мы довели его до экстаза, но он должен адаптироваться к воздействию. Понятно? – вспылил старик и тут же смягчился: А вы, Милана Афанасьевна, повторите, пожалуйста, биопотенциалы. Что-то меня смущает. Никас-37 – потрясающий экземпляр. Чувствуется некая перспектива. Аномалии, коллеги, подтверждают общее правило.

В вену ввели усыпляющий раствор. Максим долго сопротивлялся и не реагировал на инъекцию, издевательски подмигивая старику и его ассистентам. Женщина с каштановыми волосами чем-то напоминала мать, и даже казалась красивой, поэтому очень понравилась ему. Точь-в-точь как матушка в годы увядающей молодости. Маликов отчетливо представил ее черно-белые снимки, где она позировала в ситцевых платьях на комсомольских танцплощадках в окружении бравых советских парней, прибывших из служебных командировок по освоению северных территорий или демобилизовавшихся срочников. Фото отдавали магическим реализмом, а притягательная женщина выглядела настолько явственно, что он даже произнес ее имя, а после добавил – «Мама!», но его никто не услышал.

– Пациент отключается, – произнес узкоглазый. – Завершаем? Процедура прошла без видимых осложнений. Вернем испытуемого в изолятор, а чуть позже переведем в наблюдательную палату. Я пока заполню протокол.

– Лады! Но я ожидал большего, – заметно огорчился старик, – столько месяцев бились над этим проектом, а так и не получили достоверного подтверждения воздействия.

– Каждый организм воспринимает биоэлектрические импульсы сугубо индивидуально, – перебила женщина-мать.

– Не говорите банальностей, Милана! Да, у каждого своя защита, если хотите, свой информационный купол, но биология человека одинакова. Как вы не спорьте, мы живем по одним законам. Вы и я, в сущности, материя, запрограммированная на универсальный процесс. Существуют общие законы бытия, голубушка! Не заставляйте меня повторять вам азы нейрогенетики? Вы знаете их не хуже меня.

– Атипичных реакций становится слишком много, что настораживает, – восклицала Милана, пытаясь задеть старика или доказать свою правоту.

– Общий результат определяется накопленным опытом. На одного пациента воздействие действует безукоризненно как в академических учебниках из всемирной библиотеки. Если пациент отягощен, то возможны некоторые подвохи. Соматический фон очень значим. Помните, как мы потеряли нескольких испытуемых только потому, что у них отказали кровеносная и дыхательная системы? А когда мы усиливаем амплитуду, происходят злосчастные инсульты – мозг сгорает изнутри. Доза! Доза излучателя – определяющий момент в семнадцатом проекте, и пока мы не определим необходимую калибровку, должного успеха не добиться.

– У нас есть и другие проекты, – ревностно произнес узкоглазый. – В них мы достигаем более выраженных результатов.

– Не наступайте на больную мозоль, – промямлил старик, разочарованно взглянул на дремавшего Маликова, словно наблюдавшего за занимательной троицей. – Отвезите его скорее! Нет, вы видели? Он подслушивает. Доктора вечно портят общую выборку.

…В мозг вонзился противный скрежет. Максим повернулся на бок и рухнул на кафель. Корчась от боли, он прищурился, привыкая к яркому свету. Перед ним возникли два безликих мутанта в банных халатах и сандалетах, терпеливо рассматривающих, как он крутится на месте как черепаха, поглаживая образовавшуюся шишку.

– Новенький?

Максим разглядел смуглого юношу, протягивающего тонкую руку. Покачивало, а в глазах двоилось. Общими усилиями его усадили на постель, положив под спину подушку.

– Где я?

– В центре душевных недугов, – ответил второй, остроносый, облизывая пальцы.

– Да, конечно, – ухмыльнулся Максим, поглаживая заживающие вены. – Всего искололи, сволочи! Не подскажите, когда я успел свихнуться, чтобы меня упекли в дурку?

– А ты видел здесь хоть одного умалишенного? – переспросил смуглый. – Здесь только здоровые граждане. Больны не мы – больно общество. Оно выдавливает нас и изолирует. На самом деле мы адекватнее, чем кажемся. Нас поддерживает праведная жизнь.

Он заплетался и пытался активно жестикулировать, изображая провинциального политика, которого напоили брагой, и выпустили агитировать на пустую площадь в выходной день. С такими способностями гусей да кур развлекать, но разве ему объяснишь методологию современного пиара?

Говорливый фрукт вдохновлено заливал ерунду, скрепя тряпичными сандалетами с металлической застежкой:

– Изоляция тренирует нервы. Мы хотим быть счастливы, и мы семимильными шагами движемся в здоровое будущее. Придется пострадать за счастье следующих поколений, а кто не страдает, тот не живет в полной мере, тот в общем-то ходячий труп. Здесь таких десятки, живых трупов. Они только едят и гадят, гадят и едят, пропуская через себя тонны химии. Нам дарована свобода, находящаяся внутри нас, и только мы способны распорядиться ей по своему усмотрению. Только мы. Вы, мистер икс, каких придерживаетесь убеждений?

– Ультраконсервативных, – отбросил Максим, оценивая окружающую обстановку. – Братцы, где мы территориально находимся? В городе или в области? Мне разрешат позвонить?

– Тут тебе не санаторий, – презрительно вставил остроносый.

Максим заметил изогнутую в спираль трубку, торчащую из паха, должно быть, катетер или встроенный датчик как в фантастических фильмах.

– Кино снимаете? Никогда не хотел сыграть сумасшедшего. Чувствую, творится какая-то подстава. Недавно познакомился с одним психиатром. Не он ли тут заправляет? Обстановка похожа на дебильную игру. Вы актеры, подкинутые сюда специально? Признавайтесь? Каковы нынче расценки за театральные постановки? Вы же не у Михалкова снимаетесь? Никудышные клоуны!

– Стас? Дать ему в морду? – с вызовом спросил остроносый.

– Насилие редко когда оправданно, – ответил смуглый. – В данных обстоятельствах я бы посчитал несколько необоснованным…

Не успел он договорить, как остроносый с размаху ударил новичка в нос. Брызнула алая струя. Максим зажал ноздри и проглотил соленую слизь.

– Гостеприимством вы не отличаетесь, – кряхтел Максим, захлебываясь мокротой. – Вы должны понимать, что вся эта бодяга незаконна. Я их засужу. Они такое со мной вытворяли – мама не горюй. Наркоз, электрошок, смывы, мазки, полный комплекс обследований на высшем уровне. А вы, бедолаги, как тут оказались?

Соседи зависли, не зная, что отвечать. Остроносый прокашлялся и присел поближе.

– Извини. Я давно никого не бил, но очень хотел ударить. Навязчивая идея сломать кому-нибудь челюсть.

– Так и бил бы в челюсть?

– Промазал. Темно слишком. Ты спрашиваешь, как я сюда попал? Смутно помню, уже потерял счет времени. Я называю это место концлагерем, потому как другой аналогии не возникло. Здесь заправляют настоящие фашисты. Началась третья мировая война? Мы военнопленные или захваченное гражданское население? Иногда я вижу сны про разрушенный атомным взрывом мир, где мы сидим в подземном бункере и не видим белого света. Здесь есть своя «Зеленая зона», но туда пускают редко, по особым соображениям. Не каждый из нас попадал туда. У меня воспаление мочевого пузыря, и ноют камни в почках, но меня не оперируют, ждут, когда пузырь лопнет или покроется гангреной – наше здоровье их мало интересует. Они следят за нами, подслушивают, подглядывают. Видишь лампочки в верхнем углу? Это камеры. Они постоянно сканируют мои мысли и предугадывают вопросы. Как я попал сюда? Война, плен… Нас держат на дрова, чтобы зимой кремировать в печах…