Дежурство прошло без происшествий. Перед уходом Максим не поленился разбудить пострадавших борцов, чтобы снова извиниться за мордобой, а они коряво отшучивались, ругаясь матом. Максим предложил выпить за дружбу, а толстяки единодушно назвали себя убежденными трезвенниками.
Пузырек со спиртом пропал. Максим чуть не рванул до ближайшего магазина, но хмельной рассудок заставил остановиться. Лежа на тахте, он расчесывал жесткую щетину, прибывая в прострации, пока не услышал сигнал в мобильнике. Сбой. Письмо не доставлено. Защемило в груди, и закололо в висках. Он достал из аптечки валериану, валидол и анальгин, выпив ядреную смесь разом. Легче не стало. Накатил отвратный дурман. Несло перегаром и поношенными носками. Он метнулся в душ, уловив слабый запах Ларисы, ее шампунь и отпечатки пальцев на влажном стекле.
…Въедливый комариный писк заставил подняться и поскорее собрать котомку. Не дождавшись планерки, Максим слинял с подстанции как подлый трус.
В метро тяжесть в спине накатывала как цунами. Он опять набрал пропавшего психиатра, отправил «Доброе утро!» сыну и даже хотел пожелать Ульяне незабываемой поездки. Написал текст и стер. На мгновение поверил, что Лариса права, и он все еще любит ее и хочет вернуть, но тогда нужно срочно действовать, а он пасует.
Пришла гениальная идея напиться в хлам, до тошноты и булькания в унитазе. Он заглянул в супермаркет и купил две бутылки водки, откупорил одну прямо у вывески и глотнул из горла. Вкус показался отвратительным, пальцы дрожали, и он тут же разбил бутылку об скамью в автобусной остановке, а вторую выбросил в урну. Проходивший мимо бродяга, оскалив черную блестящую бороду, огорошил растяпу отборной руганью и нырнул за пойлом.
Спускаясь по эскалатору, он почувствовал взгляд невидимого наблюдателя. Оборачивался и натыкался на школьников и пенсионеров с авоськами. Он таращился по сторонам, но кроме рекламных щитов ничего не замечал. В ушах отражался протяжный звон, а в сознании маячила особая бдительность.
На «Киевской» он запрыгнул в тесный вагон в час пик, ощущая нехватку кислорода, ожидая приступ удушья. Почти впритык стоял подозрительный тип в синей безрукавке и смотрел сквозь него. От страха спина налилась влагой. Сквозь толпу он протиснулся в середину вагона, но и там противное ощущение не исчезло. Разум предугадывал что-то страшное – подрыв смертницы или техногенную катастрофу.
Инстинкт самосохранения заставил выйти на следующей станции и подняться на поверхность. Максим отдышался, сделал пять приседаний и спустился обратно в подземку, успокаивая себя, что удрал от назойливых пассажиров.
На станции «Молодежная» он заметил полицейский наряд и заметно приободрился, но когда проходил мимо, испугался, что стражи порядка примут его за преступника, уж очень пристально он пялился на них, словно находился в бегах. С тяжелым рюкзаком за спиной, он прощупал карманы и понял, что забыл документы.
Поисковая собака сердито гавкнула, заставив вздрогнуть и дернуться в бок. Повезло. Обошлось без лишних разбирательств. Скорей бы выбраться из подземной клоаки. На улице он резво доскакал до остановки и сел в отъезжающий троллейбус, абсолютно пустой и безопасный, прислонившись к стеклу. Завернув во двор, он импульсивно считал припаркованные легковушки. У подъезда внимание привлек черный внедорожник, по привычке вызвавший панику. Решил обойти его, но, поглядывая издалека, спрятался за горкой, пытаясь проследить, выйдет ли кто из машины. Тонированные стекла скрывали тайну, и автомобиль не двигался с места.
Простояв истуканом минуты три, он понял, что находится в глупом положении, и своим дозором только привлекает зевак и вездесущих старушек. Пока его не обвинили во всех грехах, он неловко проскользнул вдоль стены в подъезд. Глотая сырой воздух, трусцой поднялся на третий этаж, готовясь к схватке с неведомым противником на лестничной клетке, но и у двери его не ждали. Непослушными пальцами он достал ключи. У коврика обнаружил следы песка, вставил ключ, но замок не поддался. Электрическим током пронзило основание позвоночника. Он поколебался, пристыдив себя за страх, и распахнул ногой дверь.
Пустота. Неужели кто-то обчистил его квартиру? Он мимоходом оглядел комнаты, но признаков кражи не обнаружил. Привычный беспорядок, разбросанная одежда, не застеленная постель, полная раковина немытой посуды, засохший хлеб, из ведра тянет тухлыми яйцами, в туалете протекает сливной бачок – типичное гнездо одиночки.
Следов постороннего присутствия нет. Максим подошел к окну и застыл, увидев перед собой ее! Черная машина поспешно тронулась и скрылась за фасадом. Побледнев, он проверил ящик с паспортом и фамильные ценности, наглядно усомнившись в критических способностях.
«Ключи вроде никому не давал. Мать за городом. Жена бы сюда не сунулась. Женьки нет, значит, быть здесь некому, – справедливо рассуждал он, – что же тогда происходит? Я медленно схожу с ума. Проклятый Коромыслов ввел в неадекватное состояние и пропал. Кто будет выводить обратно? Дед Пыхто».
Для страховки он заперся на оба затвора и, не раздеваясь, лег на диван. Только сейчас он испытал накопившуюся усталость и нехилую тяжесть проблем. Недосып и переутомление побеждали. Он сконцентрировался на дыхании и схватил с читального столика коллекционную пепельницу в форме вавилонской колесницы, поглаживая ее как кошку.
Учащенное урчание в желудке заставило подняться и вернуться на кухню. Он разрезал последние куски ветчины и выдул подарочный экземпляр дорогого виски, разбрызгивая капли по стенам непослушными пальцами, будто святую воду против нечистой силы. На обоях мерещились темные силуэты, белые кружевные шторы превращались в колыхающихся призраков, а с потолка слышался методичный стук. Максим повторял что-то несуразное и произносил до боли известные имена, пока не прозвучал резкий звонок.
Поперхнувшись, он махом протрезвел и застыл, сложив руки на поясе. Сейчас он не в состоянии встать. Не почудилось ли? Сердце заколотилось под сто сорок ударов. Он взглянул на часы. Звонок повторился, отрывочный, принуждающий. Максим лежал неподвижно, прибитый виски к дивану, и вслушивался в тишину, считая секунды.
Кажется, отпустило. Напряг мышцы и приподнялся, покачиваясь, схватил телефон и позвонил Бочкину, чтобы попросить не жаловаться администрации.
– Здорово! Слушай, я был не прав, – медленно говорил, заплетаясь. – Ты должен понять. Я не нарочно.
– Забыли, Макс! Зря так переживаешь. Проспись! За сто километров чую, что ты лыка не вяжешь.
– Надеюсь, это не отразится…, – мычал Максим, срыгивая.
– Не отразится, не отразится. Ты крепись там, закусывай. Серега добрый, не держит обид.
– Приезжай? Посидим, выпьем.
– Извини, занят. Не могу долго разговаривать.
– Как знаешь! А меня все бросили. Даже Коромыслов пропал.
– Это еще кто?
– Очень хороший чел, только сомнительными учениями ангажирован и слегка с приветом. Истории плетет – заслушаешься!
– Рад за тебя, – уверовал Бочкин. – И где же этот светила?
– Нет его, сгинул. Полагаю, убили его, как и меченых пациентов, значит, и меня скоро прикончат, потому что я теперь единственный свидетель их преступлений. За мной следят, слышишь? Следят черные машины…
Максим не заметил, как пропищали гудки. Бочкин вряд ли услышал последние замечания. Проехали! Отчетливо понятно только одно – в квартире находиться опасно. За ним уже приходили, и они обязательно вернутся.
Переминаясь с ноги на ногу, он добрался до ванны и включил душ. После накинул махровый халат и набил живот соленым печеньем, запивая зеленым чаем. Затем порылся в шкафу, опрокидывая вешалки, и надел чистую фланелевую рубашку, светлые джинсы и твидовый пиджак. Из ящика достал разделочный нож, покрутил им перед собой как шпагой и спрятал во внутренний карман, не собираясь сдаваться без драки.
Попытался дозвониться до жены, а она нагло сбрасывала, пока, наконец, не сорвалась:
– Что тебе надо?! Я не хочу с тобой разговаривать,