Михаил присел на корточки и, увидев между его ребер рваную рану, из которой сочилась кровь, мысленно присвистнул: «Ох, ни фига себе».

– Что там? – переспросил приятель.

Язык не повернулся сказать ему, как есть.

«Если Тони будет знать правду, он начнет паниковать. А паника нам сейчас ни к чему», – подумал Михаил.

– Да так, небольшая царапина, – как можно спокойней ответил он, – видимо, кожу стесал, пока мы кувыркались.

Молодой человек бегло осмотрел салон, пытаясь понять обо что мог пораниться товарищ и заметил в обшивке двери сквозную дыру размером с пятирублевую монету, глядя на которую не трудно было догадаться, что дверь что-то пробило. А судя по тому, что дыра находилась на одном уровне с раной друга, стало понятно, что это что-то зацепило и бок Тони. Скорей всего это случилось в тот момент, когда хонду кинуло на корабль, и американец потерял сознание. Все это время он находился в грязной воде, а это чревато тем, что может начаться заражение крови со всеми вытекающими последствиями. Михаил понимал, что его надо срочно везти в больницу. Вот только как это сделать? Когда находишься на крыше здания, а вокруг затопленный город и нет связи.

– Что-то слишком больно для небольшой царапины, – понуро произнёс приятель, словно прочитав его мысли, и опустил одежду.

– Давай я помогу тебе выйти из машины, – предложил художник, – надо одежду просушить, да подумать, как нам теперь отсюда выбраться, иначе будем ночевать на крыше.

– Ты хочешь сказать, что нас занесло на крышу? – вытаращил глаза американец.

– Не хочу, а уже говорю, – хмыкнул он, – цепляйся за мою шею.

Тони сделал, как велел друг и с его помощью выбрался из машины.

– Офигеть, – протяжно произнес он, в растерянности озираясь по сторонам, – вот это мы сгоняли на Мацусиму, – пробормотал американец и несколько минут ошарашено смотрел на то, что осталось от города, – не знаю, как ты, русский, а я эту поездку запомню на всю жизнь, – наконец придя в себя, сказал он.

– Я тоже, – согласился Михаил.

– Эх, как жаль, что у меня нет фотоаппарата, – приятель вздохнул с сожалением, – а даже если бы и был, что толку? – спросил Тони и тут же ответил: – он утонул бы, точно также, как и телефон.

Пока американец глядел на весь этот ужас, художник открыл двери машины, чтобы салон просох. «Вдруг и правда придется ночевать в машине», – подумал он и обратился к Тони: – давай отойдем вон туда, – парень кивнул в сторону уцелевшего участка ограждения крыши, – пока там посидишь.

Фотограф попытался сделать шаг, но потерял равновесие, закачался и не упал только лишь потому, что товарищ вовремя подставил плечо.

– Черт, боль такая, что идти не могу, – скривился Тони, держась рукой за бок.

Не долго думая, Михаил обхватил его за спину, приподнял и дотащил до места.

– Американец, ты вроде худой, но до чего же тяжелый, – усмехнулся он, помогая тому сесть, – говорил тебе, ешь поменьше гамбургеров, а ты лопаешь их ведрами.

– Русский, ты как скажешь что-нибудь, – хохотнул товарищ и поморщился от боли, – интересно, я когда-нибудь привыкну к твоему разговору? Да и разве три гамбургера это много? – по-прежнему держась за бок, он оперся спиной на ограждение и вытянул ноги, – мои друзья в Америке по пять, а то и по шесть съедают за один присест, – он грустно вздохнул и вспомнил: – эх, а мы ведь так и не поели. А теперь уже и не хочется.

– Ничего, скоро захочется, – бросил Михаил и направился к машине. Он забрал аптечку и вернулся обратно, – сними куртку и майку, их надо выжать и заодно обработаем твою болячку.

Освободившись от мокрой одежды, бледная кожа Тони покрылась мурашками и стала похожа на корку апельсина.

– Как же холодно, – воскликнул он, – с утра такая замечательная погода была, а сейчас такое чувство, будто зима опять вернулась.

– А что ты хотел? Март месяц на дворе, – ухмыльнулся художник, забирая у него вещи, – в Москве в это время еще снег идет. Хотя у нас он может и в мае пойти, а бывало, что и в июне.

– Как вы живете в таком холоде? – удивился приятель, – у нас в Орегоне даже зимой температура ниже плюс десяти не опускается.

Михаил выжал куртку и футболку друга и развесил их на ограждении.

– Да так и живем, – пожал плечами он и, посмотрев на него, спросил: – а как люди живут на Чукотке или на Аляске?

– Не представляю, – стуча зубами от холода, сказал товарищ, – я бы не согласился там жить ни за какие…, – он замолчал, вспоминая нужное слово, – ну как ты их там называешь?

– Коврижки, – напомнил парень.

Он присел рядом с другом и еще раз прошерстил аптечку. На одном из флаконов, помимо иероглифов, обнаружил надпись на английском: «hydrogen peroxide».

– То что нужно, – пробормотал Михаил. Он поставил медицинский ящичек на крышу, предварительно забрав из него нужный пузырек и скомандовал: – не шевелись, я обработаю рану.

– А ты уверен, что этой фигней, – товарищ кивнул на склянку в его руках, – можно это делать?

– Не-а, – состроив серьезную гримасу, пошутил он и чуть не прыснул со смеху, увидев округлившиеся глаза товарища. Он уже собрался поливать болячку, как Тони заверещал, точно резаный.

– Стоп, Майкл, стоп, – он отодвинул его руку, – если не уверен, тогда зачем ты собираешься…, – не договорил он.

– Тони, да успокойся ты, – перебил его художник, – это перекись водорода. Почитай этикетку, – он повернул флакон надписью к нему, – она предназначена для этого.

– А ты откуда знаешь? – приятель с сомнением посмотрел на него.

– Видел, как мать обрабатывала отцу палец, когда он порезался.

– Ну ладно, «коза ностра», я тебе верю, – американец отвернулся, чтобы не видеть, как товарищ будет это делать и приготовился к экзекуции, – аааа, – заверещал он, когда перекись покрыла рану, образовав белую пену на ее поверхности, – да почему же так щиплет? Майкл подуй, – попросил Тони.

Наблюдая, как друг дует на рану, он попытался улыбнуться. Но из-за боли улыбка вышла бледной и вымученной.

– Так легче? – спросил Михаил, посмотрев на приятеля, и добавил: – не вздумай ее трогать грязными руками. Ты меня понял?

– Да понял я, понял, я же не дурак, – ухмыльнулся он и неожиданно признался: – ты знаешь, русский, я когда только увидел тебя, в тот день в общаге, сразу понял, что ты нормальный чувак. С тобой не страшно и на необитаемом острове оказаться. Если ты меня не съешь, значит, и в обиду не дашь, – его голос осекся, и он охнул, плечи нервно передернулись, а лицо стало белее простыни.

Невооруженным глазом было заметно, что состояние друга оставляет желать лучшего. Михаил надеялся, что в ближайшее время спасатели начнут искать пострадавших, и он сможет отправить его в больницу. Несмотря на то, что тогда был подростком, он до сих пор помнит, как смотрел по телевизору репортажи из Таиланда, когда там произошла такая же катастрофа. Так вот там спасательная операция началась буквально через пару часов после цунами.

– Можешь быть спокоен, – сказал художник. Он поднялся с колен и привычным жестом отряхнул мокрые джинсы, – я суповыми наборами не питаюсь. Так что тебя я есть не стану, найду кого-нибудь поупитанней.

Парень продолжал шутить, чтобы хоть как то разрядить обстановку и не давать товарищу повода унывать.

– Это ты меня суповым набором назвал? – превозмогая боль, Тони улыбнулся, тыча пальцем себе в грудь, и резко сменил тему: – чует мое сердце, если мы не выберемся с этой крыши, я загнусь здесь к чертовой бабушке.

– Не загнешься, – успокоил Михаил, – я не дам тебе этого сделать.

– Русский, ты же умный, придумай, как нам выбраться отсюда, – американец с надеждой посмотрел на него.

Если раньше Михаил размышлял об этом, то после того, как увидел, что друг не может самостоятельно передвигаться, отбросил эту мысль.

– Увы, Тони, – молодой человек развел руками, – в нашей ситуации ничего не придумаешь. Как ты собираешься спускаться с крыши, если ты ходить не можешь? – спросил он.