Луис, польщенный вниманием конкистадоров, улыбнулся и ответил на сносном испанском:
— А я теперь и есть настоящий воин. За эти два года на Кубе я научился обращаться с лошадьми и владеть оружием. Помнится, вы с Фернаном обещали взять меня в поход.
— Прости, что в прошлый раз мы отплыли без тебя, — сказал Гонсалес. — Кортес вынужден был срочно покинуть Кубу. Мы не успевали заехать за тобой на ферму.
— Ну вот и пришло время сдержать данное слово! — заметил Луис.
— Да, здесь очень много неизведанных земель, — сказал Фернан. — Еще один храбрец нам наверняка пригодится.
— Луис, ты даже не представляешь, какой гигантский храм есть в Теночтитлане! — заявил Себастьян. — Ей-богу, в твоем родном городе ничего подобного не было. Пойдем, я тебе его покажу. Ох и драка была, когда мы под началом Педро де Альварадо выбивали оттуда ацтеков! Ты помнишь Педро, капитана, который доставил нас на Кубу?
С этими словами Себастьян повел Луиса в сторону великой пирамиды. Фернан же пообещал присоединиться к ним чуть попозже, а пока остался, чтобы разместить прибывших солдат. Затем он вышел на улицу, но догонять Себастьяна с Луисом не стал. Он решил в одиночку пройтись по городу. Нужно было привести в порядок мысли.
Фернан неторопливо и бесцельно бродил по Теночтитлану. Он размышлял о том, что город стал своей бледной копией. Языческие храмы разрушены, дворцы сильно пострадали в дни уличных боев. Пройдет немало времени и столица обретет величественный и гордый вид, но это будет облик нового, глубоко европейского по архитектуре и планировке города. И как бы строители не старались, Теночтитлан вряд ли в ближайшие годы сравнится красотой с Севильей. Стоит ли ему самому ждать этого дня? Нет, здесь воину и искателю приключений делать уже нечего. Теперь пришло время мирных горожан, торговцев, сановников и губернаторов. Настоящему конкистадору, готовому рисковать жизнью, открывать новые земли, терпеть голод и жажду, сражаться с полчищами врагов в этом городе отныне не место.
Себастьян планировал присоединиться к отряду Гонсало де Сандоваля, который собирался выступить в поход в одну из провинций. Там осталось три или четыре крупных и решительно настроенных ацтекских гарнизона. Земля в тех краях была богатая, так что после окончательного усмирения индейцев солдаты могли остаться там жить. Риос звал и друга с собой, но Фернан соглашаться не спешил. И вот теперь в раздумьях бродил по Теночтитлану.
Многие испанцы искали в Новом Свете спасение от бедности. Для них богатая провинция была настоящей удачей, но сам Гонсалес не нуждался в деньгах. Он покинул Севилью в поисках подвигов и приключений, снедаемый желанием показать себя и своими глазами посмотреть на чудеса. Да уж, всего этого на его долю выпало достаточно…
«А ведь прошло уже четыре года! — снизошло на него внезапное озарение. — Я отправился в Новый Свет в 1517 году, а сейчас уже 1521!»
Фернан замер, как будто окаменев. В бесконечной суматохе сражений и опасностей ему некогда было подумать о неумолимом беге времени. Четыре года! Казалось, что совсем недавно он сел на корабль, который отправлялся через океан. Ему тогда было всего восемнадцать.
Гонсалес сбросил с себя оковы изумления и подошел уличному торговцу. Эти люди, неугомонные и предприимчивые, сновали повсюду, предлагая испанцам и индейцам еду, ткани, разную мелочевку. Их присутствие было еще одним явным признаком того, что город оживал. Фернан опустил руку в кошелек и достал оттуда несколько бобов какао. Обычная в этих краях плата. Теночтитлан долго будет жить наследием индейцев. Монеты в широкий оборот войдут еще нескоро. Испанец протянул бобы торговцу и взял с толстой плетеной циновки небольшое обсидиановое зеркало. Подобные изделия местные жители изготавливали с немалым мастерством.
Сильно ли он изменился? Угольно-черная пластина, отшлифованная до блеска, отразила его лицо. Фернан вспомнил, как почти четыре года назад, отстав от экспедиции, он пытливо и внимательно изучал спутника, с которым ему предстояло выживать в дебрях Юкатана. И с каждой секундой он тогда все больше успокаивался, поскольку Себастьян казался человеком, способным выбраться из любой передряги. Риоса украшали шрамы, свидетели пережитых опасностей, а сам он хладнокровно глядел на окружающие их джунгли с вечным прищуром меткого стрелка, выбирающего цель. Интересно, увидят ли теперь другие и в самом Фернане такого же бывалого ветерана?
Из черного зеркала смотрело по-прежнему молодое лицо, которому даже отросшая за несколько дней щетина не могла добавить возраста. И все же в лице этом не осталось практически никакой мягкости. Испытания обтесали скулы, недоедание последних месяцев заострило черты. Тонкий шрам над правой бровью напоминал об одной из схваток, когда испанцы выбивали ацтеков из Истапалапана. Другой, чуть заметнее — о битве при Отумбе, когда индеец ударом дубины чуть не выбил Гонсалеса из седла. Еще одна отметина осталась слева на подбородке. А глаза смотрели уверенно и цепко, как будто выискивая опасность. Да уж, это лицо принадлежало конкистадору, а не молодому аристократу, изнывающему от скуки и бесцельности жизни в роскошном и богатом доме в блистательной Севилье…
Фернан шел по земляной дамбе. Именно по этой насыпи отступали конкистадоры во время «Ночи Печали». Где-то здесь он упал в воду… Или не здесь? События так перемешались в голове, что Гонсалес не мог даже примерно вспомнить место, где он чуть не погиб. Если бы не внимательный Себастьян и не силач Кристобаль де Олеа, то род Гонсалесов бы уже прервался.
Фернан скользил взглядом по воде. Где-то на дне лежит, скаля крупные зубы, золотая статуэтка индейского божества. Бога-плута, который, по словам Марины, только о том и мечтает, как бы погубить очередного человека. Что же, истукан так и не сумел утащить на тот свет Фернана Гонсалеса, хотя и был к этому очень близок. Теперь он похоронен на дне озера навечно. Хотя… Золото не стареет. Ему не страшна вода. Возможно, через сотни лет Тескоко обмелеет и злобный индейский идол вновь попадет в руки другого человека. Фернану оставалось лишь надеяться, что тот, еще не родившийся человек, также сумеет справиться с кознями золотого истукана.
А сам Гонсалес все испытания выдержал. Он пускался в такие головокружительные авантюры, какие только можно вообразить. Путешествовал по Юкатану, бежал из плена, сражался против полчищ врагов. Отправлялся в самые опасные разведки по Чолуле и Теночтитлану, выслеживал в джунглях наемных убийц, ниспровергал статуи кровавых языческих богов. Ни один рассказ не смог бы передать того, что ему довелось испытать. Что же, он может сказать, что сумел показать себя и прославить род Гонсалесов. Пожалуй, пришла пора возвращаться домой…
Эрнан Кортес в сопровождении нескольких солдат и Марины пришел к Куаутемоку, окруженному свитой. Император ацтеков прекрасно понимал всю ничтожность своего марионеточного положения. Он все еще считался уэй-тлатоани ацтеков, подданные продолжали выказывать ему должное почтение, но в реальности всем управляли чужеземцы. Такое положение тяготило сына и племянника повелителей, выросшего во дворце и привыкшего ко всей полноте власти. Когда-то Куаутемок недоумевал, как же Монтесума умудрился попасть в руки Кортеса, а вот теперь и сам оказался в такой же ловушке.
Генерал-капитан был хмур. Отсутствие золота сильно подорвало его авторитет среди солдат. Да и прибывшие из Испании чиновники в своих отчетах королю прямо указывали, что драгоценности Теночтитлана наверняка присвоены предводителем конкистадоров.
— Уэй-тлатоани, я помню угрозы, брошенные одним из твоих послов во время очередных переговоров. Когда стало ясно, что Теночтитлан не устоит, то он заявил, что вы утопите все свое золото, только бы оно не досталось нам. Надеюсь, он сказал это сгоряча и ничего такого ты не сделал.
— Разве ты получил мало богатств? — с достоинством ответил Куаутемок. — Лучшие ювелиры создавали несравненные украшения для нас, жителей этой земли. Такие драгоценности были сделаны во времена могущества и славы моего народа, с молитвами нашим богам, ради увеличения красоты и славы Теночтитлана. Зачем тебе фигурки воинов-орлов и воинов-ягуаров? Хочешь их переплавить? Разве ты мало уничтожил настоящих бойцов, защищавших мою столицу? Зачем статуэтки наших богов, раз уж ты их так ненавидишь? Умерь свою алчность.