Но, разумеется, подобное безобразие, а только так и можно охарактеризовать любые шутки и фокусы с четвёртым измерением, не имело права продолжаться слишком долго. Затянувшаяся пауза становилась невыносимой и грозила обернуться нелепым и отвратительным фарсом. Необходимо, просто необходимо было предпринять самые решительные меры, чтобы выйти из затруднительного положения, и кому, кому как не самому могущественному и великому из участников этой сцены следовало сделать первый шаг в правильном направлении. Лионель ле Гранд никогда не прятался за чужие спины и всегда с достоинством принимал вызовы судьбы. Ведь именно поэтому он и считался первым принцем Тьмы. Да вы и сами это знаете.
Убедившись, что никому из посетителей ресторана даже в голову не приходит светлая мысль вежливо ответить на его искреннее приветствие, Лионель ле Гранд повёл себя так, как повёла бы себя в подобной ситуации действительно великая и незаурядная личность. Не выказав ни малейшего возмущения столь открытой неприязни и, одновременно, нисколько не смутившись оказанному ему приёму, первый принц Тьмы улыбнулся грустной, понимающей улыбкой и, широко разведя руки, сделал ещё один шаг навстречу своим не слишком многословным собеседникам. И как вы уже догадались, это был именно тот самый шаг... в абсолютно правильном направлении.
И рассеялись чары, и разрушилось колдовство. Со звоном упала прямо на тарелку вилка с нанизанным на ней грибочком, полилось на белоснежную скатерть игристое вино, всё за столиками пришло в движение, и движение весьма и весьма оживлённое. И вот уже залихватского вида и самой отчаянной наружности гражданин (даже и не знаю, что именно мешает мне назвать его господином), залпом опрокинув стопочку "беленькой", восклицает во всю силу могучих и развитых лёгких:
- Твою мать!
Прорвало плотину. Как по команде, почти одновременно начали вскакивать со своих мест люди, бросаясь, кто куда, но главным образом к дверям, ведущим внутрь дома. Кто-то, наиболее нервный и впечатлительный, бежал к ним со всех ног, кто-то, опытней и осторожней, добирался до неё ползком, прикрывая голову и стараясь не попадать на открытое пространство. Некоторые, по-видимому, самые бесстрашные, укрылись за опрокинутыми столиками, почему-то не принимая в расчёт участь дубового стола у входа на веранду.
А между тем на площадку обрушилась буря. Хотя нет, ближе к истине будет назвать это канонадой. Несколько дивизионов крупнокалиберной артиллерии повели меткий и всесокрушающий огонь по заранее пристрелянной местности, так что ни один выпущенный ими снаряд не пролетал мимо цели. Споро работали заряжающие, знали прекрасно своё дело наводчики и корректировщики огня, чётко отдавали команду "пли" командиры орудий и батарей. Распускались в небе над верандой изумительно красивые цветы разрывов, и с диким, протяжным воем летела вниз смертоносная шрапнель, круша мебель и дырявя скатерти и салфетки. Сносили всё на своём пути частые залпы картечи, вдребезги разбивая фарфоровую и хрустальную посуду. Опрокидывали, разносили в щепки стулья и столы фугасы и осколочные, рождали всепожирающее пламя врезавшиеся в асфальт зажигательные снаряды. Горе, горе тем, кто понадеялся на скорость и опрометчиво пробовал бежать в этом бушующем море огненных разрывов и хаосе ужасных разрушений. Безжалостно сбивало их с ног, волокло по земле, подбрасывало в воздух и швыряло об стены двухэтажного красивейшего дома. Некоторым, особо удачливым из них, посчастливилось врезаться в окна, и счастливчики эти под жалобный звон разбитого стекла влетали внутрь ресторана в залы, украшенные лиловыми лошадьми, и рождали там панику и ощущение некоторого дискомфорта. Тем же, кто добирался до спасительных дверей ползком, повезло больше. Пусть их и обдало осколками разбитой посуды, заляпало ошмётками блюд и закусок, а также накрыло настоящим ливнем из щепок, серебряных вилок, ножей и ложек, избежали они самого худшего. Но, увы, и им путь к отступлению оказался отрезан. Лежали они без движения на асфальте, прикрыв головы и обречённо ожидая, когда очередной снаряд разорвётся прямо возле них. Что может быть хуже, чем ощущать собственное бессилие и беспомощность?
Ну а как же те, кто храбро и отважно укрылся за опрокинутыми столами и, похоже, приготовился дать отпор не на шутку разошедшемуся Первому принцу Тьмы?
Да-да, нашлись среди посетителей ресторана смельчаки, которые поняли, что спасение их заключено лишь в мече, и чья гордая, непокорная натура настоятельно требовала ответить, со всей возможной силой, всеми доступными средствами ответить на жуткий разор, творимый Лионелем ле Грандом. А может, чувствовали они свою персональную ответственность за судьбы менее мужественных и более слабых товарищей и коллег, и поэтому решили вызвать жестокий и всесокрушающий огонь на себя? Кто знает, читатель, кто способен разобраться до конца в тёмных лабиринтах писательской души?
И вот уже, повинуясь таинственному зову не то совести, не то гражданского долга, не то обыкновенного человеческого достоинства, какая собственно разница. Главное - вот уже держит в руке извлечённый из заплечной кобуры грозный вороненый маузер высоченный бритый мужчина суровой и смелой наружности, умело укрывшийся от снарядов первого принца Тьмы за опрокинутым столом, на котором ещё совсем недавно мирно возлежало деликатесное кушанье из нежного мяса рябчиков и десерт из кругами нарезанных долек большого сочного ананаса. Держит, крепко сжимая рифленую рукоять прославленного оружия, с кривой, не сулящей ничего доброго усмешкой обращаясь к нему - единственному залогу безопасности хозяина и его друзей:
- Ну что, твоё слово, приятель...
И палец жмёт на спусковой крючок ещё и ещё, и гулким разрывам снарядов не удаётся заглушить сухой треск частой и бешеной стрельбы. И высекают искры пули, выпущенные из маузера, в десятке другом сантиметрах от Лионеля ле Гранда, врезаясь во что-то невидимое, но, похоже, совершенно непреодолимое и абсолютно непроницаемое. Вреда они первому принцу Тьмы, естественно, никакого не причиняют, но обращают на себя его внимание, отвлекая взор Лионеля от несчастных, ничком лежащих на асфальте веранды. И на злосчастный столик, за которым столь грамотно укрылся отчаянный храбрец, один за другим обрушиваются страшные заряды чистой разрушительной энергии. Но странное дело - хотя столик этот на первый взгляд выглядит довольно хлипким по сравнению с солидным дубовым столом, за которым пыталась спрятаться бедная девушка-привратница, но. Да, отлетают от столика мелкие осколки, разлетаясь во все стороны, задевая и раня всех, кто встретился у них на пути, покрывается его поверхность паутиной мелких трещин, берущих начало, чуть ли не из его геометрического центра. Но разрушить, разнести столик в пыль и щепки у ле Гранда не получается. Очередное прямое попадание мужественно выдерживает он, позволяя высокому бритому мужчине до конца разрядить обойму маузера в первого принца Тьмы, чтобы затем, ловко перезарядив оружие, снова продолжить, пусть и неравную, но, всё же, честную огневую дуэль. Воистину, Хёлльмунд, ты полон истинных чудес!
Но не только владелец вороненого маузера осмелился вступить в открытое противоборство с грозным принцем Тьмы. Есть, есть у отчаянного смельчака столь же бесстрашные, как и он, союзники, чья храбрость ни в чём не уступит мужеству бритого высокого господина. На противоположном конце веранды, за наспех сооружённой из нескольких столиков и стульев баррикадой, укрылся элегантной, но чрезвычайно дерзкой наружности джентльмен, сжимающий в левой руке револьвер системы "Наган", а в правой - пистолет "ТТ". Ведя огонь по первому принцу Тьмы из обоих стволов одновременно, который, впрочем, никакого ущерба, как и пули "Маузера", Лионелю не причинял, сей элегантный джентльмен сопровождал стрельбу с двух рук одним и тем же восклицанием, кое он выкрикивал с завидным постоянством:
