«Где они взялись на нашу голову? — думал про мохнатых страшилищ Чублик. — Мы так хорошо жили себе над нашими озёрами. Дядька Хвороща сажал на огороде свои дыни, дядька Сиз выращивал светлячков, а мой дед собирался сделать такую мельницу, чтобы она крутилась в полной тишине, без малейшего ветерка. И вот они набежали на нас, эти дикие, эти страшные приблуды. Что им нужно тут?.. Наверное, у тех пещерных приблуд так заведено: где сила, они обходят, где видят, что одолеют, — туда всей ордой. Но разве мы слабее их?»
Сиз, Вертутий, Мармусия глядели на сгоревший дом, на тучку-змею, которая присела и спряталась в груде пепла, и беспокойные мысли сновали на их встревоженных лицах.
Мармусия первая опомнилась и решительно сказала:
— К вам, Вертутий! Как бы и там, у вас, не походили эти болотные лапищи!
Давно такого не было на озёрах: день стоял в разгаре, с неба палило яркое солнце, а две кучки стоусов и триусов, вместо того чтобы отсыпаться в прохладных домах, как им назначено самой природой, махали вёслами, надрывались, гнали лодки к Верхнему озеру.
Острый, ослепительный отблеск воды, гребля, песчаный берег Вертутия…
То, что они увидели на серых песчаных холмиках, нельзя передать словами.
Мельницы были поломаны, разбиты вдребезги, втоптаны в песок; видно, для смеха какой-то громила посбивал самые певучие ветряки, а на палках поразвешивал старые Вертутиевы башмаки, куски глины, решёта, горшки… песок было истоптан. И перекопан, лишь затенённые каналы с водой и высокую песчаную крепость, тоже окружённую поясом воды, дикая орда обошла.
Кто-кто, а Сиз XII снова себе заметил в мыслях: боятся, смертельно боятся пещерные чужаки даже лужицы…
Не стоит говорить, как посерел, сгорбился Вертутий, когда ходил разорённым своим царством, среди развалин умолкших ветряков, где раньше он так блаженствовал. Он грозно откашливался и что-то тихо бормотал: «Кхем!.. В пень и колоду, это им так не пройдёт!»
За Вертутием ходила Мармусия и гневно возмущалась:
— Фу, фу! Какой дух они вам оставили тут! Ах, нечёсанные! Ах, немытые дикари! Давайте, Вертутий, я вас немного покроплю своими духами.
— Не надо, — хмуро отказался Вертутий. — Оставьте. Мы их покропим, тех разбойников.
Совсем другую картину застали они у Хворощи.
Весёлый, неугомонный Хвороща именно угощал — кого бы вы думали — одного из мохнатых страшил. Как он его поймал, не могу сказать. А только хорошо обмотал верёвкой, привязал сидя к дереву — тут же, на бахче. И прикатил целую гору дынь. И сейчас угощал, прямо в рот напихал ему сочной мякоти.
— Ешь, ешь, вражий гостюшка, угощайся! Ничего, не стони, не отворачивайся, курносый ты мой, послушай лучше меня: чрево не древо, раздастся. Вот мы тебе сладкой, вкусной, слоновой дыньки. Будешь знать, как с огнём врываться на бахчу!..
Пещерник сопел и мычал со страха, до ушей залепленный дыней, бестолково крутил головой. Глаза у него лезли на лоб. А светлый медовый сок капал с языка и струйками бежал на мохнатое пузо. Вертутий не стал смотреть на эту застольную муку. Ножом разрубил туго затянутую верёвку, отпустил Хворощиного гостя, дав ему доброго пинка на дорогу. Освобождённый разбойник с дыней в зубах так припустил с бахчи, что, кажется, не бежал по земле, а прямо летел в воздухе.
Поговорили и остановились на мысли Сиза — ехать к Варсаве, там всем вместе посовещаться.
Видно, у Варсавы уже собрались и ещё кто-то должен прийти, ведь под берёзой стояла деревянная табличка с надписью: «Добро пожаловать, заходите в мой дом!»
«Он просто молодец, — подумал про Варсаву Сиз, спускаясь в знаменитые подземные катакомбы профессора. — Мы все устали, мы напрочь разморились от солнца и, если ещё посидеть там наверху… А тут, в подземном уюте, да ещё таком, как у профессора, хоть немного отдохнёшь».
Мармусию пропустили вперёд — крутыми лестницами вниз, а потом зашли Хвороща, Вертутий, Чублик и Сиз.
Не ошиблись: у Варсавы сидели почти все стоусы и триусы, взрослые и маленькие, не говоря уже про его учеников-лунаристов. Беда — она собирает людей вместе.
Тут, очевидно, долго уже шли серьёзные разговоры. И когда Сиз прошёл между рядами к стене и сел на мягкий диванчик, он сразу расстегнул воротник, блаженно вздохнул и сказал: «Ну вот и всё — как дома!» Вправду, в этом роскошном подземелье (профессор называл его — «Лунарный зал») все напоминало Сизу родной музей: на стенах горели светлячки, его светлячки, которых он, кажется, подарил профессору на день рождения. Огромный купол зала терялся в темноте, где-то над головой, а внизу, как раз посередине, отливало чистой сине-голубой водой небольшое подземное озеро. На озере был островок, к нему с берега вёл деревянный мостик. Профессор Варсава в своей белой мантии, босой проходил скрипучим мостиком на тот островок, садился на лавку под высоким орехом (а живой грецкий орех рос на этом же острове) и отсюда начинал свои знаменитые поучения, обращённые к разуму и сердцу стоусов-отроков, то есть, проще говоря, начинал занятия с лунаристами.
Сейчас всё было, как на тех подземных уроках. Немного замкнутый, таинственный Варсава сидел на своём островке (а ещё он любил, чтобы около него горел небольшой тихий костерок), на стенах сияли лесные светлячки, в зале стояла тишина, было прохладно и сумрачно, только сидели перед профессором не отроки-лунаристы, а всё население Длинных озёр.
Велось трудное совещание: как защитить себя от нападения пещерников?
Из новоприбывших первым выскочил опять-таки Хвороща. Он стал около висячего мостика — в той же папуасской повязке, с большим перцем за ухом. (Под мышкой он для чего-то прятал толстую дыню). Поднял руку, повернулся к острову, то есть к профессору Варсаве, который внимательно всех слушал, кутаясь в белую мантию и задумчиво разглядывая свои босые ноги.
— Уважаемое собрание! — выкрикнул Хвороща. — Что я предлагаю при этой недоброй напасти? Когда нападает на нас враг, не дразните, не злите его, лучше угостите от чистого сердца. Ведь враг станет ещё большим вашим врагом, а если вы возьмете самую сладкую дыню и вот так, как я сегодня, прямо в рот вражьему гостю…
