Консуэла позвала меня. «Иди сюда со мной, дорогой!»

  «Через мгновение», - ответил я.

  Я взял полотенце для рук со стойки и обернул его вокруг графина. Держа оба конца полотенца в одной руке, я раскачивала его взад и вперед, затем ударила тяжелым грузом импровизированного сока по левой руке. Он ударил меня по ладони с обнадеживающе твердым ударом.

  Я подошел к ванной и осторожно отодвинул занавеску.

  Консуэла стояла ко мне спиной, ее лицо было приподнято, а глаза закрыты от сильных брызг воды, бьющихся о нее. На секунду я посмотрел на богатую, изогнутую пышность ее тела, гладкость ее спины и то, как ее талия изгибалась, а затем расширялась, соединяясь с круглыми бедрами и длинной линией бедер.

  С громким вздохом сожаления я коротким быстрым движением запястья прижала завернутый в полотенце графин к ее затылку. Удар попал ей прямо за ухо.

  Когда она провалилась, я поймал ее вес левой рукой, чувствуя, как ее мягкая кожа скользит по моей собственной, чувствуя, как вся гладкая, упругая плоть внезапно расслабляется в сгибе моей руки. Я бросил графин на коврик позади себя и полез правой рукой под ее ноги.

  Вытащив ее из ванны, я отнес в спальню. Я осторожно положил ее на кровать, затем подошел к дальней стороне и откинул одеяло. Я снова поднял ее и осторожно положил на простыню.

  Ее длинные, каштановые волосы, влажные после душа, были разложены на подушке. Одна из ее стройных, загорелых ног была полусогнута в коленях, другая вытянута прямо. Ее голова слегка наклонилась набок.

  Я почувствовал прилив раскаяния по поводу того, что мне пришлось сделать, когда я натянул на нее верхнюю простыню, чтобы прикрыть красивое соединение ее ног. Затем я поднял ее правую руку и положил ее на подушку над ее головой. Я отступил и посмотрел на нее. Эффект был в самый раз - как будто она спала.

  Теперь я откинул одеяло на другой половине кровати, намеренно смяв простыни. Я стучал по подушке, пока она не растрепалась, и беспорядочно швырял ее о изголовье кровати. Я выключил весь свет в комнате, кроме одной маленькой лампы в дальнем углу комнаты.

  Вернувшись в ванную, я оделась и проверила спальню в последний раз, прежде чем выскользнула через высокие французские двери на темный балкон, осторожно закрыв за собой двери.

  Звуки вечеринки доносились до меня снизу. Музыка была такой же громкой, как когда я приехал с Карлосом. Бассейн освещался прожекторами, из-за чего пространство вокруг него казалось еще темнее. Балкон, на котором я стоял, находился в самой темной части тени.

  Комната позади меня находилась в крыле дома, выходившем на бассейн, и я был уверен, что семья Дитрихов будет в другом крыле дома. Двигаясь бесшумно, я шагала по балкону, прижимаясь к стене, чтобы оставаться в тени.

  Первая дверь, к которой я подошел, была отперта. Я приоткрыл ее и заглянул в комнату. Он был пуст.

  Я двинулся дальше. Я попробовал следующую комнату. Опять ничего. Я подошел к передней части гасиенды. С того места, где я притаился в тени балкона, я мог видеть двоих охранников у парадных ворот, которые ярко и резко освещались прожекторами, установленными над входом. За ним была подъездная дорога, которая вела к дороге на краю обрыва. Вероятно, территорию патрулировали другие охранники.

  Я вернулся в крыло, где находилась спальня Консуэлы Дельгардо. Я проверил там каждую спальню. Последней была та, в котором спал Ортега. Тяжелый

  запах его лосьона после бритья ударил меня в ноздри, как только я вошла в комнату. Я рискнул и зажег лампу. У дальней стены был большой платяной шкаф. Я открыл двойные двери. За аккуратно развешенными брюками и спортивными рубашками Ортеги я обнаружил картонную коробку, клапаны которой были закрыты, чтобы они были закрыты. Я открыла его. Внутри лежала масса уже знакомых нам пластиковых пакетов с героином. Это были сорок килограммов, которые были у Дитриха.

  Закрепив картонную коробку, я сунул ее обратно в шкаф и закрыл дверцы, затем выключил лампу и ушел.

  Что ж, я нашла героин, но Дитриха и его дочери все еще не было видно. Стоя в темноте балкона, прижатый к стене дома, я начал чувствовать свое разочарование. Я посмотрел на светящиеся стрелки своих наручных часов. Прошло больше десяти минут.

  Еще оставалось проверить внизу, я вернулся в дальний конец балкона и, легко упав, спустился на землю. Край обрыва находился всего в нескольких футах от него и круто падал в море почти на сотню футов ниже. Скрытая в кустах, я переходила из одной комнаты в другую, полностью осматривая нижний этаж. Никаких признаков Дитрихов.

  Комнаты для прислуги? Да, конечно. Они могли быть там. В этом было больше смысла, чем держать их в главном доме, где на них можно было случайно наткнуться. Я двигался по аккуратно подстриженной траве, переходя от одной пальмы к другой, прячась в их тени. Дважды мне приходилось избегать патрулирующих охранников, к счастью, что с ними не было собак.

  Помещение для прислуги представляло собой длинное невысокое одноэтажное здание из сырцового кирпича. Я мог смотреть в каждую из шести комнат через окна. Каждая была освещена, и в каждой не было никого, кроме мексиканской помощи Гаррета.

  Я отошла от здания, пригнувшись под листьями низкорослой ананасовой пальмы. Я снова посмотрел на гасиенду. Он был построен на фундаменте из бетонных плит без подвала. Не было и чердака. Я тщательно проверил дом и был уверен, что Дитрихов в нем нет, если только они не были мертвы и их тела были засунуты в какой-то небольшой шкаф, который я не заметил. Но это было маловероятно. Карлосу они нужны были живыми.

  Я снова посмотрел на часы. Прошло двадцать две минуты. Где они могли быть? Еще раз перебрал оставшиеся мне варианты. Я мог вернуться в комнату, где лежала без сознания Консуэла, и подождать, чтобы последовать за Карлосом. Когда мы вышли из отеля El Mirador, он сказал, что мы уезжаем в Штаты около четырех или пяти утра. Но если бы я сделал это, если бы я дождался этого момента, инициатива и преимущество были бы за Карлосом.