Дверь осторожно открывается, выпуская слабый, но знакомый мне аромат.

«Надо же…»— растягиваю вдох, впитывая ноты вязкого сандала с виргинским кедром, которые оттеняет столь неожиданный тмин. Santal Blush оf Tom Ford добавляет нашей встрече больше загадочности и новизны.

Она изменила свой аромат намеренно, выжидая моей реакции. Это не похоже на обычную прихоть, скорее интерес и попытка несогласия с отведенной ролью.

Бунтарство в чистом виде.

«Детка, ты рискнула играть не по правилам.»

Я продолжаю стоять на своем месте, наблюдая за медленным появлением главной героини своей драмы. В отличии от Шерлока Холмса, который всегда дотошно рассматривает людей, мне достаточно лицезреть эмоции на лицах своих жертв. Лишь изредка, они бывают вполне интересными, но в основном, там преобладает страх, ужас, ненависть и отчаяние.

Не отрываю свой темный взор от побледневшего лица молодой женщины. Она стоит, не двигаясь, как и я. Время вокруг нас замедляется, а стук моего сердца прибавляет громкость. Откидываю голову назад и плавно развожу руки в стороны, не надеясь на теплый прием.

— Приве-ет. — проговариваю, после минутного молчания. Наблюдаю, как она дергается всем телом и словно сжимается от шока. Бледность ее щек уступает легкому румянцу, гортань заметно двигается в непроизвольном, сухом глотке.

— Где ты был все это время? — ее низкий голос так не сочетается с шипением, которое воспроизвели голосовые связки под давлением злости. Длинная коса на правом плече словно перерезает кремовый шелк халата.

Только сейчас позволяю своим глазам прогуляться по ее внешнему виду. Ничего необычного или особо приметного. Та же мягкая кожа, которую запомнили мои пальцы, изящное лицо с яркими, колдовскими глазами и…другие объемы в талии.

— Спрашиваешь, как сварливая супруга. — улыбаюсь и рассматриваю интерьер светлой прихожей. Краем глаза замечаю ее раскрытые в удивлении губы. Их тоже затронул румянец смущения…

«Или это нечто другое.»

Мария вновь дергается и выставляет вперед левую руку, которую прятала за спиной. Демонстративно приподнимаю свою бровь, рассматривая немецкий Walter P99, к которому она умудрилась отыскать глушитель.

«Твоя осторожность похвальна, детка, но здесь отменная шумоизоляция.»

Я тоже имел привычку не расставаться с оружием, но это были времена моей юности. Сейчас все гораздо проще.

— Сегодня все завершится…— говорит шепотом, поглаживая указательным пальцем спусковой крючок. Ее рука весьма натренирована, а глаза горят дьявольским огнем.

Я бы хотел вернуться во времена святой инквизиции, чтобы лично отпустить грехи столь опасной ведьме. Ее робость и испуг не наиграны, но огонь так ярко горит, вынуждая становиться мотыльком.

— Правда? — изображаю недоумение, а потом резко меняю мимику лица, открывая свое безумие. — Кто бы мог подумать! — злюсь, потому что мой разум проговаривал эту же фразу.

Она делает резкий вдох и отходит назад, отвыкнув от моей вспыльчивости, но взгляд не убирает. Он скользит по мне весьма заманчиво и даже ласково. От него становится неудобно и одновременно приятно. Совсем не то, что представлялось мне ранее.

— Ублюдок…— опять шипит, сдувая прядь волос возле лица. Рука, удерживающая пистолет, не дрожит и продолжает указывать на меня.

Этот яростный жест успокаивает моего внутреннего демона, но не надолго. Опять разминаю шею и смотрю в сторону кухни. Я до сих пор голоден.

— Можно? — спрашиваю, небрежно махнув рукой вперед. Начинаю двигаться к холодильнику. Размеры прохода позволяют Марии не двигаться, но соблюдать безопасную дистанцию. Дуло глушителя упорно следует за мной и я уверен в том, что она не станет стрелять мне в спину.

«Ты хочешь видеть мои глаза…»

Открываю дверцу, рассматриваю содержимое. Мне нравится итальянская кухня, ее простота и особый аромат. Заостряю внимание на каччиаторе* и брускетте. Достаю контейнеры, а потом присвистываю от свежеприготовленного имбирного бисквита.

«Явно ждала гостей.»— мне не понравились эти мысли, поэтому я решаю поиграть на ее терпении.

Не используя столовые приборы, я просто беру руками куриную ножку и начинаю поглощать в стремлении утолить первый приступ голода. Делаю это максимально не естественно, не опрятно и весьма грубо.

Так продолжается до того момента, когда я сминаю в руке свежую выпечку.

— Прекрати. — требует малыш и опускает взгляд на мои лакированные ботинки. — Это бессмысленно.

Я усмехаюсь, стирая крошки с губ тыльной стороной ладони. Беру салфетку, вытираю руки и забираю со стола один мятный леденец. По прежнему осматриваю все вокруг, пока не натыкаюсь взглядом на приоткрытую дверцу шкафа, где должны стоять моющие принадлежности.

Она тоже смотрит туда и я отмечаю, как быстро увеличились ее темные зрачки. Открываю створку, рассматриваю новую электрическую кухонную пилу для рубки мяса и костей. Рядом две упаковки эластичных жгутов, моток плетеной веревки и нож для разделки мяса.

Шерлок бы тоже сразу догадался, так как все лежит особняком, в еще запакованном виде.

— Клеенку я тоже взяла.— проговаривает Мария, сделав два шага вперед.

Закатываю глаза и мычу от раздражения.

— И ты посчитала это оригинальным? — морщусь от отвращения. Никогда не любил убивать людей и фильмы с жестокими сценами не смотрел.— Даже пилочкой будет симпатичнее.

«Зачем вообще делать нечто грязное и недостойное, когда есть те, кто смогут все прекрасно исполнить за кучку новеньких купюр?»

— Это мне решать! — кричит и дергается, начиная терять контроль.

— Ну разумеется.— растягиваю слова, еще больше запугивая своим взглядом.

Она дышит слишком громко, через рот. Глаза сияют и я не могу понять от чего. Ненависть или страх.

Опять иду к ней навстречу, с равнодушием провожая направленный на себя пистолет. Мария хочет отойти в сторону, но знает, что это станет показателем ее неуверенности и слабости.

Долго и дотошно мою руки с мылом. Я маниакальный педант в отношении своего тела. Смотрю на исчезающую пену и задумываюсь о точном количестве убитых мною людей.

Их смерти, так или иначе, были частью моих планов.

Подхожу ближе и сталкиваюсь с дулом глушителя. Он нацелен строго мне в сердце.

— Ну давай уже. — выражаю всем своим видом скуку и разочарование.

Джим Мориарти не боится смерти. Наоборот, в ней есть выход из этой нескончаемой, заурядной карусели. Мой интеллект преодолел последние барьеры на пути к вечности.

Меня всегда будут помнить. С этим не поспоришь.

Мария слегка всхлипывает и делает два шага вперед. В ее глазах что-то сверкнуло, словно маленький взрыв. Женская ладонь касается моей груди и резко толкает к стене.

Похоже, мое равнодушие оскорбило ее окончательно.

— Ты…— давит мне на подбородок пистолетом, вынуждая откинуть голову назад.

Я больно ударился затылком, но стерпел, однако она совсем разыгралась, пытаясь придавить меня собой. Весьма странный метод давления с учетом неравных сил. Тактильное насилие не в ее характере. Она более пассивна и обманчиво послушна.

— Ты покалечил Шерлока! — ее пальцы сминают ткань моего пиджака, а резкие выдохи выдают отчаяние с примесью нестабильности.

— Брось, они всего-то хотели сделать его своим…— теряю нить мыслей, потому что в этот момент, она прижимается ко мне особенно сильно, зашипев через сжатые зубы.

Я чувствую тепло ее живота, запах чистой кожи и дыхание.

— Ты специально все подстроил, чтобы он страдал, а я была вынуждена…— тут обрывается уже Мария, поздно осознав последствия своей эмоциональности.

Я ожидал упреков и обвинений, ведь все положительные герои должны обрушить гневную тираду на злодея, перед тем, как его убить. Стандарты никто не отменял и мне должно стать противно от осознания этого, однако наш близкий контакт все меняет.

Слышу смену ее дыхания. Вдохи порывистые, но становятся глубокими. Пальцы до сих пор сжимают ткань пиджака, рука с пистолетом дрожит. Она на пределе.