Кто-то из умных людей очень верно подметил, что главное в музыке не сама мелодия, а паузы. Ведь когда звучит музыка, у человека активно работает слух. А во время паузы каждый по-своему реагирует на то, что услышал.

Можно считать, что несколько минут, которые понадобились Муму, чтобы дойти от почты до своего дома, и были той паузой, когда из событий, фактов, воспоминаний начала складываться целостная картина. В одном из дворов, через которые проходил Муму, росли клены, и, как ни старались дворники, вся дорожка была засыпана золотой и оранжево-огненной опавшей листвой. Муму почему-то вспомнил, как во время совсем недавней поездки с друзьями на шашлыки один из его приятелей, Генка Прохоров, рассказывал, что такой же осенней порой в аварии «Невского экспресса» погиб кто-то из его близких. Гуляя с Дорогиным по шуршащей осенней листве, Генка вдруг понизил голос и сказал:

– Никакие это не террористы, я уверен! Это какой-то псих взорвал тогда поезд…

– Почему ты так думаешь? – удивился Дорогин, которому кто-то рассказывал, что этого поседевшего молодого человека отлучили от ведения дела из-за его неадекватности. И будто бы он даже лечился в психбольнице.

– А я когда лежал в психушке, вы же все знаете, что я лежал в психушке, – проговорил он, снова понизив голос. – Так вот, когда я лежал в психушке, к нам привезли одного больного – фаната фильма «С легким паром!». Он его смотрел-смотрел, а потом начал жить по этому фильму. И он все время читал вот эти стихи:

Помните, там дальше было:

– Ну и что? – спросил Дорогин.

А Прохоров вдруг еще тише прошептал:

– Этот псих читал стихи, а потом вдруг оборвал все и закричал: «Я сделал это! Я сделал! Йес! Йес! Йес! От рельс колеса оторвал!»

– Может быть. Все может быть, – произнес тогда Дорогин, ускоряя шаг, чтобы поскорее вернуться к мангалу.

Он отлично понимал, что с теми, у кого проблемы с психикой, лучше не спорить. А нервная дрожь, которую излучал несчастный Прохоров, свидетельствовала о том, что он до сих пор не избавился от своей навязчивой идеи фикс.

Но почему-то сейчас в словах Прохорова Муму усмотрел рациональное зерно. Ведь всякому, кто начинает мстить отдельно взятому человеку или целому народу, всегда требуется психиатрическая экспертиза. И в случае с этими летучими муравьями наверняка есть кто-то, кого сжигает жажда мести. Но его покрывает, направляет, возможно, даже спонсирует еще один или даже несколько людей, обуреваемых жаждой власти.

Разве придет здравомыслящему человеку в голову в центре европейского континента, в одном из крупнейших городов мира применить биологическое, даже точнее, микробиологическое оружие в виде зараженных крылатых муравьев?!

Всякий здравомыслящий человек понимает, что остановить размножение насекомых невозможно. Везде пишут о том, что они, как и вирусы, и простейшие, научились приспосабливаться к любым условиям, даже химикаты их порой не берут. Взять тех же тараканов, от которых в девяностые было не избавиться. Только выпусти этого джинна из бутылки, и он начнет жить своей собственной жизнью. А если начнут размножаться зараженные какой-то болезнью насекомые, их колонии в большом городе могут стать оружием пострашнее ядерного. Значит, не только твои близкие, но и ты сам будешь находиться в смертельной опасности. Может, у того, кто выпустил насекомых в метро, нет близких? Может, они погибли от рук русских? Или он фанатично предан идеям какой-нибудь религиозной секты?

Дорогин проиграл различные варианты. И наиболее правдоподобным показался вариант «испорченного телефона». То есть должна где-то существовать лаборатория, где проводятся эксперименты с новыми видами биологического оружия. Вполне возможно, она находится на Кавказе. А здесь, в Москве, появились люди или человек, готовые дать средства на осуществление каких-нибудь террористических актов. Чтобы накалить обстановку, попугать. Чтобы люди вспомнили, что раньше жилось спокойнее, чтобы вспомнили о старой власти, о ком-то из бывших вспомнили.

В общем, джинн был выпущен из бутылки. Теперь нужно срочно искать и его, и бутылку, из которой его выпустили. И нужно быть готовым к тому, что кто-то из участников всей этой страшной истории окажется ненормальным, а значит, его следующий ход и вообще дальнейшее развитие событий предугадать будет невозможно. Игру, если это можно назвать игрой, придется вести вслепую. Хотя… и тут интуиция дала Дорогину отличную подсказку. Он как раз подошел к своему подъезду и взглянул на балкон, где разговаривала с парнем, хозяином забытого сутки назад рюкзака, девушка по имени Настя.

Удивительно, но Дорогин почему-то запомнил ее имя. В этот дом он переехал недавно. И жильцов знал еще плохо. Да и, в общем-то, он никогда особо не интересовался жизнью соседей. Хотя его профессиональная память всегда фиксировала особо важные моменты. Ему предстояло во что бы то ни стало познакомиться и с этой Настей, и с ее другом, у которого в рюкзаке была банка с летучим муравьем или летучими муравьями. Ведь кто знает, как они размножаются. Это могла быть самка, несущая яйца. Из яиц могли произрасти новые насекомые. В вагоне метро вполне могла оказаться именно та банка. Хотя тот парень мало был похож на террориста, скорее на рассеянного студента-«ботаника».

Еще раз взглянув на балкон, Дорогин, не заходя к себе в квартиру, поднялся на нужный этаж и позвонил в двери. Он почувствовал, что его долго и внимательно разглядывают в глазок. Затем двери приоткрылись, и в образовавшуюся над сдерживающей створку цепочкой осторожно выглянула пожилая миловидная женщина.

Заходя в подъезд, Муму обычно здоровался всегда и со всеми. И женщина, очевидно, вспомнила его и узнала. Но, ожидая объяснения, двери не отворила.

– День добрый, – поприветствовал ее Дорогин и добавил: – Я ваш сосед, мне срочно нужно поговорить с вашей дочерью Настей.

– А Насти нет, – не снимая цепочки, ответила женщина, – она на практику уехала, со своим руководителем.

– А куда, не знаете? – спросил Дорогин, надеясь разыскать девушку.

– Куда-то на Кавказ, – ответила женщина.

– На Кавказ?! – удивился Дорогин.

– Ну да, на Кавказ, – пожала плечами женщина, – но куда точно, я не знаю. Настя говорит, что только там водятся какие-то мошки, которыми она занимается.

– Мошки, то есть насекомые? – уточнил Дорогин.

– Да, какие-то комары или муравьи… Она на биофаке учится. И вот занялась какими-то насекомыми.

– А когда она должна вернуться?

– Через пару недель. А вам Настя моя зачем? – уточнила женщина.

– Да мне, собственно, не столько она нужна, сколько ее друг, они, наверное, вместе учатся… Степан, кажется…

– А, Степа… Да, есть такой, он с ней в одной группе на биофаке учится, – кивнула женщина, по-прежнему не снимая цепочки.

– Он тоже с ней поехал на практику? – уточнил Дорогин.

– Нет, – покачала головой женщина. – Она с профессором своим поехала.

– С Леонидом Прокофьевичем? – вспомнив текст телеграммы, высказал предположение Муму.

– Вы знаете Леонида Прокофьевича? – оживилась женщина, вдруг сняв цепочку, и, оглянувшись, пригласила Дорогина войти.

Тот пожал плечами и зашел в квартиру.

Вновь осмотревшись, женщина поинтересовалась:

– А вы не знаете, что он за человек, этот профессор? Он женат? Вы поймите меня правильно. Настя – моя единственная дочь. Я так волнуюсь за ее будущее. А теперь, знаете, такие времена, такие нравы. Пожилых преподавателей часто тянет на молоденьких студенточек.