Джексон скакнул вперед, ухватившись за порезанное запястье противника обеими руками. Если как следует поднажать, этот человек выронит пистолет или, по крайней мере, ослабит хватку. Сейчас не до того, чтобы думать о последствиях – о том, как все будет выглядеть, если эта штука выстрелит и ему придется объяснять, откуда в его доме взялся еще один труп! Сейчас нужно просто выжить. Обязательно, поскольку послание Неона, пусть и на какой-то короткий момент, заставило его вновь ощутить самого себя. Теперь он понимал, что связывает его с этим безысходным и мрачным миром, – пусть и не он сам его создал. И с этим знанием надо прожить достаточно долго, чтобы завершить начатое, прежде чем покинуть его навсегда.

Джексон по-прежнему не мог видеть лица нападавшего, которое было скрыто вязаной маской с дырками для глаз. Чувствовал лишь, что противник тяжело дышит, отметил, что тот на несколько дюймов поменьше ростом и на несколько фунтов полегче его. Это вроде должно было дать Джексону физическое и психологическое преимущество, но киллер, явно не новичок в единоборствах, знал свое дело. Пистолет прилип к его кожаной перчатке, словно на клею. С каждой попыткой вывернуться из захвата он методично молотил Джексона свободной рукой, и каждый удар был сильней предыдущего. Ни увернуться, ни как-то смягчить сыпавшиеся на него тычки Джексону никак не удавалось. Его словно размеренно били железным ломом. Грудь и подбородок наливались болью. Черт, надо было раньше завязывать с курением!

Джексон в отчаянии усилил захват, чувствуя, как теплая кровь струится у него между пальцев. Если он надеялся, что стрелок выпустит пистолет, то явно просчитался. Спотыкаясь, они откатились назад, опрокинув стул. Мэтт зажмурился от боли, когда носок ботинка врезался ему в голень, после чего тут же получил мощный удар кулаком в живот, отчего его едва не вырвало. Хватая воздух ртом от шока и боли, он почти переломился пополам. Возникло странное чувство, что он всего лишь зритель, что просто наблюдает за происходящим с ним со стороны.

Они отшатнулись к лестнице, где он болезненно врезался плечом в перила. Прогремел еще один выстрел, на сей раз угодивший в потолок. Тот словно взорвался, осыпав их обломками штукатурки. Джексон сморгнул песок и пыль, глазные яблоки зажгло огнем. Ему показалось, что он слабеет, а его противник, поддерживаемый опытом и беспощадностью, начинает брать верх. Мэтт чувствовал, как легко и грациозно тот двигается, пританцовывая на цыпочках, какая сила кроется в его тонких жилистых руках. Джексону казалось, что сам он движется не проворней перегруженного мусоровоза, пытающегося развернуться в тесном переулке.

Но если он будет рассуждать в негативном ключе, то скоро ему конец.

Переключив скорость, Джексон всем своим весом резко пихнул своего противника вперед – тот даже хрюкнул от неожиданности, когда они влетели через открытую дверь в кухню. Пистолет с клацаньем заскользил по плиточному полу. Едва нападавший подогнул колени, чтобы подобрать его, как Мэтт пинком отшвырнул оружие прочь. Это решило дело. «Теперь только он и я, кулаки и ноги», – подумал он.

Словно пришпоренный, Джексон еще раз со всей силы коварно толкнул своего противника обеими руками – прямо в грудь, которая показалась ему неожиданно мягкой. На сей раз человек, который явился, чтобы убить его, не устоял – отшатнулся назад и упал, ударившись затылком о твердую гранитную столешницу. Случайно это вышло или намеренно, Джексону было абсолютно насрать – главное, что тот переломился пополам и соскользнул на пол. В полном отрубе.

Мэтт тоже согнулся колесом, уперев взмокшие ладони в бедра и пытаясь унять дрожь в руках и ногах. Во рту пересохло. Голова кружилась, горло судорожно сокращалось, пока остатки адреналина еще бушевали в крови.

Из руки нападавшего, по которой полоснул нож, на пол струилась кровь. Ее было много. Такой порез определенно надо зашивать, простой повязкой не отделаешься. И непонятно еще, насколько серьезна черепно-мозговая травма.

«Давай-ка на тебя глянем», – подумал Джексон, срывая вязаную маску. И широко раскрыл глаза, увидев перед собой лицо молодой женщины.

С оказанием первой помощи Джексон заморачиваться не стал – больно много чести. Порывшись в карманах девицы, вытащил отвертку, набор отмычек и небольшой молоток. В бумажнике – сорок семь фунтов и шестьдесят пять пенсов наличными, но никаких кредитных и дебетовых карт. Мобильника тоже нет. Похоже, его гостья сделала все, чтобы скрыть свои личные данные. Что более удивительно, в кармане джинсов обнаружилась блистерная упаковка таблеток – которые он сразу же узнал, поскольку одному из его коллег прописывали такие же при прохождении химиотерапии. Но блистер был без коробочки, на которой обычно пишут фамилию пациента, так что и тут говорить не о чем.

Джексон перевел взгляд с таблеток на лицо перед собой. Глаза закрыты, бледные ресницы и брови. Кожа цвета недожаренной картошки, волосы как грязная солома, тонкие губы. Морщинки в уголках глаз и на лбу наводили на мысль, что она явно старше, чем он сначала подумал. Либо так, либо она вела слишком беспокойную жизнь – что, учитывая ее способ зарабатывать на жизнь, почти наверняка и было объяснением. Остальные черты ее лица оказались настолько обыкновенными и ничем не примечательными, что увидишь такую в толпе – и во второй раз уже не посмотришь. Абсолютно незапоминающаяся внешность, просто превосходная для такого направления работы.

И что же, черт побери, делать дальше? А с ней как поступить? Он нисколько не сомневался, что стоит ей очухаться, как она опять сделает попытку его прикончить.

Джексон поднял с пола пистолет и сунул в карман, собрал стреляные гильзы, сложил в кучку. Нож с окровавленным лезвием отнес в кладовку. Пожалуй, на нем достаточно ДНК, чтобы привязать ее к целому множеству нераскрытых убийств. Потом сходил за рулоном скотча, поставил на ножки перевернутый стул, взгромоздил на него обмякшее тело женщины и примотал к нему. Кожа ее куртки не слишком-то хорошо справлялась с остановкой кровотечения, так что Мэтт наскоро перевязал ей руку парой кухонных полотенец. Пока она пускала слюну из угла рта, завалив голову набок, налил себе чистого виски и уселся на стул напротив – достаточно далеко, чтобы она не сумела достать его ногой и чтобы можно было заранее уклониться, вздумай она качнуться на ножках стула и попробовать достать его головой, как это делают в кино.

Джексону казалось, будто сам он покрыт синяками буквально с головы до ног. Везде болело и ныло. Пожалуй, несколько дней будет трудно двигаться. Но плевать. Главное, жив. Хотя это все равно ненадолго.

Он опять обратился вниманием к своей пленнице. Прямо перед ним сидела беспощадная и решительная киллерша. И ему исключительно повезло, что на сей раз у нее ничего не вышло. Отпустить ее – значит позволить ей убивать снова. Нехорошо. Но выдать ее полиции – значит подставить самого себя. Это даже не обсуждается. Не надо быть гением, чтобы представить, какая гора полицейской и юридической волокиты на него свалится, если он так поступит.

Джексон приложился к стакану. Неразбавленный виски обжег как огнем, но саднило в горле не только из-за алкоголя. Послание, оставленное специально для него, все изменило. Несмотря на всю его профессиональную подготовку, на его личный моральный кодекс, на все то, что было для него свято, месть значила для него сейчас больше, чем смерть. И под отмщением он понимал не правосудие в общепринятом смысле: судебное дело, приговор и пожизненный срок без права досрочного освобождения. Поскольку это означало бы, что убийца Полли по-прежнему сможет есть и пить, спать и дышать, якшаться со сходно мыслящими мерзавцами, вспоминать о том, как…

Джексон крепко потер лицо. Так что действительно большой, реально выносящий мозг вопрос заключался в следующем: если он сможет найти того, кто убил его жену, хватит ли у него духу убить его? Сможет ли он спустить курок? Прямо здесь и сейчас, в этот весьма напряженный момент, со стаканом виски в руке, Джексон думал, что сможет. И все же где-то в глубине души понимал, что гнев и ярость не способствуют холодному суждению, не говоря уже о хладнокровном убийстве. А если до этого все-таки дойдет, сумеет ли он пойти до конца или же подведут нервишки?