Они часами все ему рассказывали. А потом Джулиен Имара рассказала о сделке в лабиринте.

— Скажите, — она посмотрела в его глаза, — что означает кольцо с жемчугом?

Он замешкался. На миг.

— «Луна из-за облака сияет и не угасает», — процитировал он из книги о камнях, эти знания заучивал каждый поэт. — Жемчужина представляет пользу искусства, доброту. Это говорит о том, каким Пророком ты была. И можешь еще стать через годы. Не забывай о такой возможности.

— Возможно, когда-нибудь, — сказала она. Через много лет, если она будет учиться, и ее пригласят. Но лира из Иного мира уже не будет ее.

Часть истории задела его. То, что Дорн был в опасности. Теперь рассказывал Дорн о своих снах, где его проглатывала тьма. Сны, что напоминали о Манайе.

— Он принадлежит ей, — сказала Джулиен. — Так мне сказали. Но кто она?

— Думаю, ты знаешь, — сказал архимастер Хендин. — После всего, что ты слышала и видела.

— Белая королева.

— Элиссан Диар впустил ее через портал в этот мир, — сказал он. — И теперь у тебя есть ее имя.

— Но это ослабит ее лишь на время, — сказала Джулиен. — Вряд ли это поможет.

— Нам нужна стратегия. Но, думаю, это еще не все. Судя по твоему рассказу, на Дорна охотятся. И на нас троих будут охотиться, пока мы не найдем убежище.

— Где это? — спросила она.

Он притих.

— Отдайте меня Белой королеве, — сказал Дорн. — Я не хочу, чтобы кто-то страдал из-за меня, — он старался звучать храбро.

— Не надо так, — строго сказал архимастер Хендин, впервые звуча властно. — Не забывайте, я — Пророк, и чары вернулись. Это пока приносило лишь беды, но есть польза. Я раскрыл способы, как скрывать нас в пути.

Дорн смотрел на свои ладони на столе.

— В пути? Куда мы идем?

— К Лин Амаристот, где бы она ни была, — сказал архимастер Хендин. — Я не знаю, сможет ли она вас уберечь. Но она может знать, что делать.

* * *

Той ночью она и архимастер сидели за столом одни. Дорн ушел спать. В тепле огня и от эля Джулиен заговорила о том, что хотела обсудить все это время.

— Мужчина из моих снов, — сказала она архимастеру Хендину. Он сидел, закинув ноги на стул, курил трубку. Она почти устыдилась того, что мешала ему, но ей хотелось знать. — Пророк, — уточнила она. — Вы знаете что-нибудь о нем?

Он замер. На миг он был как статуя, только дым поднимался к потолку. Он посмотрел на нее с нечитаемым выражением лица. Она знала лишь, что привыкла видеть архимастера Хендина добрым, словно у него была только эта черта. Теперь она видела другое.

— Знаешь, Джулиен Имара, — начал он и замолчал. Потом продолжил, голос огрубел от эмоций. — Ты хоть понимаешь, как тебе повезло?

Она смотрела на него.

— Не понимаешь, — он поднял голову к потолку, словно размышлял о чем-то. Когда он посмотрел на нее, она обрадовалась. Вернулся мужчина, которого она знала, который хотел успокоить остальных. Не тот, кого нужно было бояться. — Конечно, нет, — он чуть рассмеялся. — Когда мы юны, к нам все приходит. Мы даже не знаем ценность того дара, пока он не пропадает. Ты… думаю, ты — первый Пророк, который сделал это с тех пор, как Дариен Элдемур вернул чары. Я не думаю, что у Придворной поэтессы были такие сны. У нее нечто пошло не так, мы всего не знаем. Но ты…

— Может, вы не понимаете, — нахмурилась Джулиен. — То были просто сны.

— Просто сны, — он покачал головой. — Ты видела первого Пророка. Не понимаешь? Ты прошла то, что должно быть с каждым из нас. Я читал о Пророках, которые приходят во снах к новым посвященным. Первый… его цель — восстановить тебя. Идею, что нам нужно искусство, чтобы видеть мир, как мы делали в начале. С удивлением.

— Пока жизни не лишили нас этого очарования, — вспомнила Джулиен слова второго Пророка из снов.

— Да, — тяжко сказал он, глядя на узловатые пальцы. — А потом приходят другие проводники. С уроками. Цепь разных проводников, они передают то, что выучили. Создают новое место для тебя.

Цепь. Так и было, она ощущала тогда связь с тем, чего не было раньше. Она тогда не была одна. Она была частью традиции, которая тянулась к ранним песням, первому поэту. Она смотрела на него новыми глазами.

— У вас этого не было.

— Нет. Нас этого лишили, когда Давид Прядильщик сна убрал наши силы, — он отложил трубку и склонился. — Я знаю, что ты переживаешь, — сказал он. — Сложно понять то, что я пытаюсь сказать. Но однажды, когда ты тянешься к мелодии или верному слову, этот источник чар будет ждать тебя. И я верю, что ты поймешь, когда это произойдет.

Она не понимала. Она уже не пронесется по той горе. Но она помнила лицо архимастера Хендина. Она сказала:

— Вы верите, что лучше иметь такое и потерять, чем никогда не иметь?

Теперь он улыбнулся.

— Конечно.

* * *

Лунный свет заливал комнату Дорна Аррина, когда он поднялся. Он сразу это заметил. Он помнил, что закрывал ставни из-за холода. Ветер проникал в комнату и слабый свет. В таком свете Дорн увидел через миг, что был не один.

— Ни звука, — Этерелл Лир вышел из-за двери. Поднял руку в предупреждении. Он закрыл дверь и задвинул засов.

Дорн ощутил слабость в коленях, но смог устоять на ногах.

— Ты пришел убить меня?

— Нет. Но если позовешь на помощь, я убью девчонку. И старика, и тех, кто еще придет.

— Ты бы так сделал.

— Ты знаешь, что да.

Дорн шагнул вперед.

— Я видел, как ты убил Марика, — сказал он. — Но Джулиен и архимастер Хендин невинны.

— Но не я, — Этерелл улыбался. — И ты. Видимо, — он склонился и прошептал ему на ухо. — Ты невинен, Дорн Аррин?

Дорн сжал кулаки.

— Тебе нравится власть надо мной, да? — тихо сказал он. Никто не должен был пострадать. — Давай. Служишь так господину? Он мертв, кстати.

Улыбка Этерелла стала оскалом.

— Он не был моим господином. И я знаю, что он мертв. Я видел его смерть. Видел бы ты эту королеву, Дорн. Она перевернет мир, будет весело смотреть. И она почему-то хочет тебя.

— Знаю, — сказал Дорн. — Она хотела меня с огней Манайи. И ты скормишь меня ей.

— Вряд ли она хочет тебя убить, — сказал Этерелл. — Не сразу. Если бы от тебя не было проку, она бы хотела, чтобы я тебя убил тут. Чтобы не было проблем.

— Да. Проблем, — руки Дорна обмякли. Он не мог сказать, что чувствовал. Он помнил сон на острове Академии. Камень прыгал по воде. Серо-голубая, зелено-серая, серебристо-серая. А потом он сказал. — Мы далеко от дома.

Этерелл хлопнул его по плечу.

— Ты — возможно, — бодро сказал он. — Я избавлен этого. У меня нет дома.

ГЛАВА 19

Перед появлением процессии были признаки. Каждый раз. О них шептались. Огонь вдруг угасал в каминах. Печь остывала, и из трубы появлялись сосульки. Лед покрывал ванну, где до этого была теплая вода. Окно, которое терпело десятки зим, замерзало так, что трескалось.

Были и другие знаки, и они появлялись раньше. Ребенок просыпался от кошмаров ночь за ночью. Муж и жена, обычно спокойные, начинали ссориться. У коров кончалось молоко, лошади вредничали, собаки прижимались к земле и скулили. Ворон садился на подоконник, смотрел красными глазами и не хотел улетать.

А потом приходила процессия. Ее вел смех. Не веселье, а жуткий звук. Когда появлялся лидер, невероятно высокая женщина, которая сияла, ее окружали последователи. Некоторые будто выкрасили лица порошком из бриллиантов, чтобы сиять, как их леди, и их губы тоже были алыми. Все несли оружие — мечи, топоры, пики, пращи. Факелы озаряли путь и могли уничтожать.

Хотелось и посмотреть на нее, и отвести взгляд, бежать от нее и приблизиться. Ее волосы были как огонь или кровь, зависело от света. Ее глаза от ледяных голубых становились зелеными, как у кошки, но всегда были холодными.

В одной деревне предупреждения были днями после Тамриллина. Люди были готовы, вооружились. Группа смелых мужчин бросилась на процессию с факелами и мечами. Они кричали со старой гордостью племен, живших тут. Их короля убили, их бросили странному инею и огню. Они готовились к войне.